Тёмный

Герман немного ожил. От души отлегло – его Марина жива!

– Поссорились? – задумчиво произнес опер. – Причина?

Смутившись, Герман пожал плечами, замялся и пробурчал еле слышно:

– Да так… мелочи.

Кравцов уставил на собеседника невыспавшиеся глаза и строго спросил:

– Мелочи? Из-за каких таких мелочей можно уйти на три-четыре дня?

Герман втянул голову в плечи. Он и вовсе бы свернулся в клубок, сложился, залез в свою импровизированную раковину и запечатался там – подальше от всего мира.

– Это личное, только наше с ней дело, – пробубнил он.

Не мог Герман вот так – совсем незнакомому, первому встречному – выложить то, что касается только их с Мариной. Словно от чужого грубого взора, праздного любопытства рассыплется, растрескается и разлетится по ветру так долго выстраиваемый для двоих хрустальный замок.

– Подождите, я ничего не понимаю, а кто тогда вызвал вас? И что вообще произошло? Отчего он умер? – словно опомнившись, выпалил Герман.

– Это мы и пытаемся выяснить, – спокойно ответил Кравцов. – Где вы были этой ночью, предположительно с двадцати четырех часов до трех ночи?

– Я? – растерянно переспросил Герман. – Дома. Работал.

– А кто может подтвердить?

– Никто, наверно. Я один был. – И, чуть, подумав, добавил: – Можно у консьержки спросить. Она всех знает.

– Это мы обязательно сделаем, – кивнул мужчина. – А какие отношения были у вашей жены с убитым?

– Да нормальные. Теплые. Он помогал нам часто.

– Как помогал?

– Да по мелочам и… вот в квартире разрешил пожить. Да что случилось-то? Что с Мариной? Она ранена?

Сердце бешено заколотилось. Герман судорожно пытался разгадать – что же произошло?

Гость молча смотрел на Германа и не торопился отвечать на посыпавшиеся вопросы.

– Ваша жена не ранена, она в больнице. Больше я ничего не знаю. Думаю, с вами скоро свяжутся.

После непродолжительной паузы Кравцов продолжил:

– Так из-за чего, говорите, ссора у вас произошла?

– Да потому что она… – Герман хотел было выпалить наболевшую обиду, но тут же осекся и замолчал.

– Ну-ну, продолжайте. Что она?

– Да какая разница? – Герман вдруг вспылил. – Какое это имеет отношение к случившемуся?

– Позвольте это нам решать. К тому же, если это не имеет никакого отношения, тем более нечего скрывать.

– Скрывать? – переспросил Герман.

Мужчина смотрел ему в глаза и ждал. А Герман подумал, что, должно быть, выглядит сейчас неимоверно странно, увиливая от вопросов. Не хотелось бы, чего доброго, чтобы еще его заподозрили бог весть в чем.

– Да ничего я не скрываю, – начал оправдываться Герман, – просто ссора и ссора. Кому она может быть интересна?

Но, ощутив на себе пристальный взгляд оперативника, он все-таки продолжил:

– Марина не сказала мне, что брала дни без содержания.

Мужчина покачал головой и что-то начеркал на бумаге.

– Когда брала?

– Да вот на днях.

– А вы как узнали?

– Совершенно случайно – зашел к ней на работу, мне и сказали.

– Угу, – хмыкнул мужчина и в задумчивости потер подбородок.

Последовавшая череда вопросов совсем сбила Германа с толку. Гость интересовался всем: и где Марина работала, и как они познакомились, и что сказала в тот вечер, и какими-то мелочами вплоть до того, правша она или левша.

– И у кого она жила эти дни? – наконец спросил оперативник.

– Не знаю, – пожал плечами Герман.

– Вы не пытались ее отыскать?

Герман чувствовал себя глупо, словно он не преподаватель серьезного учебного заведения, а неопытный мальчишка, которого сейчас будут отчитывать за какую-то шалость.

– Нет, – промямлил Герман.

– Ну а с Папандреудисом они насколько были близки?

– В каком смысле? – не понял Герман.

Полицейский испытующе посмотрел на Германа. В его взгляде читалось не то удивление чистой наивности допрашиваемого, не то тень недоверия.

– В прямом. Может, вы что-то замечали необычное в их отношениях?

– Необычное? Да нет… Они близки, конечно, были. Константин же дядя. Он, как отец, все время ей помогал, опекал ее.

– Опекал, говорите? – Мужчина задал этот вопрос будто для себя, как мысли вслух, не ожидая ответа. И тут же что-то написал на листке.