Не причиняя обид

Мотор ревел, машину трясло и водило по сторонам, но я ничего не понимала. Боль время от времени возвращалась, и тогда мне было чихать на кочки и резкие повороты.

К тому времени, как меня привезли к местному роддому, я находилась в полубессознательном состоянии. Женщина в платке была рядом со мной. Она помогла мне выбраться из машины, потом уложила на каталку, и всё это время кому-то что-то командовала.

Боль снова дала о себе знать. Я закричала, мозг затуманился, по вискам стекали капельки пота. Меня везли по коридорам. Мои глаза успевали выхватывать яркий свет ламп и белые потолки. Голоса смешались, слов я не разбирала.

Впервые в жизни я искренне молилась, молилась, чтобы моя дочка выжила. Это всё, что у меня осталось от Лиама. Я не хотела её терять.

Вокруг собрались врачи и медсёстры. Если мне что-то и говорили, то я не понимала. Неожиданно доктор крикнул:

– Puja, Maria! Puja como nunca lo haz hecho antes! Vamos, Maria, empuje!* (исп.: Тужься, Мария! Тужься, как никогда не тужилась! Давай же, Мария, тужься!)

Испанский гватемальцев казался мне неземным языком. Я перестала улавливать смысл знакомых слов. Боль затуманила мне мозг окончательно. Врач выходил из себя. Он кричал, а я не понимала и из-за этого плакала.

– No entiendo, no entiendo, no entiendo, – повторяла я снова и снова, а по щекам лились слезы от боли, обиды и чувства беспомощности.

Тогда передо мной появилась знакомая женщина. Она улыбалась, гладила меня по голове и успокаивала. В тот момент, когда я отвлеклась, мне начали давить на живот. Вот тогда я поняла, что «empuje» означает «тужься».

Прошла минута, час или целая вечность, но это случилось. Я услышала хлопок, а потом крик младенца. Моя грудная клетка затряслась в чувствах, я разревелась. А потом… кажется, уснула…

– Мария! – шлепок по щеке. – Мария, проснись!

Я открыла глаза и увидела большеглазую чернокожую медсестру с большими губами. Я лежала в палате, накрытая простынёй. Медсестра подключила капельницу и вышла, как я поняла, сообщить доктору, что я пришла в себя.

И только когда она вышла, я вспомнила о дочке. Я оторвала голову от подушки, а потом услышала:

– С ней всё хорошо. Крепкая девочка.

Повернув голову, я увидела свою спасительницу. Смуглая женщина лет сорока в белом платке, из-под которого выглядывали чёрные завитушки волос.

– Ее поместили в инкубатор, но доктор сказал, что она быстро окрепнет, – добавила она. – А пока именно тебе надо набираться сил. Ты потеряла очень много энергии.

– Спасибо, – прошептала я.

– Я – медсестра. Тебе повезло. – Она помолчала. – Как малышку назовёшь?

– Как… – я вздохнула, веки закрывались. – Как вас зовут?

– Нильса.

– Красивое имя. Можно я назову дочь Нильса?

Женщина широко улыбнулась и смущённо кивнула.

– Это лучшая награда. А теперь спи.

Я закрыла глаза, а когда вновь их открыла спустя несколько часов, у подножия моей кровати стояли полицейские.

***

Йемен, о. Сокотра г. Хадибу

2025 год

Маленькая ручка крепко сжимала мой мизинец. Город без деревьев, всюду руины, низкие постройки и только несколько трёхэтажных домов. Дорог как таковых не было, архитектуры тем более. Улица, по которой я прогуливалась со своей дочкой, была покрыта асфальтом, но и это редкость. Остальные улицы покрыты каменистой грунтовкой. Я приметила пару пальм в свете яркого солнца, издалека виднелась гора Джебель-Джахир.