и покрыли сверху льдом.
Только головы торчат,
о прощении кричат.
*
А Наташа все брела,
еле-еле уже шла.
И в сугробах ноги вязнут,
от мороза руки зябнут.
И слипаются глаза.
От бессилия слеза
льдинкой падает с лица.
Только лесу нет конца.
Опустилась под сосной.
Слышен рядом волчий вой.
Но Наташе все равно.
Помирать уж все одно.
– Никого я не спасла,
никому не помогла.
Может быть, еще дойду, -
бормотала как в бреду.
– Посижу чуть-чуть и в путь.
Просто надо отдохнуть.
И теплее будто стало.
И Наташа засыпала.
Снится ей, что кто-то рядом
и буравит ее взглядом,
и гремит пустым ведром,
растирает щеки льдом,
и трясет ее за плечи.
Слышит голос человечий:
– Эй, Наташка, просыпайся!
Забытью не поддавайся!
И с трудом глаза открыла.
– Верно, тут моя могила?
Знать я тоже умираю,
раз тебя я наблюдаю.
Снеговик пред ней стоит
и усердно тормошит.
– Я живой! И ты живая!
– Вот удача-то какая!
Как я рада! Ты живой!
– Я вожусь уже с тобой
битый час. Давай, вставай!
Быстро в сани полезай!
– Как ты сани-то забрал?!
– У разбойников украл.
И за нас я отомстил! -
Снеговик ей говорил.
*
Мчатся сани через лес.