Запах счастья. Или Девять песен Старой Ведьмы о том, как быть счастливым

Мать сначала защищала его, а потом сдалась, не выдержав давления стаи. Его нашли люди и отвезли в дельфинарий.

Все наши подспудные, неопознанные страхи (я не разбираю здесь естественные, инстинктивные страхи), по сути, – один большой страх рыжего морского котика. Страх отверженности. Страх того, что мы недостойны жить в стае. Что мы уродливы и должны умереть. Мы – стайные животные, нам необходимо, чтобы рядом были другие люди.

Ревность, по сути, – это страх оказаться брошенным. «С кем-то тебе лучше, чем со мной, ты уйдешь, а я останусь один. Потому что я рыжий с розовыми ластами!»

Зависть, по сути, – тоже страх. Страх несоответствия, неспособности дать достойный ответ на вызовы окружающей среды. «Что-то не везет мне в последнее время, как ни стараюсь, а у других – и добычи больше, да и устают они меньше. Так недолго и совсем без пищи остаться! А все потому, что я рыжий с розовыми ластами! С такими на охоту не берут».

И гордыня – тоже страх. Боязнь отсутствия права на успех. Права на выражение мнения, права на жизнь. Права на благополучие. Страх социального остракизма. Потому что «рыжих с розовыми ластами» нельзя воспринимать всерьёз.

Прокрастинация, лень – тоже страх. Страх, что как только вы выползете из своего убежища и начнете действовать, все увидят, что у вас розовые, совершенно розовые ласты! Все узнают, что вы ничего не умеете, и вообще вам пора в дельфинарий.

На мой взгляд, множество сложных поведенческих конструкций базируется на одном страхе – страхе социальной отверженности. Страхе Рыжего Тюлененка.

Что делать? Любить свои розовые ласты! Любить то, что выбирали не вы и то, что вы выбрать не можете. Это ваша «несущая стена». Любя, мысленно освобождаться от зависимости от сородичей. Менять окружение, если сможете.

Меня изумляет и огорчает судьба Джордано Бруно. Он был монахом. Телескоп в те времена еще не был изобретен. Вселенная во всей своей красе и гармонии просто привиделась ему во сне. Он счел это пророчеством, явлением божественной истины и отправился в мир, чтобы нести людям свет открывшегося ему знания. Сначала его просто отовсюду изгоняли, начиная с родного монастыря и кончая Оскфордом, ученое собрание которого объявило идеи Джордано вздорными, а его самого – безумцем. В конце концов, он возвратился в Италию, где его и сожгли на костре инквизиции. Впоследствии истинность его гипотез подтвердил Галилей, у которого появился телескоп.

Судьба Джордано Бруно – это участь Гадкого Утенка, который так и не повстречал лебедей. Вот что пугает меня порой. Но тогда я размышляю и понимаю, что и я могу не оказаться лебедем.

Я могу быть некрасива, неумна, неталантлива. Принимая это, я обретаю свободу. Настоящую глубокую внутреннюю свободу. Я могу писать совершеннейшую глупость, и я принимаю это. Могу писать удивительно верные, нужные вещи. И это я тоже принимаю. Я продолжаю бить по воде своими розовыми ластами, потому что я часть мира, а ласты даны мне для того, чтобы бить ими по воде.

Любя свои голубые глаза, рыжий мех и розовые ласты, не впадая в гордыню, но и не тушуясь, добывая себе столько хлеба насущного, сколько можете, возвышаясь ровно настолько, насколько вы можете возвыситься, вы будете довольны собой, благополучны и здоровы. Меняясь там, где можете, и сохраняясь там, где необходимо, вы будете адаптивны.

Будете ли вы счастливы? А это уж как вы сами захотите!

Вторая Песня Старой Ведьмы

Она уже давно ждет, когда я допишу эти строки и обернусь к ней. Она чувствует, что мне нелегко, и терпеливо ждет, когда я достигну цели. Она предчувствует момент, когда это случится, и выходит на простор этой книги, вздымая широко расставленные руки…

Я люблю вас так сильно, что любовь сводит мои плечи, я люблю вас так долго, что моя кожа умерла от любви много сотен раз, я люблю вас так прицельно точно, что нахожу вас по запаху.

Я люблю вас так сильно, что сжигаю корыто, из которого вы пили, и бросаю в костер гнилое, сальное сено подстилки, на которой вы валялись, поверженные.

Я люблю вас так долго, что дожидаюсь момента, когда вы встанете и уйдете в свою настоящую жизнь.

Я люблю вас так точно, что запах вашего счастья уже пришел ко мне, чтобы остаться навсегда.

Я пою вашу силу, силу жить и быть собою, силу быть человеком, оторвавшимся от подстилки судьбы.

Я пою вашу смелость, смелость жить и быть собою, смелость стать человеком, отвернувшимся от поилки судьбы.

Я пою вашу мудрость, мудрость жить и быть собою, мудрость стать человеком, опрокинувшим корыто судьбы.

Путь все горести ваши и вашего рода соберутся вместе, все до последней, пусть они лягут на ваши руки, пусть до краев наполнят ваши ладони и повиснут на каждом пальце. И пусть огонь вашей мысли, высеченный из права быть человеком, взращенный на желании жить, сожжет их всех дотла.

Черная тяжесть, лежавшая на ваших руках, воспламеняется от искры, высеченной вашим взглядом, скрестившимся с ее, и горит ярким золотым огнем, быстро превращаясь в пепел. Огонь греет, но не жжет, пепел сыплется сквозь ваши пальцы, падает на землю, растекается по ней, подхватывается легким ветром. Ваши руки чисты, абсолютно чисты, ни тяжести, ни пепла больше нет. Голос Ведьмы становится сильнее и моложе, он звонкий и резкий. Она вскидывает руки и голосит:

– Пусть пепел впитается в землю и станет ею, а земля прорастет зеленой травою, пусть та трава станет пищей для коровы ваших желаний. Пусть та корова возьмет траву и вернет ее молоком ваших планов и маслом ваших поступков.

Из земли начинает вырастать трава, молодая зеленая травка, густая и нежная. Чье-то дыхание заставляет вас обернуться. Это корова. Она золотисто-оранжевая, с голубыми губами и золотыми рогами. Корова ест траву прямо у ваших ног, потому что она проросла гуще в тех местах, куда падал пепел. Вы делаете шаг в сторону, и корова тщательно объедает то место, где вы только что стояли. Из ее вымени начинает сочиться молоко, и Старая Ведьма подставляет руки, собирая его.

Она подносит к вам свои наполненные молоком ладони, и вы пьете, опустив в них лицо. Молоко пахучее и теплое. Вы допиваете почти до конца, поднимаете голову и смеетесь тому, что молоко течет по вашей шее. Она тоже смеется, несколько раз потирает руки, и молоко в ее руках превращается в масло. Она втирает масло со своих ладоней в ваше лицо и голову, любуясь вашими чертами. Вы становитесь красивы и молоды. Черты лица разглаживаются, волосы густеют неожиданно и скоро.

Вы счастливы. Она гордится вами. Она знает, что теперь вы сможете все.

Сильная, Вечная Женщина широко раскидывает руки, выгибается, подставляя небу грудь и солнечное сплетение, запрокидывает голову и на одном выдохе громко произносит:

– Пусть сбудется это и то, что хотите, чтобы сбылось!

Глава вторая. Счастье вдвоём

Представьте себя демиургом. Хотя бы таким, как агент Кей из «Людей в черном-2». У вас есть ключ от камеры хранения на вокзале, где живут некие человечки, кричащие при вашем появлении: «Славься… (вставьте ваше имя)!!..». Вы несете за них ответственность. Правда, редко. В основном, они как-то сами живут и выживают. Ваша основная цель в отношении этих человечков – задать такие параметры и законы жизни, которые бы работали на их выживание, позволяя вам не вдаваться в детали.

А теперь представьте себя демиургом космического масштаба. Если мысленно подняться в Космос и улететь на границу принадлежащей вам Вселенной, то оттуда очень хорошо видна маленькая планета, на которой чудом выжили некие смешные, наивные человечки. Не вполне совершенные, не очень добрые и даже, по большому счету, не очень умные. Они эту планету то по-своему украшают, то портят, то радостно размножаются, то с таким же энтузиазмом все более и более изобретательно уничтожают друг друга. А теперь, внимание! Каких-нибудь полминуты назад, до того, как я уговорила вас все это представить, одним из этих человечков были вы!

В финале «Людей в черном-2» наша Вселенная сама оказывается в такой же ячейке камеры хранения, на похожем, только чужом вокзале.

Мне и раньше приходило в голову, что мы живем в чьей-то ячейке. Более того, меня не оставляет в покое мысль, что мы можем точно так же не вполне понимать, кому мы кричим «славься», придавая тем самым прославляемому гораздо большее значение, чем он на самом деле имеет в нашей жизни.

Это меня волновало до тех пор, пока ко мне не пришло понимание, что демиург есть и имеет безусловное и непреходящее значение для нашего существования. Это Природа. Не та «природа», которую мы наблюдаем из окна внедорожника, путешествуя по необжитым местам, а в самом что ни есть философском смысле этого слова Природа, Космос, Мироздание.

Я кричу свое «Славься!» Природе совершенно сознательно, я горжусь тем, что я – часть «мыслящего вещества планеты», как называл человечество академик Вернадский, я принимаю то, что своими мыслями и поступками формирую ее реальность, и вам так поступить очень советую. По крайней мере, все вопросы собственной значимости отпадают сразу.

Я кричу и не устану кричать «Славься!» Законам Природы, простым, ясным и нерушимым, которые делают нашу жизнь такой же простой и ясной, как они сами, как только мы поймем их, согласимся с ними и подладим под них свою жизнь. Они далеко не всегда работают на нас, иногда они работают против нас. Мы можем их обходить, мы имеем право ускользать от них, прятаться и хитрить, но оспаривать и вводить свои – не имеет смысла, это будет войной против самих себя, против той основы в себе, которая суть Природа.

Вернемся к вам, отлетевшему по моей просьбе к краю Вселенной и вставшему в позицию демиурга. У вас есть человечки, вы хотите, чтобы они выжили, чтобы ячейка-планета не осталась пуста, чтобы их «Славься!» звучало безотказно, звонко и чисто. Что бы вы сделали на месте Природы? Какой Закон вы бы им дали?

Скорее всего, вы бы отрегулировали процесс их, человечков, воспроизводства относительно имеющихся у них ресурсов. Прежде всего, еды и пространства камеры. Более того, вы бы следили за их видовым разнообразием, плюрализмом популяции, поскольку именно многообразие создает устойчивость в изменяющихся обстоятельствах. Вы бы стимулировали развитие и совершенствование популяции через создание новых адаптивных свойств путем скрещивания особей. Природа делает то же самое и именно того же самого желает своим маленьким человечкам, то есть нам!

Вероятно, скрепя сердце, вы бы с высоты наблюдали процесс естественного выбывания неконкурентоспособных обитателей ячейки. Как в старом анекдоте про собаковода, у которого родилась тройня. Пришел к нему другой собаковод, долго наблюдал за детьми, а потом и говорит: «Ну, вот этого бы я оставил, а этих двух утопил». Природа порой жестоко топит нас, как некачественных щенят. Целыми семьями, а если верить истории, то и целыми народами.

В этот момент Скептик, персонаж моей книги «Живое общение», соскочил с книжной полки и возмущенно забегал по моему кабинету. С самого начала главы он выглядывал из книги, бегал вдоль книжной полки, ядовито подсмеивался, вертел в руках свою дорогую пишущую ручку и, присаживаясь, время от времени, дергал тощей ногой. Как только я дошла до «утопления», он не выдержал и сухим треснутым голосом с надрывом непонятого интеллектуала закричал: «И причем же тут семейное счастье? Процессы мироздания сложны, не до конца изучены, чем вы, Юлия, пользуетесь, и никакого отношения к счастью, как к комплексу самоощущений развитой личности, не имеют. И вообще…», – тут он осекся и ошарашено посмотрел за мою спину.

Его спугнула Старуха. В этот момент она тихо вошла в дверь моего кабинета и, увидев Скептика, опустила глаза, а потом и голову. Она стояла, молча, недвижимо, и не шелохнулась, даже когда он, выбегая и размахивая руками, задел ее своей легкой кистью. Когда затих звук захлопнутой им двери, она подняла на меня свои бездонные глаза и резко, весело рассмеялась.

Мы сели пить чай с моченой морошкой.

Космос, Природа внутри каждого из нас, и семья – это маленький космос. Счастье возможно лишь тогда, когда космические пространства, от Вселенной до нашего тела, (планета, государство – это тоже космос) как матрешки, подходят одно к другому, входят друг в друга, повторяя линии и смыслы. Только и всего! Хотим мы этого или нет, признаем ли мы это, гоним ли мы от себя эту мысль, но мы остаемся детьми Природы и подчиняемся ее законам. Если мы сопротивляемся им, то кто-то гибнет в борьбе, либо мы, либо Природа. В любом случае, Природа внутри нас, а это приводит к тому, что мы перестаем быть собой.

Ведьма, чувствуя ход моих мыслей, суживает глаза, внимательно глядя на меня, и накрывает морошку своей сухой ладонью. Я, успокаивая, глажу ее по руке. Это не про меня.

Природа – матрешка гибкая, большая и разная, в нее хорошо укладываются самые разные матрешки поменьше: и беленькие, и черненькие, и мягкие, и жесткие, и всякие другие. Но при этом в ней есть и некий принцип, закон, который они должны не просто принять, а иметь в себе, в качестве закона своей организации. Мне трудно его сформулировать, но для меня он приблизительно звучит как «живи и дай жить другим»…

Сама я самым тщательным образом берегу Природу внутри меня, берегу Вещунью, Волчицу, Бабу Ягу, Дикую Женщину, великую Мать Жизнь-Смерть-Жизнь, как ее описывает Кларисса Пинкола-Эстес в «Бегущей с волками». Берегу в своей душе, в своей психике, в своей жизни.

Природа всегда одерживает верх. В том числе, внутри нас, создавая важнейший защитный механизм личности – стремление к счастью.

Однако вернемся к теме этой главы.