Реинкарнатор

– Значит, я сейчас умру? – растерянно пробормотал мужчина, сидя в одних трусах на смятой кровати, где только что спал в обнимку с женой.

Ответа он не услышал. Лишь лампочка на кармографе на мгновение мигнула зеленым, а затем стала красной.

Костя отошел на два шага, чтобы не смазался слепок. Черные хромовые сапоги громко цокали о паркет в тишине.

– Мне страшно… – Мужчина задыхался, разевая рот, как рыба. На несколько секунд ему удавалось прийти в себя, и тогда он говорил. Видимо, это придавало сил пережить следующий приступ.

– Не бойтесь, это не самая плохая смерть. У вас она будет быстрой и легкой.

– А что дальше?

Костя развел руками:

– Будто не знаете! Переродитесь как миленький. Я же успел!

– Да… все никак не привыкну умирать. Тошка, Машка… они ж еще в садик ходят, как Светка с ними справится без меня?

Костя вместо ответа спросил имя и фамилию – потом потребуется для отчета.

Кармограф пискнул, и лампочка вновь стала зеленой, как Костины глаза. До последнего он сомневался, что успеет. Слишком поздно почуял, времени почти не оставалось.

– Прощайтесь! – крикнул он, распахивая дверь.

В спальню влетели жена и двое детей и замерли в ужасе. Папа стоял на карачках, задыхался, хватал ртом воздух, нелепо размахивал руками в попытках схватиться за что-нибудь. Лицо уже начало синеть.

– Помогите ему! – закричала женщина, но Костя разбирал кармограф и будто не слышал. Симптомы походили на тромбоэмболию в легочной артерии, а это однозначная смерть. Впрочем, диагноз абсолютно не важен. Если появился запах, то все уже не важно.

Пока жена бессмысленно суетилась, а дети ревели, Костя вышел из комнаты и вызвал «скорую» медицинскую помощь. Именно она зафиксирует смерть. Затем ушел, пока на него никто не обращал внимания.

Женский отчаянный крик, переходящий в вой, был слышен даже на улице, а для Кости мир наконец обрел свой объем, запах и цвет. Преобладал черный. Цвет ночи.

Машина нашлась по огоньку сигареты: Митя вовремя вылез на перекур.

– Едем? – приготовился он выбросить окурок.

– Погоди.

Косте нужно было очухаться, подышать холодным осенним воздухом, подождать, пока сердце перестанет стучать, как у жокея на скачках, и адреналин уйдет из крови. Он не боялся смерти, но до ужаса боялся не успеть. У Кости, как и у коллег, иногда на руках умирали по-настоящему. Без слепка кармы. Значило ли это, что они больше не перерождались? Неизвестно. Весь штат московского НИИ реинкарнации не мог ответить на этот вопрос. Считалось, что умершие без слепка рождались вновь, но не помнили прошлую жизнь.

Оставались ли они теми же самыми личностями? Над этим вопросом до сих пор ломают головы философы, для простых же людей смерть без слепка кармы – окончательная, настоящая. Если живешь в другом теле, в другой семье, может, даже в другой стране и ничего не помнишь о себе прежнем – ты уже другой человек, прежний ты умер. Умер не только для всех родных и друзей, но в первую очередь для себя.

– Ладно, хватит мерзнуть. Поехали, – вздохнул Костя.

Они забрались в тепло салона, и двигатель ожил. Желтая машинка с надписью «Скорая реинкарнаторская помощь» тихонько, чтобы не разбить подвеску о колдобины, поехала на патрулирование по Москве. На капоте красовался символ Министерства реинкарнации: круг, прерывающийся в трех местах. Он же был на чемоданчике с кармографом и на вороте кителя сотрудника «скорой».

Костя достал свой рабочий коммуникатор. Машину потряхивало, и палец то и дело попадал в соседние буквы. Это бесило, но останавливаться не хотелось. Надо всего лишь записать имя, адрес и время слепка, и опыт подсказывал, что лучше это сделать сейчас, пока помнишь. Без этих записей в статотделе не примут пластины с кармой, сиди потом, насилуй память.

Покончив с бюрократией, он включил радио. Пощелкал и остановился на новостях. «Президент нанес официальный визит в Королевство Раттанакосин…», «Два человека погибли во время демонстрации за независимость Сенегала от Франции…», «Российские хоккеисты вышли в полуфинал…».

Митя поморщился, но смолчал. По негласной привычке во время дежурства реинкарнаторам никто не смел перечить, они выбирали дорогу, радиостанцию, темы для разговоров и даже кофейню, где под утро, когда спать хотелось сильнее, чем жить, покупали обжигающе горячий кофе в бумажных стаканчиках. Впрочем, Константину Юрьевичу вообще мало кто осмеливался перечить: семнадцать лет работы на «скорой» – это не шутки!

Его неоднократно звали к себе частные фирмы, но он отказывался, несмотря на мизерную зарплату и выматывающий график сутки через двое. Формально, конечно, через трое, но оперативников всегда не хватало, так что часто приходилось затыкать дыры. Вот как сегодня. Все знали: самые тяжелые смены – с ним. Ни отдыха, ни продыха. Он будто гончая, взявшая след. Закончить пораньше хоть на полчаса? Ха! Забудь. Спасибо, если еще не задержишься на час-другой.

Новости на радио сменились болтовней об отмене обязательной реинкарнации. Законопроект рассмотрели уже со всех сторон, о нем высказались не только политики и экономисты, но даже артисты, певцы и спортсмены. Лишь российская буддистская община молчала, будто дала священный обет. На окончательное решение по законопроекту, при горячей поддержке правительства и категорическом неприятии Ордена реинкарнации, могла повлиять именно позиция общины – позиция третьей силы. По радио проправительственный экономист сулил огромную экономию бюджетных денег. Вот только не уточнял, что экономия предполагалась за счет увольнения реинкарнаторов и еще большего снижения и так скудного финансирования «скорой» помощи. Молчал и о том, что в частных компаниях цены за слепок кармы сразу бы подскочили вдвое, а то и втрое, что закрывало возможность перерождения беднякам, а это несколько миллионов россиян. Зато о пополнении казны за счет налоговых отчислений разливался соловьем.

Костя злился, когда слышал эти аргументы, но через секунду все это стало не важно.

– Газу! Газу!

Шофер вздрогнул, вдавил педаль в пол, врубил мигалку и крутанул руль. К счастью, разворот на сто восемьдесят градусов с заносом прошел без инцидентов: Рязанское шоссе по случаю глубокой ночи и начала праздника Огней пустовало. Будь Костя сейчас в нормальном состоянии, Митя бы огреб. Ну кто так водит?! Врезались бы – и машину угробили, и к пациенту не успели бы. Но он не заметил опасного маневра и привычно ткнул пальцем в карту на коммуникаторе. Точка замигала красным, сообщая диспетчеру Скорой реинкарнаторской, куда они едут.

К первому запаху внезапно примешался второй, еле ощутимый, но все же вполне четкий. Костя ткнул снова в коммуникатор, и вторая точка, будто гематома в порванной артерии, запульсировала, сообщая еще об одной смерти. В этот момент ожила рация:

– Четвертый, видим ваши сигналы, куда поедете?

На выбор оставалось несколько секунд. Костя мог спасти лишь одного: между двумя умирающими чуть больше километра, и оба долго не протянут. Но у второго все же время смерти позже, и есть небольшой шанс, что к нему успеет другой оперативник.

– К первому.

– Вас понял.

Через несколько секунд второй запах пропал: Костя вышел из зоны восприятия. Утопив педаль газа в пол, шофер гнал к тому, кто умрет раньше.

Желтая машинка нырнула в очередной двор, вспугнув кота, но не остановилась у домов, а пролетела дальше, к мусорным бакам и железной дороге.

– Тормози. Дальше не проедешь, – скомандовал Костя и обхватил ручку черного чемоданчика.

Под сапогами хрустело битое стекло. Ветер мотал полиэтиленовый пакет, зацепившийся за торчащий из земли железный прут. Воняло тухлятиной, как обычно на помойках, но сладковатый запах смерти все перебивал. На самом деле реинкарнаторы не осязали его в прямом смысле слова, это был внутренний «запах», узконаправленный, он чувствуется тем сильнее, чем ближе находишься к умирающему. Метров за семьсот-восемьсот можно поймать этот «луч» и идти по нему, ощущая всем телом, как компасом. Запахом его называли лишь оттого, что за все столетия существования Куполов так и не придумали лучшего слова.

Костя продрался через мокрые кусты, под ногами захлюпала жижа. Кто-то стонал, привалившись к стенке мусорного бака, но в темноте не разглядеть. Костя вытащил фонарик и осветил длинную рану через весь живот, которую бродяга зажимал руками. Смерть тут уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу в ожидании нового гостя.

Жестяная банка из-под «Праны» под сапогом со скрежетом смялась, привлекая внимание. Очумевший взгляд бродяги сфокусировался, уставился на черную форму. В темноте не рассмотреть ни нашивку Министерства реинкарнации, ни шеврон «скорой» помощи, но все же умирающий моментально понял, кто перед ним. Сухие, обветренные губы пошевелились, а затем с хрипом выплюнули:

– Иди в ад, отродье!

Костя, будто и не слыша этих слов, продолжал собирать прибор прямо на мягкой и липкой от дождя земле.

– Прочь! Не имеешь права!

Лампочка на кармографе загорелась зеленым, продемонстрировав готовность прибора к работе, и Костя поднялся.

С резким гудком пронесся поезд дальнего следования. Фары на миг осветили помойку, и этого бродяге оказалось достаточно. Тот вдруг очутился сзади Кости, встал вплотную и обвил его шею правой рукой; левая продолжала сжимать края распоротого брюха. Запах давно не мытого тела и крови ударил так, что на мгновение перешиб запах смерти. Горло сдавливало все сильнее, воздуха почти не осталось; видно, бродяга не раз пользовался этим приемом, вот только для его успешного проведения требовались обе руки.

Нападение было абсурдным, Костя его не ожидал, за что сейчас и расплачивался. За годы работы чего только не случалось! Это не первая попытка его убить. Инструкция для таких случаев однозначна, и Костя, не колеблясь, выполнил ее: вместо того чтобы пытаться освободиться от захвата, он что есть мочи ударил нападавшего в живот. Раздался всхлип, босые ноги подкосились, и дерущиеся упали в грязь. Бродяга оказался сверху, но шею не отпустил, наоборот, сдавил ее из последних сил. Костя дернулся, попытался освободиться, но оказалось, что не так-то просто сбросить с себя семьдесят килограммов живого пока еще веса. Тогда он врезал кулаком в голову нападающему. Одного раза оказалось недостаточно, а с третьего бродяга потерял сознание.

Из-под обмякшего тела выбраться удалось не сразу. Отдышавшись, Костя проверил пульс на шее своего пациента. Жив. Хорошо. Хотя инструкция предписывала бить на поражение, убивать не хотелось. Да тот и так вот-вот умрет, но пусть все же не от его рук. Реинкарнаторов учили самообороне, экзамен по рукопашному бою по сложности ничуть не уступал экзамену по медицине. Выбить из рук неподготовленного человека нож или пистолет – не проблема. Один на один Костя бы справился со многими. Однако нужно не только справиться, нужно сделать это быстро, обездвижить и успеть снять карму. Это уже получалось не у всех и не всегда.

Перемазанный грязью и кровью, оскальзываясь на картофельных очистках, Костя подтащил кармограф поближе к бродяге и врубил запись. Для нее нужна всего лишь минута! Минута, за которую умирающий не выползет из радиуса действия прибора. Иначе все впустую. Иначе зря он торопился, рисковал жизнью, дрался. Иначе – он не спас еще одну личность от забвения. Костя хорошо знал, что такое жить, не помня ничего; совершать ошибки на ровном месте, руша дружбу и любовь из-за детской незрелости; познавать с нуля мир, людей, себя – все то, что перерожденные уже давно знают, что выучили в прошлых жизнях.