Год 1914-й. До первого листопада

Сначала, когда мы шли по диким местам, в школьных делах у нас была некоторая проблема с письменными принадлежностями. Тогда мы могли полагаться только на груз контейнеровоза, и то не на весь, ибо писать школьные тексты на гербовой бумаге несколько неразумно. В освоении русской грамоты тогда основной упор приходилось делать на восковые дощечки и заточенные стилосы. Зато теперь, после того как Серегин нормализовал 1904 год, где тетради, перья и карандаши можно закупать хоть тоннами, острота этой проблемы в основном снята. Теперь на уроках амазонки-гимнасистки и юные остроухие, прилежно высунув язык, скрипят по самой настоящей бумаге перьями и карандашами, приобщаясь к великим таинствам русского языка. «Мы не рабы, рабы не мы» – что особо актуально для остроухих, всю свою жизнь проводивших под прессом заклинания принуждения.

Серегин весьма доволен ходом учебного процесса и не исключает, что именно эти девочки и немногочисленные мальчики из числа артанских и рязанских сирот, пройдя полный курс наук, составят первую живую команду «Неумолимого». Сергей Сергеевич у нас чтит заветы основоположников коммунизма и старается им следовать, а потому – кто был ничем, тот станет всем. И только тех особей, которые заявляют «не хочу учиться, а хочу жениться» он без всякой пощады списывает на уборку сортиров и прочих нечистот в полевых лагерях за пределами города, где не работают никакие очищающие заклинания.

И еще: если раньше переходящее директорство в этом школьном Бедламе было общественной нагрузкой для сержантов танкового полка, которых в обезумевшие позднесоветские времена набирали в основном из студентов, то с недавних пор для этой организации нашелся постоянный руководитель. Это Ольга Романов-старшая (для младшего поколения – «любимая тетушка»), не в силах бездельничать там, где все трудятся, попросила у меня для себя фронт работ по силам. Учительствовать при этом она не может, ибо при остром уме и чуткой душе имеется отвратительная грамотность в письменном и даже устном русском языке, что является как раз следствием «британского» воспитания. Уж не знаю, каким местом думали ее папа и мама, когда превращали своих детей в эдаких затравленных зверьков и в результате поломали жизнь всем: от самого старшего, Николая, до самой младшей, Ольги. И вот теперь, когда один из сержантов-студентов диктует детям текст, Ольга втихаря вместе с ученицами так же старательно водит пером по бумаге. Проверяю ее работы я лично, и также наедине в своем кабинете растолковываю ошибки. А как же иначе – век живи, век учись.

Но одна из проблем, что нас ожидает не в таком уж и далеком будущем – это встреча с новой, ухудшенной генерацией Романовского семейства, издерганного постоянным ожиданием безвременной смерти дорогого Алешеньки, и обсиженного разными шарлатанами, самый крупный из которых – подмигивающий одним глазом месье Распутин. Вот тут нашему Бичу Божьему придется особенно тяжело, ибо адекватной замены для рокировки негодному монарху не предвидится.

Местный Михаил Александрович стал жертвой дважды разведенной охотницы за статусными женихами, впутался в мезальянс и стал непригоден для занятия должности переустроителя династии. Хотя человек он по-прежнему неплохой, большего, чем командование Дикой дивизией, ему доверить нельзя. И причина тому – разрушившееся со смертью Победоносцева заклинание, приковывавшее дух покойного Царя-Миротворца к средоточию сознания его младшего сына. Это Серегин с Никой-Коброй смогли снять злое колдовство так, чтобы не повредить ни Михаилу Александровичу, ни духу Царя-Миротворца (в тот момент олицетворявшего саму Россию), а вот самопроизвольный распад заклинания, составленного самоучкой – дело чрезвычайно непредсказуемое и опасное. Конечно, хотелось бы посмотреть, что там творится в Средоточии местного Михаила Александровича, да попытаться это исправить, но если он сам будет против, я не стану настаивать.

Местная версия Ольги Александровны тоже измотана бесплодным браком с извращенцем и не менее бесплодной любовью к адъютанту мужа – маленькому человечку, который не может дать ей ни самоуважения, ни чувства безопасности, ни ощущения раскрывшихся за спиной крыльев. В мире ее собственного имени, организованная Старшими Братьями, сильная лейб-кампания взметнула Ольгу на недосягаемую в обычных условиях высоту должности Всероссийской Императрицы. В мире Елизаветы Дмитриевны она счастливо вышла замуж за генерала Бережного – пришельца из будущего, довольно известного во всех четырех известных нам альтернативных мирах. В библиотеке контейнеровоза о нем упоминается как о герое войн за ликвидацию Османской и Британской империй. В мире Елизаветы Дмитриевны генерал Бережной известен как организатор и первый командир лейб-гвардейского корпуса морской пехоты. Майор Половцев отзывается о нем тоже чрезвычайно комплементарно, называя основателем Красной Гвардии. И, наконец, бежавшие из своего мира тевтоны запомнили этого человека как ужасного Вестника Смерти, предводителя советских танковых армад, кромсавших вермахт будто бычью тушу на мясницкой колоде.

Из этого проистекает вывод, что любовь к маленькому человеку для Ольги подобна смерти. И если ту Ольгу, что происходит из тысяча девятьсот четвертого года, мы еще сможем наставить на путь истинный (чем сейчас и занимаемся), то ее версия на десять лет старше в гораздо более трудном положении. А если учесть мнение Димы Колдуна о том, что из тысяча девятьсот четырнадцатого года нам откроется ход на боковой «секретный» уровень семнадцатого или восемнадцатого годов, где нас ждет задание по разблокированию энергоканалов, ведущих на уровни середины двадцатого века. Там, в семнадцатом году, ничто еще не предрешено, но для представителей павшей династии все уже плохо так, что хуже некуда, а потому у нас здесь возникнет даже не двойной, а тройной комплект последних поколений господ Романовых.

5 июля 1914 года, 19:15. Королевство Сербия, Белград, Савская набережная.

Ненаследный королевич и шеф 18-го пехотного полка Дунайской дивизии первой линии Джоржи Караджоржевич (Георгий Карагеоргиевич)

Первый воскресный вечер июля, тишина и благорастворение. От струящихся вод Савы веет прохладой, а у причалов покачиваются прогулочные лодки, плавучие кафаны (кофейни), а также баржи, с которых торговцы продают пахучие дыни и трескающиеся от сока арбузы. По набережной в тени дерев прогуливаются хорошо одетые господа, держа под руку своих дам. При встрече они раскланиваются, приподнимая шляпы и котелки. Глядя на эту идиллию, кажется, что все идет как обычно, но на самом деле этот покой и красота – не более чем обманчивая иллюзия.

По ту сторону Савы расположена враждебная Сербии Австро-Венгрия, оттуда до нас уже неделю доносятся угрозы и крики ненависти. В прошлое воскресенье несколько юных сербских патриотов (среди них один такой же юный мусульманин-босниец) устроили в Сараево покушение на наследника Австро-Венгерского престола, организованное в стиле террористических актов недавней смуты в России. В кортеж этого болвана Франца-Фердинанда, совершавшего визит в Сараево, были брошены то ли одна, то ли две бомбы-македонки, но из-за криворукости покушавшихся он остался невредим. Дело закончил стрелок из пистолета, который, подобравшись к своей цели почти вплотную, сумел произвести два выстрела: одним был ранен в ногу боснийский Наместник Потиорек, другая досталась австрийскому наследнику, но не убила его, а только ранила в плечо. Я бы в подобном случае не промахнулся.

И вот теперь старый мизерабль Франц-Иосиф обвиняет в подготовке этого покушения сербские власти, требует международного расследования и сатисфакции. Все австро-венгерские газеты полны антисербской пропаганды, а некоторые, наиболее безумные из них, требуют полного уничтожения зловредной сербской нации. Они пишут, что всех террористов взяли живыми и на допросах они во всем признались. Но одной рукой австрийские власти раздувают пожар ненависти к сербам, а другой пытаются гасить вспышки неконтролируемой ненависти. Говорят, об этом распорядился сам Франц Фердинанд, который требует, чтобы гнев толпы не падал на головы невинных. Мол, все должно быть по закону, и высокопоставленных организаторов покушения (в их числе назван и мой брат Александр), следует судить открытым международным судом и повесить по его приговору.

Ходят слухи, что в Вене готовится какой-то особенный ультиматум, принятие которого будет для нас даже большим унижением, чем признание шесть аннексии Боснии и Герцеговины лет назад. А если мы отвергнем это наглое требование, то нас ждет война – в ситуации, когда наш единственный союзник далеко, а сильный враг совсем рядом с Белградом. В подтверждение этой угрозы в Австро-Венгрии объявлена частичная мобилизация, и теперь моему отцу предстоит решить, проводить мобилизацию сербской армии или покориться наглому требованию. И хоть Петербург сообщил, что Российская империя в любом случае выступит в нашу защиту, общественное мнение Европы (в первую очередь Германии) настроено резко антисербски. Император Николай – слабый человек, и может заколебаться под этим давлением, – и тогда Сербия останется наедине со смертельной опасностью, без всяких союзников, ибо с некоторых пор даже Болгария стала нам глухо враждебна.

Положение осложняется тем, что в связи с этим кризисом мой отец окончательно сдал. Если совсем недавно он хотя бы мог играть роль сербского короля (при том, что всеми делами в государстве заправляли господа Пашич и Димитриевич), но сейчас он даже не может вспомнить, что происходило вчера. Я знаю, что первоначально у наших умников из «Черной Руки»[4 - «Черная рука» – тайная сербская националистическая организация, с 1903 года из-за кулис осуществлявшая управление сербским государством. Ее членами были ключевые государственные деятели: премьер-министр Пашич, начальник белградской жандармерии Радивоевич (погиб в 1913 году), начальник сербской разведки Димитриевич, начальник пограничной службы Попович, помощник начальника штаба сербской армии Милованович и многие-многие другие. С 1908 года к организации присоединился младший сын короля Петра Александр Караджоржевич, что и обусловило в дальнейшем отстранение от престолонаследия его брата Джоржи (Георгия).] был план назначить регентом при недееспособном короле моего брата Александра, но после того, как тот был назван в числе организаторов покушения на Франца Фердинанда, такой шаг стал равносилен объявлению войны Австро-Венгрии.

Вот и мечутся теперь наши хитроумные деятели, будто белки по потолку. Момент ответственный, а принимать эту ответственность на себя никто не хочет. В числе возможных регентов упоминается Арсен Караджоржевич, младший брат моего отца. Но он в России, командует кавалерийской бригадой, и, кроме того, год назад, когда, испросив отпуск на русской службе, наш дядя в составе сербской армии принял участие в сражениях Первой Балканской и Межсоюзнической войны, он стал набирать слишком большую популярность в народе. Из-за этого мой отец попросил его (или даже потребовал) поскорее вернуться[5 - Арсен Караджоржевич с 1911 года тоже присоединился к «Черной руке», и это категорическое требование об удалении могло быть связано с тем, что организация определилась со своим претендентом на престол и не желала ничего менять.] в Россию. Премьер-министр Пашич отбил нашему дяде телеграмму с просьбой приехать как можно скорее, но никто не знает, откликнется ли тот на этот призыв после прошлогоднего афронта, и если да, то успеет ли приехать и принять на себя обязанности прежде, чем станет поздно. Война на носу, а у нас король, мягко выражаясь, не в себе.

Погрузившись в свои мысли, я шел по набережной, кивками отвечая на приветствия людей, здоровающихся с опальным королевичем, как вдруг взгляд мой уперся во встречную пару. Эти люди были мне не знакомы. Мужчина был одет в штатский костюм серого цвета, сидевший на нем как военный мундир. Несомненная офицерская выправка и суровый взгляд серых глаз… На левом бедре у незнакомца висела шпага гражданского образца, но, в отличие от большинства штатских из благородного сословия, ему этот предмет был абсолютно привычен и не мешал при ходьбе, судя по пластике его движений. А еще от него исходила опасность – примерно такая же, как от тигра, вздумавшего прогуляться по набережной.

Его спутница, с которой он шел не под руку, а просто рядом, была черноволоса, черноглаза, высока, полногруда и величава. Ее можно было принять за сербиянку, но я видел, что это дочь родственного нам, но другого народа. Обращали на себя внимание ее длинные сильные руки и размашистый шаг, больше приличествующий мужчине и офицеру. Если мужчина вызывал ассоциации с тигром, то она походила на пантеру, дикую и смертельно опасную. А еще у меня возникло впечатление, что эта дама сама по себе оружие.

У меня даже между лопаток зачесалось… Они шли прямо на меня, и расстояние между нами неумолимо сокращалось. Я не трус, но в тот момент меня охватило предчувствие великой беды, которая грозит всей Сербии… и эти двое, что идут мне навстречу, с этим как-то связаны.

А дальше случилось неожиданное. Сблизившись со мной на расстояние около метра, незнакомец остановился, приподнял мягкую шляпу жестом вежливости, улыбнулся и сказал по-русски:

– Добрый вечер, королевич Джоржи. Я долго тебя искал – и вот, наконец, мы с тобой встретились…

Я, конечно, мужчина резкий и не лезу за словом в карман, но тут даже и не нашелся, что ответить… Этот человек меня знает, а я его нет, поэтому у него преимущество. Кроме того, в словах и интонации незнакомца не было ни малейшей агрессии, а значит, любой резкий ответ был бы неверным. Обо мне и так шла слава как о неуравновешенном типе, который кидается на людей, будто оголодавший цепной пес, так что не стоило усугублять дурную репутацию…

Впрочем, пока я думал, что бы ответить, заговорила дама.

– Джоржи, – сказала она (также на русском языке), – ты нам очень нужен.

– Кому «вам», сударыня? – спросил я на русском. – Я, конечно, рад столь неожиданному знакомству, но не знаю ни как вас зовут, ни того, зачем я вам понадобился. Извините, но с анонимными личностями я дел не веду…

– Меня зовут Сергей Сергеевич Серегин, – сказал мужчина, еще раз приподняв шляпу под раскат небесного грома. – Я – самовластный государь княжества Великая Артания, расположенного в пятьсот шестьдесят третьем году от рождества Христова, а также Специальный Исполнительный Агент Всемогущего Творца, выполняющий в различных мирах его особые задания. Рядом со мной – верный боевой товарищ сержант Ника Зайко, она же боец Кобра, адепт Хаоса, маг Огня высшей степени посвящения Темная Звезда. Прежде в мою сферу деятельности входили только различные этапы развития русского государства, которое я должен был делать сильнее и совершеннее, чем оно было до того, но в этом мире Всемогущий Творец дал мне понять, что и твой народ, Джоржи, тоже находится под моей защитой.

Я ошарашенно моргнул, и – о чудо – двое передо мной совершенно переменили свои одежды. Теперь на них была военная форма, чем-то напоминающая обмундирование русской армии; на бедре у мужчины вместо шпаги висел старинный меч в красиво украшенных ножнах, а у женщины рукоять оружия по-восточному торчала из-за плеча. Я закрыл и снова открыл глаза – картина пред мною не претерпела изменений; ущипнул себя за бедро и прочел «Отче Наш» – с тем же результатом. Двое стоящие передо мной не исчезали, не развеивались дымом, и не принимали прежний облик.

– Джоржи, ты же храбрый человек, – сказала мне странная воинствующая дама с двойным именем Ника-Кобра. – Выслушай то, что хочет сказать тебе Сергей Сергеевич, и только потом принимай решение.

– А как я узнаю, что вы говорите правду? – спросил я. – Слова – это только слова, и не более того…

– А мы можем не только рассказать, но и показать, – усмехнулся господин Серегин, – дать вам пощупать все своими руками, и только потом принять решение. Отважишься ли ты, Джоржи, прямо сейчас совершить визит в мои владения, выслушать там, на месте, мои предложения и принять решение, которое будет иметь жизненно важное значение для Сербии и всего сербского народа?

– Видите ли, господин Серегин, – замялся я, – еще пять лет назад господа из клики господина Димитриевича отстранили меня от возможности принимать какие-либо государственные решения…

– Все это не имеет никакого значения, – усмехнулся мой визави, – и убедиться в этом вы сможете, побывав с визитом в моей главной штаб-квартире. Ну, Джоржи, решайтесь. В конце концов, речь идет о судьбе вашей Родины. Или мне нужно было обраться к вам в тот момент, когда на Белградских улицах будут рваться снаряды австрийской артиллерии?

– Ну хорошо, я согласен, – сказал я и тут же добавил: – Наверное, путь в ваши владения далек и займет недели и даже месяцы пути?

– Да нет, – ответил мой собеседник, – в моем сопровождении пройти туда можно очень быстро и просто – одна нога здесь, а другая там. Раз-два.

Шестьсот пятьдесят второй день в мире Содома, около пяти часов вечера. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Пока еще ненаследный сербский королевич Джоржи Караджоржевич.

Произнеся эти слова, господин Серегин взял меня за руку и увлек за собой в раскрывшееся жемчужное сияние – я и моргнуть не успел. Действительно, всего один шаг – и прямо с набережной Савы мы попали в какое-то другое место… То, что предстало перед моим взором, изрядно смахивало на древний город где-нибудь в джунглях Индокитая. Неистовый жар, благоухание мирры и ладана, башни-пагоды, поднимающиеся в бледно-голубые небеса и неистовое солнце, раскаленным шаром клонящееся к закату… Все это ошеломило меня настолько, что я потерял дар речи, и лишь ошарашенно озирался, раскрыв рот от изумления.

– Где мы? – неожиданно охрипшим голосом спросил я наконец у своих спутников, сразу же растеряв весь свой скепсис.

– Мы в Тридесятом царстве, – невозмутимо ответил господин Серегин, – иначе еще называемом миром Содома. Тут, в бывшем запретном городе Ниц, расположена моя главная штаб-квартира. То, что вы видите перед собой – это райский оазис посреди кромешного ада, по сравнению с которым Османская империя покажется вам идеальным образцом государственного устройства. Запомните, Джоржи: и ад и рай на земле люди создают себе сами своими руками. Впрочем, все это детали. Идемте.

– Постойте! – воскликнул я. – а как же там, в Белграде? Что подумают люди после того, как их принц исчез неизвестно куда вместе с двумя незнакомцами в иностранной военной форме?

– А ничего они не подумают, Джоржи, – отмахнулась Ника-Кобра. – Если кому-то придет в голову блажь расспрашивать людей на набережной, то все они дружно скажут, что вы по-дружески встретились со своими старыми знакомыми. Правда, потом рассказы будут разниться. Одни скажут, что мы все вместе ушли вниз по течению, по направлению к Белградской крепости, другие сообщат, что мы направились в противоположную сторону, третьи поведают, что мы сели за столик в плавучей кафане (только они не сойдутся в мнении, в какой именно), а четвертые будут уверены, что мы пошли по одной из улиц в сторону центра города.

Услышав это, я только покачал головой. Наверное, если бы убить эрцгерцога Франца Фердинанда потребовалось господину Серегину, то глупый австриец умер бы, даже не поняв, кто и как его убивает. А люди бы потом были уверены, что его застрелил собственный охранник, или же он сам покончил с собой на глазах у всех.

– Нет, так мы не поступаем, – ответил господин Серегин, когда я изложил свои предположения. – Обычно у нас практикуется так называемый «визит каменного гостя», когда злодея в ночное время попросту по-тихому похищают из спальни, сколько бы слоев охраны ни стояло у дверей и окон. Я вообще предпочитаю убивать только на поле боя, и лишь немногих отборнейших мерзавцев приговариваю к казни на эшафоте. Вот представь себе: ты кого-нибудь казнил, и через некоторое выясняется, что только этот человек знал нечто важное. И что потом – рвать на себе волосы во всех неудобных местах, потому что из ада никого обратно уже не выдают?

Вот так, за разговорами, мы и пришли в главный штаб армии господина Серегина. А то, что тут квартирует именно армия, было видно невооруженным глазом, и даже не потому, что все встреченные нами люди (по большей части женского пола) были вооружены различными разновидностями холодного оружия. Толпа вооруженного народа – это еще не армия, но местные обитатели на толпу совсем не похожи. Казалось, кинь господин Серегин боевой клич, и воинствующие девицы сразу выстроятся в блистающие новеньким оружием батальонные колонны.

По дороге мне дали испить из Источника Прохлады, попутно предупредив не пить из всех фонтанчиков подряд, если я не уверен, что знаю об их назначении. Потом быстро, насколько это было возможно, меня провели по всем интересным местам это странного города, в подавляющем большинстве населенного женщинами различных разновидностей.

Особенно впечатляли смуглые мускулистые остроухие девки двухметрового роста, легко, будто прутики, таскающие в перевязях за спиной длинные двуручные мечи. Я, конечно, любитель пофехтовать, но абсолютно не представляю, как можно управляться с эдаким ломом. А эти диковатые красавицы справляются, да еще как!

Сделав небольшой круг, мы прошли мимо тренировочных полей, где несколько тысяч воительниц и воителей совершенно дикого вида отрабатывали приемы атаки и обороны, когда перед самой рукопашной схваткой винтовка забрасывается за спину, а в ход идет двуручный меч или алебарда. Господин Серегин любезно пояснил, что тут проходят подготовку совсем недавние рекруты его армии, пока составляющие резервный корпус.

Потом мы полюбовались на возвращающийся с учений штурмовой бабий полк, укомплектованный остроухими девицами гренадерского роста, а затем встретили марширующую воинскую часть, целиком состоящую из обыкновенных мужчин. Как сказал господин Серегин, это раненые во время предыдущих кампаний русские солдаты, полностью излеченные в местном госпитале и теперь восстанавливающие навыки армейской службы. И всюду, где бы мы ни были, на господина Серегина и госпожу Кобру люди смотрели с любовью и обожанием, но при этом без всякого самоунижения и подобострастия. К тому моменту, когда мы добрались до штаба, у меня голова уже шла кругом от обилия полученных впечатлений. И больше всего мне было удивительно видеть армию, где есть верховный главнокомандующий, командиры и рядовые солдаты, но нет деления на господ и быдло. Я и сам не любитель делить людей по сортам, но господин Серегин довел этот принцип до абсолюта. Не каждый так сможет: получить в государстве высшую власть и ни капли ее не обратить на пользу себе, любимому, а всю без остатка употребить исключительно ради доверившихся ему людей.

Центр всего этого – так называемая Башня Силы. Тут, в этом месте, напитанном магией так же как, обычное болото влагой, каждое название имеет свое значение. Центр города – Площадь Фонтана Живой Воды (придающего этому месту такую особенную ценность), и вокруг него – четыре главные башни. Башня Силы предназначена для военных, Башня Мудрости – для ученых, Башня Терпения – для врачей, монашествующих и работников служб государственной безопасности, а Башня Власти – для истинных монархов и политиков масштаба Бисмарка и Талейрана. Тех же, кто пошел во власть ради слепого тщеславия и алчного обогащения, Башня Власти размалывает на жестких жерновах в мелкую муку и исторгает вон. Я никогда не стремился властвовать, и взялся бы за этот нелегкий труд только ради того, чтобы принести пользу своей стране, а потому, собственно, без особого сопротивления уступил право наследования своему брату Александру. Не мое это, не мое.

И вот мы в помещении, которое господин Серегин использует как свой личный кабинет. Я уже понимаю, что тут, как на Ноевом ковчеге, людей из разных миров по паре из каждого мира. И не только людей. Графиня Зул бин Шаб из далекого нечеловеческого мира деммов способна произвести фурор на любом светском рауте – как экзотичной внешностью, так и утонченностью манер. Ничуть не меньше непривычного человека здесь может шокировать возможность столкнуться нос к носу с античным богом или богиней. И хорошо, если просто столкнуться. Один лихой поручник из артанского воинства, человек во всех смыслах замечательный, женился на закоренелой девственнице богине Артемиде законным браком, и теперь каждую ночь доказывает ей, что в деле постельных утех совершенство недостижимо, но к нему требуется стремиться не покладая ни рук, ни ног.

На этом фоне военный гений раннехристианских времен Велизарий в форме генерал-лейтенанта Артанской армии выглядит вполне обыкновенно. На службе у господина Серегина этот человек провел уже несколько успешных сражений, и сейчас находится на хорошем счету. Я позволил себе усомниться в том, что навыки шестого века христианской эры можно с успехом использовать в наше время, и услышал в ответ, что Велизарий потому и гений, что уже в свое время использовал вполне современные нам тактические приемы. Австрийцам, в том случае, если ими будет заниматься этот человек, еще не раз предстоит рыдать горючими слезами, ибо в практике военного дела у господина Серегина он сейчас осваивает университетский курс, а все местные генералы еще ходят в начальную школу.