– Где ты была, Таня! – Возмутилась Алёна.
– Да я с Димкой болтала. Представляешь, Кристина опять его бросила!
Алёна закатила глаза.
– Не понимаю вообще, о ком ты.
– Ой, сейчас расскажу!
– Нет, Тань, давай лучше танцевать. Устала я от болтовни.
Когда всем надоело танцевать на открытом воздухе, забрались вовнутрь. В кабинете директора клуба, которого, конечно, на месте во время дискотеки не было, обычно собирались желающие выпить и поиграть в какие-нибудь игры или же просто поговорить. Но не все имели доступ к кабинету. Люди, которые собирались там, именовались «элитой». Таня всеми силами пыталась пробраться туда, но редко выпадал случай, когда ей открывался вход в кабинет.
– Да зачем оно тебе? – Ответила ей Алёна, когда подруга и в этот раз загорелась непонятным Алёне желанием.
– Там вся крутизна собирается! Это же какой престиж!
– Престиж?! – Брови Алёны изогнулись. – Дышать сигаретным дымом, пить пиво и слушать какую-то ахинею? Тань, давай танцевать и не думать о таких глупостях.
– Не будь ты занудой! О, Фёдор там, конечно! Кто бы сомневался, – и она, обиженно надув губы, скрестила руки на груди.
Алёна сочувственно улыбнулась. Она знала, как это было важно для тщеславной Тани – гореть в пылу популярности, какой бы они ни была. Алёне это казалось нелепым, а для Тани – драгоценным. И дело не в том, что это хорошо или плохо, а в том, как это воспринимается тем или иным человеком.
По традиции, дискотека завершалась парой-тройкой медляков. Алёна, опасавшаяся стать мишенью для Вадима, уже начала искать укромный уголок, где бы он не смог ее достать. Однако она не успела спрятаться, и на первый раз все же согласилась.
Конечно, он попытался добавить в танец хоть какую-то каплю интима и романтики, но получилось плохо – в глаза ему Алёна не смотрела, руки с бедер убирала, а на ласковые словечки зевала.
– Уже нашла кого-нибудь у себя там, в городе?
– В смысле?
– Ну, не притворяйся.
Алёна вздохнула. На нетактичный вопрос она решила ответить тем же тоном:
– Ищут потерянные ключи, а у меня всё есть.
Вадим усмехнулся, хотя и не понял метафоры.
– Так, значит…
– Это значит, – она отпрянула от него, – что музыка кончилась. Спасибо за танец.
Уязвленный, Вадим все же отступил в поисках другой партнерши, более отзывчивой, чем Алёна. На самом деле, танцевать ему особо не хотелось, но заставить девушку ревновать – безумно.
Алёна лишь безнадежно качала головой, наблюдая за ним и за какой-то обезумевшей от счастья девчонкой. Только позже, приглядевшись к его жертве хорошенько, она поняла, что это Таня. Она рассмеялась, зная, что музыка, пусть и менее громкая, заглушит ее смех.
И вдруг неожиданно чьи-то руки легли ей на плечи. Алёна, догадавшись, кому они принадлежали, инстинктивно содрогнулась, не решаясь обернуться.
– Не подарите мне танец, принцесса?
Алёна посмотрела на мужчину через плечо, затем повернулась полностью, отвечая на ироничный вопрос искренней улыбкой. Да и зачем бороться с собой?
Он был намного выше нее, и, чтобы смотреть ему в глаза, ей приходилось слегка откидывать голову назад. Только в темноте она могла смотреть на него.
– Не устала еще? Спать не хочешь?
Она отрицательно покачала головой.
– А я хочу. Но я-то старый, объяснимо.
Алёна скривила гримасу.
– Ты не старый.
Фёдор рассмеялся.
– Ну, раз обращаешься на «ты», значит, еще и правда молодой. А я тебя видел последний раз, кажется, лет девять назад, – или больше? – когда вы с родителями приезжали к матери за урожаем.
– Да…
– Мы с тобой в прятки еще успели поиграть, – он посмеялся, – я помню.
Перед глазами Алёны сразу предстала картина из детства, расплывчатая и неясная, но все же она коренилась в ее памяти прочно. Может, потому, что на ней присутствовал образ Фёдора, тогда еще совсем юного?
Ей нравилось чувствовать его руку на своей талии, ощущать теплоту его ладони, в которой покоилась ее ладонь, нравилось, что он держался от нее на приличном расстоянии, и все же достаточно рядом, чтобы можно было вдыхать его аромат – терпкий, мускусный, словом, мужской.
Едва она успела насладиться его близостью, как вдруг раздался грохот из кабинета. Потом поднялся женский пронзительный крик, затем мужская грубая брань.
Драка.
Все бросились на шум, кроме Алёны и Фёдора.
– Лучше уйдем отсюда. – Сказал он ей. – Я знаю, чем это все кончается.
– Но там где-то Таня!
– Она тебе не дочь. Пошли.
– Нет, надо забрать и ее.
– Это не садик, а ты ей не мать, – настаивал он спокойно (музыка, естественно, прекратилась). – Сейчас ты не понимаешь, но в будущем этот совет тебе пригодится: «Ты сама себе и мать, и дочь».
В конце концов, Алёна подчинилась. Они покинули клуб, а по дороге домой встретили несущуюся в сторону пункта разгоревшейся потасовки милицейскую машину.
– Вот видишь, – вздохнул Фёдор, украдкой взглянув ей вслед.
Алёна, переполнившаяся волнением, остановилась.
– А что, если Таня так и не ушла?
– Она наверняка не ушла, – кивнул Фёдор, не желавший успокаивать Алёну ложью, в которую сам не верил.
– У нее могут быть проблемы.
– Да, – и это подтвердил мужчина, – но они не твои. Пойдем домой.
– Но…
– Матушка будет переживать. Ты этого хочешь или вернуться в клуб за Таней?
Алёна поджала губы, смиренно опустив голову, и засеменила за Фёдором, идущим широким шагом.
Ночь была тихая, безветренная и безоблачная: небо было усыпано мерцающими звездами, единственными светилами этой ночи. Трудно было идти по невидимой земле с выбоинами, камнями и прочими неровностями. Близорукая Алёна боялась упасть, особенно потому, что ей не хотелось унизиться перед Фёдором, идущим так легко и свободно, как будто был зорким котом.
Вокруг пели сверчки, издавая уютные трели. Пахло полынью и медом от луговых трав и цветов.
Погрузившись в собственные мысли, Алён не заметила, как отстал Фёдор. Обернувшись, она увидела, как он стоял, закинув голову назад, и смотрел на него.
– Что там? – И она невольно посмотрела наверх.
– Там? – Откликнулся Фёдор. – Красота.
Мириады звезд, мерцающих, казалось, разными цветами: серебристым, голубым и даже золотым. Небо было похоже на необъятную искрящую паутину.
– Видишь что-нибудь? – Спросил Фёдор.
Алёна сразу же разглядела созвездие «Малой Медведицы». Она так и сказала.
– Это же слишком просто, – он посмеялся. – Иди-ка ко мне, сейчас покажу тебе что-то поинтереснее.
Она подошла к нему, и Фёдор указал рукой на небо.
– Видишь? – Он сделал непонятные ей движения. – Это Кассиопея.
Алёна сердито нахмурилась.
– Видишь? – Допытывал он.
– Да.
– И что?
– Звезды. Я вижу звезды.
– Ох, – недовольно выдохнул он и мягко взял ее руку, поднимая ее и управляя ею так, чтобы она смогла разглядеть фигуру, которую он рисовал в воздухе. – Напоминает букву «W». Видишь?
Когда она, наконец, обнаружила это созвездие, радостный смех вырвался из ее груди. Смутившись, она отступила от него и пробормотала:
– Идем-м…, – едва ли не выговорив «идемТЕ», она осеклась, – … дальше.
Он не стал настаивать. Во всяком случае, придя домой, он сможет продолжить свои наблюдения. А вот девочке уже пора спать – вряд ли ей удастся проснуться на рассвете, если они задержатся.
Им осталось завернуть за магазин и перейти дорогу.
– И долго ты вот так к матушке приезжаешь? – Спросил он.
Алёна немного подумала.
– Три года.
– Каждое лето приезжаешь?
– Да.
– Нравится тебе здесь?
– Конечно.
– И на какой срок?
Алёна пожала плечами.
– По-разному. В прошлый раз оставалась на полтора месяца.
– Ничего себе, – сказал он просто. – В любом случае, ты очень помогаешь ей. Спасибо. Мне бы хотелось приезжать к ней каждое лето, но я боюсь, что другой такой отпуск я смогу себе позволить еще не скоро.
– Но почему? – Недоумевала девушка.
Федор вздохнул. Когда они подошли к дому, он остановился и посмотрел на нее. Холодный свет фонаря освещал его лицо.
– Понимаешь, – он сунул руки в карманы и покачал головой, пытаясь подобрать слова, – есть люди, которые работают на дядю. Этот дядя ежемесячно платит им зарплату, два раза в год позволяет отпуск. В общем, их жизнь тесным образом связана с этим самым дядей. Так вот, у меня этот дядя – я. А я слишком строгий и суровый начальник, поэтому не поощряю отдых.
– Но… – Обдумав его слова, заговорила Алёна. – Как же так жить? Ведь можно сойти с ума с такой загруженностью.
– Возможно. Но я пока в разуме.
– Но Валентина Ивановна, – продолжала Алёна, – она ведь не железная.
– Что ты имеешь в виду? – Озадачился он.
Ей не хотелось быть прямолинейной, да и сама она еще не понимала точно, о чем думала. Ясен был только страх, навеваемый этой смутной мыслью, страх, который обнимает своими ледяными цепкими руками и сдерживает так крепко, что никуда не деться. Это состояние время от времени появлялось в ее теле с того времени, когда они с Валентиной Ивановной обсуждали Фёдора на крыльце.
– Ей бы хотелось, чтобы вы… ты, – осеклась она, – бывал у нее чаще. Она скучает.
– И я, – он развел руками, – но она, к счастью, все понимает. И причины, по которым мы так редко видимся, действительно весомы. Проходи, – он открыл дверь, и она вошла во двор.
– Если ты когда-нибудь решишь воздвигать собственное дело, – продолжал он шепотом, когда они вошли в дом, – ты поймешь меня. Достижение цели во многом зависит от того, чем ты готова пожертвовать ради нее. И даже если в этот список будет входить свободное время, включая полноценный сон, впоследствии результат оправдает и это.
Никто из них не знал, сколько сейчас было времени. Валентина Ивановна специально оставила в коридоре включенным свет, чтобы Фёдор и Алёна спокойно могли пройти в свои комнаты. Перед тем, как расстаться, Фёдор улыбнулся:
– Надеюсь, ты не будешь думать над моими словами всерьез. Это тяжелая взрослая жизнь, а ты пока еще маленькая. Вот тебе совет на ночь: «Держи свою голову чистой как можно дольше». – Он наклонился к ней и негодующе покачал головой. – Но ты, кажется, уже запустила туда сор в виде гнетущих мыслей. Ты обречена.
– К-как… с чего ты…
– У тебя слишком серьезный вид. Расслабься, Шапочка. Доброй ночи.
Он закрыл за собой дверь.
Алёна тихонько прошла через гостиную, в которой спала (храпела) Валентина Ивановна, и уединилась, наконец, в своей спальне.
Переодевшись, она не легла в кровать, но запрыгнула на низкий подоконник и открыла окно, запуская благоуханье цветов и трав внутрь.
«А ты пока еще маленькая».
Эти слова задели Алёну. Почему же? Не потому ли, что ей хотелось казаться в глазах Фёдора достаточно взрослой? Но зачем? Зачем достаточно взрослой?
Эти вопросы кружили в ее голове, требуя ответа, но так и не получая его. Эти вопросы разгневались и лишили ее сна.
Вспоминая череду событий, произошедшую за сегодняшний день, Алёна невольно останавливала свое воображение на Фёдоре, которое специально усиливало все его явные достоинства. Сердце ее млело, на губах дрожала улыбка.
Что же она чувствует? И почему?
3
«Молния?» – первое, что пришло Алёне в голову, когда сквозь закрытые веки она почувствовала вспышку света. Затем щёлканье… и запах, как у печатной краски…
Глаза Алёна открыла, когда услышала за окном горластого петуха, извещающего все население о наступлении долгожданного утра. Девушка не сразу разглядела перед собой склонившегося Фёдора с фотоаппаратом в руках. Он помахал ей маленькой фотографией и улыбнулся, обнажая свои ровные белоснежные зубы.
– О Боже! – Вскричала Алёна, натягивая на себя одеяло и как можно сильнее упираясь в подушки. – Что ты здесь делаешь!
– Пришел будить тебя, – и он сделал еще одну фотографию, которая тут же вылезла из серого полароида. – Петух кричит, разве не слышишь? Тебя зовёт.
– Но он запел только сейчас, а ты здесь был еще этого! до
– Откуда тебе знать? – Он передернул плечами. – Ведь ты спала.
Алёна, порывисто дыша, окинула его взглядом. Он был одет в помятую бежевую футболку и шорты. Душой он, кажется, так и остался в том возрасте, когда они впервые встретились. И все же перед ней стоял молодой мужчина, уже давным-давно не юнец, что сидел тогда на могучей ветке дуба. И это не могло ее не смущать.
– Ты напугал меня, – тихо сказала она, сев в кровати и придерживая одеяло (на ней была лишь цветастая сорочка с тонкими лямками и, как ей самой казалось, слишком откровенным вырезом).
– Ну извини, – пролепетал он. – Одевайся, матушка уже вовсю трубит на кухне. Какая ж ты соня.
И, перед тем как выйти, он положил фотографии на тумбочку, стоящую возле двери.
Алёна закрыла лицо руками и вдруг рассмеялась.
Какая нелепица!
Спрыгнув с кровати, она первым делом подошла к тумбочке, чтобы взглянуть на фотографии. На одной она лежала, закинув руки над головой, на правом боку. Волосы ее были разбросаны на подушках и лице, а рот был слегка приоткрыт. Алёна прикусила губу, вслух выругавшись. Подлость – с его стороны, стыд – с ее.
– Как же хорошо, – прошептала Алёна, – что я не разговариваю во сне.
Тогда бы она лучше отрезала себе руку, чем еще хоть раз посмотрела ему в глаза.
Одевшись в черные домашние шорты, которые Алёна носила только летом, приезжая к Валентине Ивановне, и широкую белую футболку, Алёна заплела тугую косу перед зеркалом, неосознанно кривляясь и позируя. Когда ее воображение уносилось намного дальше реальности и касалось чего-то запредельного, чудесного, она впадала в оцепенение и могла находиться в таком состоянии сравнительно долго.
Сегодня было иначе.
Теперь она рассматривала свое отражение более придирчиво, иногда критически качая головой и цокая. Дух Федора, его голос, смех, все его существо еще, казалось, витало в воздухе, вокруг нее и выводило ее из себя. Ей нужно было выходить из комнаты, но она не могла: коленки дрожали, как осиновые листы, и как ими передвигать?!
Когда же она осмелилась и вышла, в нос ей ударил запах свежей выпечки и душистых трав. Постепенно доносились и голоса из кухни…
– … А где ж ты его нашел, сынок?
– На чердаке, матушка, где ж еще. Стой, вот здесь пригорит сейчас…
– Какой внимательный, – и грудной смех.
Алёна заглянула на кухню, и первым ее заметил Федор: на шее его висел все тот же полароид. Жуя мяту и сверля глазами Алёну, он говорил:
– А вот и ваша Соня проснулась, матушка. И кого же вы себе в помощницы нарекли? Она же все дела проспит.
Валентина Ивановна шлепнула его кухонным полотенцем и оставила на плече отпечаток мухи.
– Не слушай его, детка! – Добродушно обратилась она к Алёне и кивком пригласила ее сесть. – Сейчас позавтракаем быстренько, и в путь. Я блины испекла. Федя, достань варенье из погреба, я забыла.
Погреб, в котором женщина хранила все консервы, находился тут же, на кухне, стоило только открыть в полу дверь и спуститься в эту холодную пещерку. Когда Фёдор исчез в бездне, Валентина Ивановна принялась раскладывать по тарелках пышные, усыпанные дырочками, блины по тарелкам и посыпать их сахаром.
– Не выспалась, Алён? – Озабоченно спросила она, усаживаясь рядом.
– Выспалась, конечно, – она попыталась улыбнуться, хотя и не знала, какими черными были круги под ее глазами.
– А погуляла как?
– Прекрасно.
– Фёдор вчера тоже в клуб ходил. Вы виделись?
Алёна кивнула, с трудом жуя блины и запивая их сладким травяным чаем.
Через минуту показался Фёдор с пыльной банкой бурого цвета.
– Не знаю, вроде, яблочное. Пойдет?
Валентина Ивановна прищурилась и подалась вперед, разглядывая банку, а затем махнула рукой.
– Грушевое. Ставь, конечно. Все пойдет.
Они открыли банку, выпуская приторный терпкий запах на волю, раздражая обоняние и аппетит.
– Будешь? – Спросила Валентина сына.
Тот тряхнул головой.
– Рано еще есть: солнце само только встало. Надолго вы на базар?
– Как все продадим. Скорее, до обеда.
– Обед-то он разный бывает, – Фёдор достал ложку и, макнув ее в банку, облизнул вязкую жидкость, – сладкое, жуть! – Состроив гримасу, он положил ложку в раковину.
Алёна же, все время молчаливая, теперь вообще не касалась еды – присутствие Фёдора напрягало все ее нервы. Она даже чай пить старалась беззвучно!
– Авось к трем вернемся. – Валентина Ивановна вытерла губы тыльной стороной ладони. – Алён, не забудь платок взять: там пекло ужасное будет уже часов в десять, как бы тебя солнечный удар не тяпнул.
– Ничего, – отозвался Фёдор вкрадчиво, – вы ее донесете, уж полегче вашей Бурёнки будет.
– Во-первых, Марфуши, а во-вторых, Фёдор! – Она игриво стукнула кулаком по столу.
– Идёмте? – Кротко спросила Алёна, отодвигая тарелку.
– Идем, идем.
Они вышли на крыльцо, где уже стояло четыре крупных ведра и одно поменьше, со смородиной. Все ведра были укрыты платками.
– Я возьму ведра с помидорами и кабачками, а ты бери остальные, с перцами и огурцами. А к маленькому сейчас привяжем веревку и на грудь повесим, так удобно.
После всех манипуляций они были готовы идти в путь. На часах было шесть утра, солнце еще не высоко поднялось над домами и грело приятно, не сильно и пока еще не слепило.
Фёдор вышел их провожать. Алёна старалась не смотреть на него каждые пять секунд, но было сложно: он был тем исключением в мире людей, которому удавалось выглядеть по утрам особенно красивым и свежим.
– Федь, ну а ты тут уж как-нибудь, ладно?
– Уж как-нибудь, ладно, – парировал он, кивая.
– Тьфу ты, – Валентина махнула рукой, взяла ведра и, кивнув Алёне, чтобы та сделала то же самое, спустилась с крыльца.
– Не поломайся, – Фёдор подмигнул Алёне и зашел в дом. Чувствуя необъяснимую обиду, Алёна отправилась вслед за Валентиной, пытаясь понять, почему ее эти слова так задели.
На окраине села когда-то давно (может, с самого первого дня его основания) образовался «базар» около трассы. Именно здесь старушки (и кто помоложе) торговали всем своим добром: как правило, урожаем. Утро было не самым благоприятным временем, в отличие от обеда: намного больше людей едут из города, и, следовательно, у «продавцов» было больше потенциальных покупателей.
Украшали товар как могли: если овощи, то самые красивые клали сверху, намывали их до блеска, отчищали от всяких недостатков, даже насекомым не позволяли на них садиться; с фруктами и ягодами было то же самое. Крупную роль, как везде и всегда, играла реклама: ставили таблички, писали яркими красками очень крупным шрифтом. «Клубника-ГИГАНТ», «Яблоки-румяные-сладкие-медовые», «Кабачки ИМПОРТНЫЕ», «ВЫРАЩЕНО С ЛЮБОВЬЮ» и проч.
Ну а «открывался» базар по разным причинам: первая это, конечно, подготовка. Ну а вторая, и самая главная, – занять наиболее удачные места.
Валентина Ивановна считалась одним из первооткрывателей базара, и по праву занимала самое лучшее, если так можно сказать, престижное место: под огромным вековым вязом, прикрывающим торговцев от солнца. Оно стояло поодаль от дороги, но это не значило, что и товар должен находиться там, за обочиной. Отнюдь – у товара было свое место, и оно было самым выгодным, наиболее привлекающим внимание проезжающих мимо покупателей.
Торговцев было не так много, но это не ослабляло конкуренцию. Считалось, что у Валентины Ивановны самый лучший урожай, и, соответственно, она имела больше шансов распродать если не весь товар, то хотя бы половину. А ей удавалось покидать базар с пустыми ведрами. Иногда и без ведер – на продажу можно пойти и на такие жертвы. А ведер у Валентины Ивановны много, и будет еще больше.
Сама она, будучи тщеславной, но справедливой и честной, женщиной, разделяла мнение большинства о своем статусе. Однако всегда учитывала возможные неудачи, промахи, поражения. С этим она справлялась спокойно, и пена ярости и зависти никогда не выступала на уголках ее губ. Если покупатель (редкое явление для Валентины Ивановны, следует заметить) по какой-то причине переходил от нее к другому продавцу, ее это не сильно задевало. Вместо того, чтобы переживать и проклинать конкурента, она размышляла над тем, как повысить спрос на свои продукты. И ей, такому рациональному стратегу, всегда удавалось подняться с колен.
Нельзя сказать, что Валентину Ивановну ненавидели, как непобедимого конкурента. Но уважали, как достойного соперника. Возможно, остальных это в какой-то степени мотивировало ухаживать за своим огородом еще усерднее?
Алёна выступала в роли помощницы Валентины сегодня не в первый раз. Это был третий год, когда она сидела под вязом. И для нее это никогда не было в тягость. Даже под палящим солнцем, дыша раскаленным воздухом, спирающим грудь, она стойко выдерживала почти весь день и никогда не жаловалась.
И на выручку Валентины Ивановны, как на долю (и компенсацию), никогда не претендовала.
Итак, они пришли.
Как обычно, первыми.
– Давай, Алёнка, расставляй, – скомандовала Валентина, опустив ведра на каменистую землю. Выполнив приказ, Алёна сняла с пояса платок и затянула на голове: солнце накалялось.
Спустя несколько минут на горизонте показались две фигуры: одна тучная, другая поменьше. Зоркая Валентина Ивановна, подставив руку ко лбу так, чтобы солнечные лучи не слепили, прищурилась.
– Идет, идет, идет, – и зацокала языком, шепотом выговаривая какую-то брань.
Алёна же, разглядев фигуры, подалась вперед.
– Таня! – Вырвалось у нее, когда те перешли дорогу и приблизились к ним.
Девчонка, одетая в короткий розовый топ и цветастую юбчонку, подбежала к ней.
– Соскучилась?
– Я волновалась! Вчера была драка в клубе?
– Ой, да так, обычная потасовка. Вадим все разрешил, – Таня подмигнула ей.
Алёна закатил глаза.
– Странно, что не он завязал все это!
– Да ну тебя. Ты с ним несправедлива. Не могу понять, почему ты так к нему относишься. Вадим – Бог!
Алёна сочувствующе улыбнулась. Именно так. Ведь она понимала, чем вызвано это слепое поклонение подруги названному божеству.
«Ах, если влюбленные все такие безрассудные, пожалуйста, хоть бы этого со мной не случилось», – подумала Алёна, вглядываясь в сторону, откуда показалась первая машина.
На фоне разговора подруг столкнулись два конкурента – Валентина Ивановна и Галина Александровна, бабушка Тани. По годам они были почти равны, но обе уже давно потеряли счет времени, и считали себя ровесницами, но не во всех отношениях. Каждая считала себя лучше другой, и каждая была готова доказать это любыми способами. Похоже, для Валентины Ивановны Галина Александрова представляла единственное исключение – победу этого конкурента она не могла принять. И с каких пор началось это соперничество, они сами не знали. Но обеим казалось, что так было всегда, с того самого момента, когда они увидели друг друга.
Алёна всегда замечала это напряжение между ними, видела, как плавился воздух вокруг них, когда им приходилось сталкиваться друг с другом. Она пыталась это объяснить самой себе, но спросить об этом у Валентины Ивановны прямо у нее не хватало наглости.
Впрочем, чувства, которые связывали этих двух женщин, были известные если не каждому жителю села Ш., то большинству уж точно.
– Что на сегодня, Иванна? – Сиплым голосом спросила Галина Александровна, уже издалека заметившая, с чем пришла ее соперница.
– На сегодня все самое лучшее, голубушка, впрочем, как обычно, – улыбнулась Валентина Ивановна, уперев руки в бока. Смотрела она на Галину Александровну, вызывающе вздернув точеный подбородок, ибо та была выше нее на голову точно.
– Не сомневаюсь, кумушка! – И та расхохоталась, сверкнув золотым зубом.
Алёна и Таня не обращали на них внимания. Они болтали о чем-то своем, не забывая и о «работе». Когда те только завели очередной разговор, Галину Александровна потянула внучку за руку и увела в сторону, там, где они и остановились.
– Ты что с ней заболталась? Ну-ка, клиентов завлекай! Для чего вырядилась, как бабочка, а?!
– Бабуль! – Таня топнула ногой, обиженно надула губы и сложила руки на груди, однако не стала более возражать: непокорность обходилась ей слишком дорого, и свой первый урок она учла надолго.
Алёна с недоумением смотрела на них, пока к ней не подошла Валентина Ивановна.
– Не отвлекайся, дочка, – шепнула она ей, потрепала по плечу и ушла в тень.
Шло время.
Жарче становилось с каждым часом.
Базар пополнялся, но не сильно.
С прибылью сегодня, пока что, не у всех было гладко. Даже у Валентины Ивановны торговля шла не лучше всех. И ее это раздражало.
В перерывах Алёна и Таня встречались, поедая фрукты и отмахивая друг от друга докучливых пчел и ос.