– Тот унтер, из «Эдельвейса»… Он один такой был? – Пётр, не мигая, смотрел на начальника.
– Какой, Пётр? – Николаев не отвёл взгляда.
– Другой. Не такой, как остальные шатуны. – Лейтенант развернул стул спинкой вперёд и сел на него верхом, потом качнулся на стуле несколько раз, ожидая ответа Николаева. Тот молчал, скрестив руки на груди.
Шпагин понял, что ответа не будет.
– У меня логика простая, и от вашей наверняка не отличается: никто из окруженцев не станет нападать на хорошо укреплённый форт… да ещё с миномётами, химоружием и самоходной установкой. Я имею в виду «настоящих» окруженцев, а не тех, у кого может быть свой бубновый интерес в подземелье. Но вы об этом ничего не сказали.
Шпагин понизил голос:
– Сергей Александрович, мы друг друга ещё с университетских времён знаем… Кто ещё может быть в курсе дела о том, что говорилось в радиограмме чехов? Немцы? Союзники? Если вы что-то недоговариваете, это…
Лейтенант вздохнул, потом встал и направился к выходу. Уже на пороге он повернулся к капитану:
– Чем конкретно нас обстреляли? Химия… Вы не анализировали?
Николаев подошёл к окну. Сумерки наползали на форт от лесной чащи. Не поворачиваясь, глухо сказал:
– Знаете, Пётр, а ведь я вас не помню среди своих студентов. – И добавил после короткого молчания: – Адамсит. Или другая какая-то дрянь на основе мышьяка. Бойцы Лютенко продегазировали форт… Вы трое точно в рубашках родились, как сказал Штильман. Доза-то, похоже, была убойная, даром что ветер в другую сторону дул.
Шпагин молча вышел из барака.
* * *
Утром, после завтрака, Пётр спустился на четвёртый уровень. Николаев уже был там. О вчерашнем разговоре не вспоминали. Оба химика методично осматривали бесконечную, казалось бы, вереницу лабораторий, вспомогательных помещений, вентиляционных установок и невероятной сложности систему технологических коммуникаций, состоящую из труб всевозможного диаметра и назначения, воздуховодов, насосов, фильтров, башен перегонки, реакторов… Не зная, как конкретно выглядит ящик, что именно он хранит, они практически искали иголку в стоге сена. И всё же оба надеялись на логику учёных; они ставили себя на место чехов, пытаясь хотя бы примерно определиться с частью огромного комплекса, в котором те могли спрятать материалы. Другого выбора не было.
За обедом Юлия понукала Крюкова и Малинникова, наседая на них с просьбами поскорее закончить разминирование пятого уровня. Оба сапёра суеверно открещивались от девушки, обещая, что к вечеру дадут ей возможность обследовать по крайней мере начальный участок уровня, вокруг входа.
После еды наступил «мёртвый час»: сапёры начинали свой четырёхчасовой отрезок работы. По их требованию, спецы не должны были находиться в бункере в то время, пока они работали внизу.
Врач и трое учёных собрались вместе в столовой. Разговор не клеился. Начался монотонный, осенней занудности, дождь. Брюквенное поле с мрачным скелетом сгоревшего «Штуга», развороченное гусеницами и покрытое оспинами воронок, не поднимало настроения, да и лес потерял привлекательность, нацепив дождевой маскхалат.
Стало немного веселее, когда к ним присоединились Лютенко и старлей Южаков, комвзвода танков. Южаков принёс аккордеон; оказалось, он неплохо играл («для танкиста», поддел его Лютенко), и Юлия первой предложила потанцевать.
Время подошло к ужину.
Сапёры, устало отдуваясь, вернулись из бункера.
– Ещё смену, ну, может, две. Если подлянки не будет никакой, – сказал Крюков в ответ на немой вопрос Асмоловой.
– Пётр, давай перекусим побыстрее, и… – Капитан внезапно поперхнулся. Изо рта у него хлынула кровь.
Шпагин не сразу понял, что случилось.
Ему показалось, что взрыв прогремел позже, после того, как Николаев стал наваливаться на него. У капитана была пробита грудь.
Оглушённый Пётр не смог удержать его, упал под тяжестью обмякшего тела.
Он пытался встать, но ноги скользили по крови на полу. Фотографически чётко он видел, как Штильман с окровавленным лицом рухнул рядом с обезображенным, иссечённым осколками Малинниковым… как страшно дёргался Крюков, по-неживому, конвульсивно…
– …Южаков! Южаков! – кричал Лютенко, зажимая рану на щеке. – К танкам! Немцы! Живее, помоги же, твою дивизию…
Танкист подхватил Лютенко. Сквозь дверной проём Шпагин видел, как они бежали к стенам форта; бойцы Лютенко уже занимали оборону.
– Юлия! Ты где? – Шпагин озирался, мотая головой, пытаясь вытрясти противную глушь из ушей.
Девушки не было.
Взрывы на территории форта раздавались один за другим.
Шпагин сполз по стене спиной, оставляя кровавый след, и уселся на полу. Подмога не успеет, механически подумал он. Немцы будут здесь раньше.
Пора.
Лейтенант встал и, шатаясь, направился к бункеру.
* * *
Звуки боя не проникали на такую глубину, лишь едва ощутимые содрогания пола под ногами говорили об интенсивности схватки на поверхности.
Шпагин повернул рубильник освещения.
Собственно, он изучил командный пункт досконально, мог бы при необходимости работать и в темноте. Он неделями практиковался в том, что намерен был сделать в следующие мгновения.
Подойдя к щиту управления, лейтенант уверенно защёлкал переключателями и тумблерами, приводя в готовность соленоиды цистерн третьего уровня. Оставалось последнее – маховик открытия шлюзов. Меньше чем через минуту тонны воды хлынут с третьего уровня, затапливая всё, что находилось под ним. Н-штофф взорвётся при контакте с водой, уничтожит подземелье…
Включая документацию, оставленную чехами-сопротивленцами.
– Не спеши, Пётр…
Он вздрогнул и обернулся.
Тяжёлый «токарь» нелепо смотрелся в маленькой женской руке. «Тендитной», сказал бы Лютенко.
– Как ты догадалась?
Не спуская глаз с лейтенанта, Юлия по-кошачьи переместилась от двери к основному пульту в центре КП. Теперь, если бы ей нужно было выстрелить в Шпагина, щитовая не попадала на линию огня. Умно, отметил он.
– Нельзя быть таким опрометчивым, товарищ лейтенант, – она сделала упор на слове «товарищ». – Если ты рассказываешь об окислителях, которые известны науке настоящего времени, старайся использовать сведения, известные только науке настоящего времени…
Что-то было слишком очевидным в этом её высказывании, но Шпагин не вдавался в подробности. Время поджимало.
– Это ты о чём? – Он мысленно прикидывал: если она всадит в него пару пуль, сумеет ли он всё-таки провернуть маховик хоть на два-три оборота? А что это изменит? Нелепо…
– Трифторид окиси азота будет открыт только четверть века спустя. Как видишь, я не догадалась. Я знала.
Пол дрогнул под ногами Шпагина. На этот раз он не был уверен, что от взрыва.