История маленькой революции

– Он меня так кочергой треснул! Абросим, тебя же он тоже лупасил?!

– Лупасил, Гоша, лупасил! Он нас всех лупасил! – неистово заорал Абросим.

Тамара услышала.

– Бабы! Слышали, что творит Сафронов?! Янка, он ведь приставал к тебе, а? Приставал?

Жующая кашу Яна подавилась.

– Понравилось? – хитро дразнила работница. – Небось понравилось, раз молчишь! А тебе, Лиза, понравилось? А тебе, Стеша? – те же вопросы задавала Дуня в конце ряда. Женщины вспыхнули. Работница вылезла со своего места:

Разоривши, призывает,

Как рабынь в свой кабинет,

И в любовниц обращает…

На него управы нет!

– Бабоньки, хотите закончить под ним в кабинете? Али у печки под горячей кочергой, мужики?

– Я не хочу! – крикнули в один голос выскочившие из-за стола Ира с Зоей.

– Я не хочу, – по уговору с Тамарой лениво поднялся Борис.

– Я не хочу, – басом произнёс ткач Антон и также встал.

За стоящими рабочими вышли остальные, и даже буфетчик с поварами не остались в стороне. Загудели угольщики, ткачи, носильщики и швеи, – они застучали по всему, что попадалось под руки: столы, шкафы, окна. Окружённая Тамара забралась на стул.

– Так не станем же этого сносить! – она вскинула сжатый кулак. За ней повторили. – Отомстим Сафронову за детей, жён, мужей, потерянное здоровье и время! Отомстим за всё!

А деспот пирует в роскошном дворце,

Тревогу вином заливая,

Но грозные буквы давно на стене

Чертит уж рука роковая!

Вникнув в д’арковскую речь Тамары, мужчины и женщины немедленно ринулись к кабинету фабриканта, едва не сбив работницу со стула.

«Дело за малым. Они его растерзают, а Олег Владимирович оформит фабрику на себя. Свершилось. Свершилось!».

Работники рушили всё, что встречалось на пути, а на пути встретилась дверь в кабинет. Подвыпивший Глеб Юрьевич собирался взвизгнуть «прочь!», но не успел. Откуда-то один из кочегаров вытащил кочергу, ткачи достали рубели. Неистово они колотили фабриканта и кричали торжественное «ура!». Тамара растворилась в толпе, а Борис и несколько других «смельчаков» плелись в хвосте.

На фабрику ворвалась гвардия жандармов. Полиция хватала всех без разбору (но в основном тех, кто был ближе). Под раздачу попал пекарь Серёжа с кухаркой Таней, кочегар Андрей, доменщик Саша, пять ткачих, двое носильщиков, шесть угольщиков и Борис.

Тамара и другие женщины разбегались по сторонам. Мужчины, что были ближе к телу, спрыгивали с лестниц. Некоторые попадались в руки гвардейцев.

Слух о смерти Сафронова тут же разнёсся по городу. Олег Владимирович, не теряя времени, поехал к нотариусу оформлять документы на владение фабрикой. Скучающий блюститель печатей и юридических соглашений быстро составил бумагу на подпись.

– Вам осталось получить согласие супруги покойного, – юрист поправил скатившееся пенсне толстым пальцем.

Согласие супруги Глеба Юрьевича Щербаков получил сразу, как она узнала о гибели Сафронова. Она считалась дамой высшего света, поэтому в мужнины дела никогда не вмешивалась и не собиралась брать на себя ответственность за целый завод. Более того, детей в браке у них не было (Сафронов обзавёлся лишь бастардами) и, следовательно, на наследство она претендовать не могла.

Пока Щербаков решал юридические вопросы, полиция разбиралась с поднятым бунтом.

– Что знаешь, сука?! Говори! – Борис, лёжа на мокром полу темницы, старательно уворачивался от бьющего его по лицу жандарма.

В таком положении он находился больше восьми часов, не проронив от боли ни слова.

– Гена, ты хоть продохнуть ему дай! Всю рожу исцарапал! Как он тебе расскажет?!

Полицейские посадили Бориса на лавку и дали стакан.

Так вышло, что из подполья повязали только брата Тамары. Остальные слишком быстро попрятались по потаённым местам фабрики. Никто из рабочих и работниц ничего не рассказал жандармам потому, что ничего и не знали, а Борис ничего не говорил потому, что говорить ему не дали вовсе.

– Ну, сука, напился? – грозного вида жандарм под два метра отобрал воду у избитого. Оба окинули друг друга презрительными взорами.

– Кто зачинщик? – спросил второй.

– Не видел, – отрезал мужчина. Его ударили по щеке. – Не знаю я, кто начал! Знаю только, где они собираются. Скажу, только не бейте больше! «Спросят про Тамару – сдам! Только бы не били!».

– Откуда знаешь, сволочуга?! – полицейский замахнулся. Борис закрыл лицо скрещенными локтями.

– Мимо шёл. Никого из знакомых. Просто видел.

– Все с одного завода, и никого не знаешь? Врёшь ведь, скотина! – двухметровый жандарм пнул Бориса.

Рабочий, шатаясь от ударов, собрался сознаться, но его прервал напарник бьющего.

– Гена, их там несколько сотен. Как всех запомнишь? Давай кончать с ним, моя Любка вот-вот родит. Выясни, где он их видел. Для протокола хватит.

– Ну и где? Отвечай, скот!

Борис, не назвав ни одного имени, выдал место сборов подполья.

III

Наутро Щербаков стал официальным владельцем ткацкой фабрики, но перед началом работы считал своим долгом освобождение схваченных рабочих. У начальника тюрьмы он сидел с шести утра и отчаянно спорил с ним:

– Да выпусти ты их, Семён Валерьич!

– Да как я их выпущу, Олег Владимирович? Мне за это такой… дадут!

Волосатый глава местной полиции усиленно расчёсывал свои густые бакенбарды, тыча аккуратным, будто дамским, ноготком в постановление.

– Ты видишь, Олег? У меня по документам не меньше пяти задержанных должно быть! Как я выкручусь, коли подымут?