Закон бумеранга, или Мужчины меня боятся и правильно делают!

Наш ЗАГС оказался не просто ЗАГСом, а самым настоящим Дворцом бракосочетания.

– Хоть мы и не в форме, всё должно быть по-человечески, – объяснил Гоша. – Я ЗАГСы на дух не переношу. Мы с Ксюхой будем сочетаться браком в этом же Дворце. Тут помпезно, пафосно и достойно. В ЗАГСе, конечно, тоже можно зарегистрировать брак в торжественной обстановке, но нужно быть готовым к тому, что в офигенно дорогом платье придется толкаться в коридорах с людьми, пришедшими оформить факт смерти близких или развод, совершенно не разделяющими праздничного настроения брачующихся. Там полно народу, который приходит оформить нужный документ. Это полный пипец. В помещение несут маленьких, орущих на весь зал, детей, а недавно родившие женщины не станут пропускать в очереди новоиспеченную семейную пару. У них на то есть веские причины. Конечно, в некоторых ЗАГСах предусмотрен отдельный вход, но всё равно, всё не так, как здесь. Так что настройтесь, дети мои, сейчас произойдёт самое торжественное событие в вашей жизни. Сын, ты уже меньше, чем через час, станешь семейным человеком, а это очень и очень большая ответственность. Мы с твоей матерью душа в душу жили. Если бы не смерть, до сих пор бы жили и не тужили, как в молодости. В нашей семье не разводятся.

Ксения скривилась, услышав про отношения Гоши с покойной супругой.

– Не разводятся, а только умирают, – процедила она сквозь зубы.

На её слова никто не обратил внимания.

– Так, я вас на минутку оставлю. Давайте свои паспорта. Мне к заведующей сгонять надо, чтобы мы сделали всё оперативно. Паспорт Пашки у меня. Лера, давай свой.

Баба Вера протянула Гоше мой паспорт, вновь продемонстрировала мысок своей туфли. Когда Гоша ушёл, Ксения опять вошла в роль заботливой мачехи и, обняв парня, стала причитать, какой он бедненький и несчастненький.

– Ты потерпи, – шептала она ему на ухо. – Выпутаемся из передряги. Главное, не посадят. Придумаем, как развестись.

– Ксюш, да я же сказал, что меня женитьба не напрягает. Главное, не посадят. А жениться я готов хоть на фонарном столбе. Мне разницы нет. Ещё раз повторяю: мне похрен. Лишь бы никогда не вернутся туда, откуда я только что вышел.

Баба Вера задумчиво посмотрела на свою туфлю.

– Лера, – сказала она раздражённо, – мне не нравится, как они себя ведут. Нас совершенно не уважают, ни одна падла не сказала, что у меня клёвые туфли.

Я чуть не рухнула от смеха, но меня пронзила такая острая боль в скуле, что вместо смеха я чуть не закричала благим матом от раздирающей боли.

– Я же просила… Мне смеяться нельзя.

– А я на полном серьёзе говорю. Они должны молиться на тебя за то, что ты согласилась за этого папенькина сынка замуж выйти. Кто он без папы? Никто. Я на дух не переношу мажоров, этих отпрысков состоятельных родителей. Да, у них есть крутые машины, вещи, они отдыхают на дорогущих курортах, но ведь всё, что они имеют, заслуга их мам и пап. Прожигать их деньги они будут до поры до времени, а потом придется крутиться самим. Далеко не факт, что они станут такими же крутыми, как их родители. Они хлюпики. Может, и мужчины, но не настоящие и ненадежные…

Баба Вера пустилась дальше в размышления о сынках богатеньких родителей. Многое из её мыслей правда, тут ничего не попишешь. Ведь правда, что ничего у избалованных сынков и дочек со временем не ухудшается, и самостоятельно крутиться им не приходится вообще. Им всё преподносится на блюдечке: образование, практика в родительских компаниях, затем прекрасные должности в этих же фирмах, чтобы они вникали в суть семейного бизнеса. В дальнейшем они пересаживаются в кресло хозяина и наследуют отцовский бизнес. Всё упаковано. Кроме того, на всех этих детей заведены счета, куда поступают каждый месяц средства. Этих денег хватит, чтобы спокойно жить на проценты, даже если вообще балду гонять.

– Вот говорят, – не успокаивалась баба Вера, – во всех людях нужно видеть личность. В этих тварях я не вижу личностей, только огромный прожорливый рот и жирную задницу в дорогих штанах. Есть, конечно, нормальные, но в основном дерьмо с претензией на элиту. Дом на Рублевке, престижные авто, частные школы, элитные вузы… Откуда у их родителей такие деньжищи? Только от воровства и обмана. Среднестатистический человек не сможет заработать столько честным путем. Поэтому меня избалованные мальчики и девочки раздражают. У них высокая самооценка, много из себя строят, хотя ничего не стоят. При мельчайшей проблеме прикрываются родителями. Они этим статусом гордятся, только в чем гордость? Таких людей мне, если честно, порой жаль. Родители, к сожалению, не вечны. А мажоры к самостоятельной жизни не готовы. Всё закладывается в детстве! Просто кому-то повезло родиться в богатой семье, а кому-то нет. Чаще всего мажоров воспитывают не родители, а няньки и гувернантки. Может, отсюда и пресловутая недоработочка в воспитании? Многие жизненные трудности, благодаря родительским деньгам, обходят «золотую молодёжь» стороной. Жить «в шоколаде» и не работать, конечно, круто, но задавались ли ребятушки вопросом: что будет, если папу посадят, например, за неуплату налогов? Или имущество конфискуют… С другой стороны, мне противны высокомерие и вседозволенность некоторых представителей данного социального слоя. Не секрет, многие мажоры употребляют наркотики. Как правило, они учатся в престижных вузах, но выносят оттуда крайне поверхностные знания. Вот и сейчас поглядывают на нас, как на мусор. Эта Ксюша, наверное, думала, что пасынок женится, как минимум, на дочке министра. Деньги ведь к деньгам. Интересно, а что она из себя представляет? Тоже с золотой ложкой в зубах родилась или мимо проходила и к вдовцу приклеилась?

– Так, где брачующиеся? У нас регистрация через минуту. Молодёжь, сделаем хотя бы счастливые лица!

Мы повернулись и увидели подбегающего к нам, Гошу, раскрасневшегося от волнения.

Глава 7

Павел шёл во Дворец бракосочетания рядом с моей коляской, совершенно не обращая внимания на толпу любопытных. Кто-то хватался за голову, кто-то хихикал. Он чинно вышагивал, а я ехала по коридорам зала под музыку. Следом за нами шли взволнованный Гоша, недовольная Ксения с лицом, покрытым чудовищной испариной от злобы, и гордая баба Вера, которая старалась поднимать ноги повыше, демонстрируя свои замечательные туфли. Заиграл свадебный марш, и мы вошли в зал, оформленный в стиле классицизма. В зале играл настоящий оркестр.

От восхищения баба Вера подбежала к музыканту, который играл на трубе, со всей силы по ней постучала.

– Дунуть в неё дашь? – громко крикнула она.

Но мужчина продолжал играть на трубе, не обращая на старушку внимания.

– Ты что, каменный? Алё, гараж! Дай дунуть в трубу разочек! От тебя не убудет! – не могла успокоиться баба Вера.

– Свидетели и гости, огромная просьба не мешать оркестру и встать на шаг от жениха и невесты! Не забывайте, вы находитесь в зале торжественного бракосочетания, – послышались грозные указания стоящей рядом со столом для официальной регистрации брака женщины.

– Жадина! – крикнула баба Вера и встала следом за нами.

– Баба Вера, ну ты чего? Сотрудник ругается, – крикнула я ей, сожалея, что не могу повернуть голову.

– Лер, да я просто хотела в дудку дунуть. Слушай, тут такая красотень! Всё так торжественно! Я такое только в фильмах видела. Под старость лет попала в кино.

– Да тише вы, не на рынке, – сделала ей замечание Ксения и зыркнула в её сторону злобным взглядом.

Сотрудница ЗАГСа произнесла торжественную речь. Павел откровенно зевал, смотрел на часы и ждал, когда всё закончится. Потом произошёл обмен кольцами. Сотрудницу совсем не смутило, что обручальное кольцо оказалось на моей левой руке. Видимо, она заранее была предупреждена Гошей и восприняла это как должное. Павел внимательно посмотрел своё кольцо на безымянном пальце, очередной раз зевнул.

– Зачёт, – произнёс он равнодушно.

Когда Павел надевал кольцо мне, по указанию сотрудницы он поцеловал мою руку. А когда кольцо надевала ему я, он, по указанию всё той же женщины, должен был поцеловать мою щёку. Так как почти всё моё лицо было забинтовано, виднелись только глаза, рот и нос, Павел, не скрывая брезгливости, поцеловал меня в бинт.

– Терпеть не могу, когда больницей несёт, – раздражённо заметил он.

Далее последовали слова согласия. Мы просто повторяли за сотрудницей то, что должны были сказать для заключения брака. Когда согласие было получено, она заявила нам о том, что, по старорусской традиции, мы должны поцеловать друг друга три раза в щёки.

– Да сколько можно целоваться! – возмутился новоиспечённый муж. – От неё больницей несёт, просто караул.

– Паша, не зли меня, – показал ему кулак Гоша. – Я тебя быстро отправлю туда, откуда вытащил.

– Па, ну ты сам понюхай. Она реально воняет всякой больничной гадостью.

– Я тебе последний раз говорю. Все соблюдают старорусские традиции, и мы должны. Целуй жену три раза.

– Ладно, ты только не кипишуй.

Павел наклонился к моему лицу и всё так же брезгливо три раза поцеловал мой бинт. Когда он наклонился ко мне, я едва коснулась его губами.

– Ну вот, все старорусские традиции соблюдены! – расплылась в улыбке сотрудница столь торжественного учреждения. – А теперь пройдите к столу и закрепите своё согласие подписями в журнале государственной регистрации. Это тоже очень важно для вас обоих.

– Тут не все ходить умеют, – поправила женщину баба Вера, расстроенная из-за того, что ей не дали дунуть в дудку. – Некоторые только едут.

– Хорошо. Кто может идти, пусть идёт, а кто не может, пусть подъедет, – сотрудница вновь расплылась в фальшивой, наигранной и даже какой-то автоматической улыбке.

Её терпение было железным. Видимо, Гоша хорошо её расположил и позолотил ей ручку. Такое впечатление, что если бы кто-то не смог ни идти, ни ехать, она точно таким же спокойным голосом заявила бы, что до журнала государственной регистрации можно ещё и доползти. Я поставила свою подпись левой рукой.

– Подпись нужно поставить в двух экземплярах, так как один останется у нас, а второй отправится в архив, – монотонно подсказывала «железная» женщина.

После нас должны были ставить подписи свидетели. Гоша, со своей стороны, отправил свидетелем Ксению. Та, превозмогая себя, подошла к столу, у которого уже стояла шустрая старушка, и с ужасом посмотрела, как баба Вера демонстрирует мысок своей туфли.

– Клёвые туфельки? Тебе такие и не снились. Не скажу, где палатка находится. Ходи в своих старых калошах. Знаю, у тебя от зависти желваки ходят, но ничем помочь не могу.

– Сумасшедшая, – бросила Ксения и взяла ручку. – Нам ещё только сумасшедшей родни не хватало.

– Какая есть. Прошу чтить, любить и уважать.

– Свидетели, не задерживайте. У нас ещё много пар, – сделала замечание сотрудница и пододвинула журнал для быстрой росписи.