Алый флаг Аквилонии. Железные люди

Смутило их другое…

– Идея замены в Российской империи малоуспешного монарха на его прямую противоположность нам понятна, – сказал капитан первого ранга Толбузин. – Непонятно нам то, какую цель имеете вы, господин Петров, и ваши товарищи, управляющие сейчас Аквилонией, в эти невозможно далекие времена, когда никакой России еще не существует вовсе…

– Сначала мы не имели никакой цели, кроме того, чтобы, удалившись от суеты умирающего мира, прожить остаток жизни в условиях первозданной природы, – честно признался Сергей-младший. – Но потом нас начал вежливо, но настойчиво поправлять тот, кто и задумал этот эксперимент, намекая, что мы неправильно воспринимаем поставленную задачу во всем ее диалектическом многообразии. И тогда мы решили, что там, где находимся мы, там и будет Россия…

– Погодите, Сергей Васильевич… – поднял руку Толбузин, – ваша мысль прекрасна по своей сути. Но, скажите, какая же может быть Россия, если в эти времена русскими могли быть только вы и ваши товарищи?

– Это немцем, датчанином, китайцем, англичанином или французом надо родиться, а вот русским можно стать, – ответил тот. – Такова особенность нашего с вами народа, в самом начале своей истории составившего себя из разноплеменной этнической массы, главным в которой был славянский элемент. Посмотрите на этих девиц позади меня. Они родились в местном клане Волка, выросли в полной дикости, но два с половиной года назад попали в наши хорошие руки, и за это время изрядно обрусели. Таких в настоящий момент у нас уже несколько сотен, и пополнение продолжает прибывать. Местные женщины все молоды, ибо до пожилых лет тут не доживать никто, а еще пластичны и податливы в культурном смысле – а потому они достаточно легко воспринимают наш язык, обычаи и порядки. Еще в самом начале нашей истории к нам почти на порог забросили два десятка наших современников из Франции, которые к настоящему моменту тоже успели изрядно перенять наш язык и повадки. Потом к нам забросили одного французского дворянина из примерно ваших времен и три десятка бриттов-думнониев из седьмого века христианской эры, среди которых был священник отец Бонифаций. Так в нашем народе появилась своя Церковь…

– Так, погодите! – воскликнул каперанг Толбузин. – Ваш священник – он что, латинянин?

– К вашему сведению, Никифор Васильевич, в седьмом веке церковь еще не разделилась на восточную и западную, – строго возразил Сергей-младший. – Кроме того, бриттов крестили миссионеры, прибывшие не из Рима, а из Александрии, так что они по полному праву могли считаться православными. В католичество Британию обратил только Вильгельм-завоеватель, притащивший с собой из Нормандии латинское духовенство. Отец Бонифаций – умный, стойкий, а также храбрый в человеческом и духовном смысле священник, который пришел из тех времен, когда злобные язычники еще бродили по Европе толпами. Именно он распознал, что раз нас всех тут так интенсивно собирают, то на это имеется Божий Замысел, воплощать который начали мы, Основатели, а завершать его должен будет воплотившийся Сын Божий, потому что иначе не может быть. Ну а потом, почти сразу, к нам убивать и грабить явилась тысяча легионеров из времен Цезаря, и тогда отец Бонифаций по собственной инициативе вышел к ним один уговаривать жить в мире и согласии. В ответ они забросали его своими копьями, и когда отец Бонифаций упал, наши товарищи наперехлест ударили по римлянам из трех станковых пулеметов одновременно, ибо когда в парламентера бросают копья, то можно уже все. После такой горячей встречи половина этих оглоедов умерла сразу, а остальные сдались к нам в плен…

– Постойте-постойте, Сергей Васильевич… – прервал каперанг, – а что такое станковые пулеметы?

Сергей-младший жестом подозвал к себе Бьерг, и та передала ему в руки заряженный пулемет Льюиса.

– Вот, Никифор Васильевич, – сказао он, – это машинка для массового истребления людей называется пулеметом. Изобретена она в конце девятнадцатого века, и является далеким потомком ваших штуцеров. То, что я сейчас держу в руках, это ручная версия, а станковый пулемет выглядит и действует еще серьезнее. За один удар человеческого сердца это устройство успевает сделать десять выстрелов, и незаменимо в тех случаях, когда враг прет на тебя одной плотной массой. Эффект, как от взмаха косы на росистом лугу. Вжик – и все уже лежат и никуда не идут.

– И вы, Сергей Васильевич, все это время молчали о том, что при вас есть такое страшное оружие, и даже полусловом не намекнули, что все мы можем быть убиты, если наши переговоры закончатся неблагоприятным образом? – удивился капитан первого ранга.

– Мы никогда никого не пугаем и никому не угрожаем, а только отвечаем ударом на удар, – ответил тот. – При этом ситуация, при которой русские начнут убивать русских, просто не сумев с ними договориться, кажется нам настолько мерзкой, что мы и думать о ней не хотим. Кстати, для легионеров, которые сами вызвали на свои головы наш гнев, применение пулеметов оказалось вполне убедительным аргументом к тому, чтобы изменить свой образ жизни, креститься и войти в состав нашего народа. К сожалению, из всех методов агитации потомки Ромула и Рема понимают только грубую военную силу. Вместе с легионерами Цезаря в состав нашего народа вошли три сотни их современников из племени аквитанов-вокатов, которых мы освободили из римского рабства. Потом к нам присоединились два десятка русских солдат из тысяча девятьсот семнадцатого года, а при нападении на наше поселение итальянского подводного корабля из года тысяча девятьсот сорок первого нам удалось взять в плен такое же количество членов его команды. Командир нашего фрегата синьор Раймондо Дамиано, который стоит рядом со мной, как раз из их числа.

– И вы доверили командование кораблем бывшему врагу? – снова удивился каперанг Толбузин.

– Это прежде синьор Дамиано был нашим врагом, – ответил младший прогрессор, – а сейчас, пройдя курс искупления и перевоспитания, он стал одним из нас – человеком, полностью разделяющим цели и задачи по воплощению Замысла. Нет для нас ни эллина, ни иудея, а только полноправные граждане, кандидаты на гражданство и все прочие.

– Так кто же для вас, Сергей Васильевич, мы, потерпевшие бедствие русские моряки? – спросил командир линейного корабля «Азия». – Вот я вас слушаю, и понимаю, что нарочно измыслить подобное не мог бы ни один человеческий ум. И в то же время одолевают меня определенные сомнения…

– Вы для нас кандидаты на гражданство, которые, как я надеюсь, в самом скором времени обретут действительный статус, а вам, Никифор Васильевич, при этом будет определено место в Аквилонском сенате наравне с другими командирами наших подразделений, – ответил Сергей-младший. – За кандидатский стаж вам зачтется время перехода до Аквилонии, но только в том случае, если вы не будете простыми пассажирами, а примете посильное участие во всех наших походных делах. А что касается сомнений, то отец Бонифаций говорит, что ими людской ум обычно смущает враг рода человеческого, желающий сделать этого человека безвольным и беспомощным. Сильные и решительные люди, тщательно обдумав свое решение, сомнений не ведают по определению.

– Как я понимаю, Сергей Васильевич, вы предлагаете нам отбыть с вами, бросив здесь все? – после довольно длительной паузы спросил каперанг Толбузин.

– Люди – это все, а вещи – ничто, – ответил младший прогрессор. – Именно люди делают вещи, а совсем не наоборот. Конечно, бронза пушек, запасы пороха и пеньковые канаты представляют для нас определенную ценность, но даже ради них я не готов оставить тут ни одного вашего человека. Время дорого, а потому вместе с вашими людьми на борт нашего фрегата должны быть погружены только рабочие инструменты, личное оружие и часть запасов пороха; все остальное придется оставить, ибо, как я уже говорил, времени на долгие сборы нет, да и наш корабль переполнен будто Ноев Ковчег.

– Подобную фразу – мол, люди все, а деньги ничто – я уже слышал от графа Григория Алексеевича Потемкина, – удовлетворенно кивнул капитан первого ранга. – Но сообщите же, с чего у вас такая спешка, и где вообще находится эта ваша Аквилония?

– Аквилония расположена в южной Франции у места слияния рек Гаронна и Дордонь, – ответил Сергей-младший. – Как говорит синьор Дамиано, хода туда при господствующих противных ветрах нам никак не менее одного месяца. А торопимся мы оттого, что нам не только присылают из других миров пополнение людьми и разным имуществом, но и производят испытание нашей способности отражать внезапные нападения. Человек по своей сути слаб и ленив, склонен успокаиваться на достигнутом и почивать на лаврах. Поэтому, чтобы мы не расслабились и не разжирели, время от времени, кроме добрых людей к нам приходят очень злые, с которыми необходимо сражаться и побеждать. И такое испытание, как правило, следует вскоре после пополнения. Господь никогда не совершает чудес по требованию, но и не присылает нам ничего лишнего. У нас в Аквилонии говорят, что если тебе под руку положили топор, то придется рубить, а если пулемет, то стрелять.

– Все правильно, Сергей Васильевич, – пожал плечами каперанг Толбузин, – но я не понимаю, к чему вы говорите это именно сейчас…

– Понимаете, Никифор Васильевич, – ответил тот, – дело в том, что до недавних пор основу наших вооруженных сил составляли девушки, взятые нами из клана Волка – просто потому, что это была единственная боеспособная часть нашего народа, пригодная для того, чтобы брать в руки оружие. Вы не смотрите на их дамский пол: на пересеченной лесистой местности и при скоротечных встречных огневых контактах они хороши насколько это вообще возможно. При этом батальон римских легионеров со своим холодным оружием, устаревшим даже для высокого средневековья, находился у нас во второй линии. И вот чуть больше двух месяцев назад мы получили сообщение, что в западной части Черного моря в окрестностях порта Констанца появилась русская подводная лодка…

– Погодите, Сергей Васильевич… – сказал командир «Азии», в то время как прочие офицеры линейного корабля, от любопытства навострив уши, приблизились почти вплотную к разговаривающим. – Как человек из двадцать первого века, объясните, пожалуйста, нам, темным уроженцам века восемнадцатого, каким образом вы могли получить сообщение с другого конца Европы и что такое подводная лодка, ну и заодно – почему вы решили обосноваться на территории южной Франции, а не где-нибудь в землях нашего богоспасаемого Отечества?

– На последний вопрос ответ простой, – сказал Сергей-младший, – вы можете мне верить, а можете нет, но климат на планете Земля в эти времена значительно холодней и суше, чем там, у нас дома – хоть в восемнадцатом, хоть в двадцать первом веке от рождества Христова. Ледники сейчас стоят прямо под Санкт-Петербургом, а большая часть Европы покрыта холодными безлесными пространствами, на которых невозможно найти дерева ни на отопление, ни на строительство. Стартовав на берегу Ладожского озера, мы обогнули всю Европу, что достойно отдельного удивительного рассказа, и устье Гаронны показалось нам ближайшей землей, пригодной для создания долговременного поселения. Климат в тех краях близок к нашему российскому: нечто среднее между Москвой и Петербургом, а потому и почувствовали мы там себя как дома. Ответы на второй и первый вопросы тоже просты. В двадцатом веке появился такой класс кораблей, которые скрытно подкрадываются к врагу под водой и атакуют его мощными самодвижущимися снарядами. Капитан-лейтенант Николай Иванович Голованов, командир такого корабля, связался с нами при помощи машины возбуждающей колебания мирового эфира, обычной для двадцатого и двадцать первого века. В ходе этих переговоров мы договорились, что команда этой подводной лодки присоединяется к Аквилонии, для чего они должны самостоятельно разведать путь через Босфор и Дарданеллы, а мы, когда на Гаронне закончится ледоход, вышлем за ними фрегат…

– И снова у меня вопросы, – сказал каперанг Толбузин. – Во-первых, для чего было необходимо разведывать русло Босфора и Дарданелл, ведь, ежели там нет турецких фортов, то проход через них не должен составлять сложностей; и во-вторых, по какой причине потребовалось посылать фрегат – неужели сей подводный корабль не мог прийти в вашу страну Северного Ветра своим ходом?

– В первом обстоятельстве виноват здешний климат, – ответил Сергей-младший. – Так как всю северную часть планеты сейчас занимают ледники, вобравшие в себя немало воды, то общий уровень мирового океана понизился примерно на сорок саженей, из-за чего Балтийское, Черное и Мраморное моря превратились в проточные пресноводные озера, а Босфор и Дардалеллы – в бурные, но очень полноводные реки. Прежде чем сплавлять по ним подводную лодку, вдоль русла этих рек следовало пройти своими ногами и посмотреть на них собственными глазами. Если на фарватере Босфора и Дарданелл были бы обнаружены пороги или даже водопады, то команде следовало идти к устью Дарданелл своими ногами, а фрегат бы их потом подобрал. Впрочем, даже в случае благополучного форсирования обеих этих рек (как и случилось), топлива подводной лодке хватило бы только до половины маршрута.

– А при чем тут топливо, неужели на вашей подводной лодке так холодно, что ее нужно непрерывно топить? – спросил Толбузин.

– Дело в том, что в двадцатом и двадцать первом веке вместо парусов и весел корабли движутся механическими двигателями, потребляющими разные сгораемые вещества, – терпеливо ответил младший прогрессор. – При этом они не зависят от капризов погоды, но зато вынуждены регулярно пополнять свои запасы в портах, а тут это сделать невозможно, ибо для сего необходима развитая промышленная цивилизация, которую нам еще только предстоит построить. Парусник в эти времена получается гораздо предпочтительнее. Впрочем, едва только Николай Иванович начал разведку Босфора, выяснилось обстоятельство, которое заставило нас отложить все остальные планы и сосредоточиться на подготовке спасательной экспедиции. Примерно там, где в цивилизованные времена был расположен Константинополь, разведывательная команда с подводной лодки, проводившая рекогносцировку, встретилась с людьми, оказавшимися русскими морскими пехотинцами из трех разных миров, общей численностью до одной роты. По боевому духу, опыту и уровню подготовки этих бойцов можно сравнить только с суворовскими богатырями-фанагорийцами, а потому мы поняли, что Господь положил нам под руку очередной пулемет, который очень скоро предстоит пустить в дело. Вот стоит командир этой роты капитан морской пехоты Василий Андреевич Гаврилов – прошу, как говорится, любить и жаловать. Уже позже к этой команде присоединились конный взвод лейб-гусар из второй половины девятнадцатого века и полтора десятка хороших морских артиллеристов из начала века двадцатого, но его люди были в этой команде первыми. И ваши люди – это тоже лыко в ту же строку. Наша задача – как можно скорее доставить весь этот боеспособный русский контингент в Аквилонию, невзирая ни на какие препятствия.

– И вы считаете, что мы, такие темные и отсталые, вопрошающие самые элементарные для вас вещи, сможем быть полезными вашей Аквилонии? – спросил каперанг.

– Не просто так считаем, мы просто уверены в этом, – ответил Сергей-младший. – Знания – это то, что человек может обретать от рождения до глубокой старости, и вы не исключение. Темнота и отсталость в вас через некоторое время исчезнут, был бы стимул, а вот то, что делает вас русскими людьми, останется навсегда. Ведь не зря же Господь поставил вас на нашем пути. К тому же фрегат, который вы видите перед собой – это первый, но далеко не последний наш корабль. В Аквилонии уже запланирована постройка верфи, а в таком случае без вашей опытной команды нам никак. Прямо сейчас должен сказать еще одну вещь. Совсем недавно, зимой этого года, на воздушном корабле к нам прибыли шесть десятков наших соотечественников и почти современников, большую часть из которых составляют недоросли обоих полов. В наше время это была громкая история авиационной катастрофы, в которой не было выживших, но к нам эти люди попали живыми, здоровыми, хотя и немного испуганными. Из этого мы сделали вывод, что все, кого Господь бросал нам на пополнение, в своих родных мирах или погибали злой смертью, или вовсе пропадали безвестно. Имейте это ввиду, и не кляните Всемогущего и Всеведущего за свою злую судьбу. Тут, в этом мире, вы все – от командира до последнего юнги – живете новую жизнь, а то, какой она будет, теперь зависит только от вас самих. Как мне кажется, предоставляя вам второй шанс, Творец Всего Сущего рассчитывает, что вы употребите его к своей и общей пользе, и очень расстроится, если все будет наоборот.

Капитан первого ранга Толбузин немного помолчал, а потом со всей возможной торжественностью громким командирским голосом произнес:

– Ну что же, Сергей Васильевич, и вы, господа офицеры… я уже, честно говоря, давно принял свое командирское решение, и сейчас намереваюсь огласить его вслух. Так как возвращение в родные времена к матушке-императрице Екатерине Алексеевне для нас не представляется возможным, а дома нас уже наверняка сочли погибшими, то наша команда присоединится к государству Аквилонии и принесет Сергею Васильевичу в том необходимую присягу, ибо так хочет сам Бог.

В ответ раздались громкие крики «ура»: пока шли переговоры, за спинами офицеров как-то сами собой собрались почти все члены команды, оставшиеся на ногах после крушения. Присоединение к пока еще до конца не понятному, но при этом все одно русскому государству, казалось этим людям гораздо более предпочтительным, чем бесцельное сидение на этом пустом берегу.

– С присягой, Никифор Васильевич, будет даже лучше, – вполголоса сказал каперангу Толбузину Сергей-младший. – Для всех, кто ее принесет здесь и сейчас, права полного гражданства начинаются немедленно. Вот и все, что я могу сказать по этому поводу.

– Скажите, Сергей Васильевич, – спросил командир «Азии», – а почему ваше государство называется республикой, да еще и народной – не лучше ли было вам завести у себя нормальную монархию?

– Некоторые несознательные люди, – усмехнулся полномочный представитель аквилонского Сената, – называют Сергея Петровича Грубина князем – в том самом исходно первозданно-русском смысле, ибо именно он за счет своих средств профинансировал эту экспедицию, возглавил ее, а сейчас руководит всеми делами, не относящимися к непосредственному ведению военных действий. Но сам Сергей Петрович чурается этого титула, называя себя не господином нового народа, а его верховным учителем. Что касается республики, то в переводе с латыни это слово означает «общее дело». А слово «народная» говорит о том, что это общее дело не только боярской и купеческой верхушки, но и всего нашего населения. Нам не нужны надсмотрщики, и каждый у нас добровольно налегает на тягло изо всех сил, ведь только так можно покорить этот огромный и жестокий мир, вдобавок решив все те задачи, что ставит перед нами Господь. Иначе никак. Вы же умный человек, а потому присмотритесь к нам сначала на фрегате, а потом уже в Аквилонии, и Бог даст, все про нас поймете правильно.

– Спасибо за совет, Сергей Васильевич, я непременно ему последую, – ответил Толбузин. – А теперь скажите, что мы будем делать дальше?

– У нас говорят, что театр начинается с гардероба, а Аквилония – с медицинского осмотра, – сказал тот. – В первую очередь, мы должны быть уверены, что с вашими людьми к нам не проникнут ни платяные, ни головные звери. Вот стоит военврач третьего ранга Сергей Александрович Блохин – по армейской табели о рангах его военно-медицинское звание приравнивается к капитану, а по морской – к капитан-лейтенанту. Он и будет руководить процессом вашей эвакуации на борт.

– В таком случае, Сергей Васильевич, – сказал каперанг, – я бы попросил начать с наших раненых и покалеченных. Таких страдальцев, еще оставшихся в живых к настоящему моменту, у нас два десятка, и многие из них очень плохи. Быть может, ваш военный доктор окажется искуснее нашего корабельного врача господина Манфреда Юнге, который по большей части может только разводить руками и говорить, что известная ему медицинская наука в данном случае бессильна.

– Разумеется, мы так и сделаем, – кивнул Сергей-младший. – Идемте, Никифор Васильевич, покажете нам, где у вас госпиталь и вообще в каких условиях живут ваши люди.

6 июня 3-го года Миссии. Четверг. Поздний вечер. Первый этаж, правая столовая Большого Дома. Совет вождей.

– Итак, товарищи, – открывая заседание, сказал верховный шаман и учитель Аквилонии, – от Сереги из Эгейского моря поступила новая вводная. Сегодня утром на берегу острова Тинос был обнаружен остов разбившегося русского парусного линкора «Азия» времен императрицы Екатерины Великой. Выжившая часть команды (сто двадцать три человека, из них девять офицеров, врач и священник) принесли присягу на верность Правящему Сенату Аквилонии, то есть нам, и на этом основании сразу получили права аквилонского гражданства. В настоящий момент идет погрузка на борт «Медузы» личного состава и того имущества, которое товарищ Петров решил эвакуировать в первую очередь. Конец сообщения.

– Быстро это у Сереги получилось! – сказал главный охотник и военный вождь. – Раз-два – и в дамках.

– А что, так можно было? – с оттенком недовольства спросил главный геолог. – Непроверенных людей со стороны – и вдруг сразу в граждане…

– Решение принести присягу на верность Аквилонии принял командир линейного корабля «Азия» капитан первого ранга Толбузин, – сказал Сергей Петрович. – Серега просто не мог ему в этом отказать. Все было проделано по правилам тех времен, при участии священника отца Макария, который при произнесении клятвы на верность давал поцеловать крест каждому члену команды.

– Кажется, я понимаю, в чем там было дело, – сказал Андрей Викторович. – Воинские люди того времени просто не имеют возможности пребывать не под присягой. Когда умирает император или правящая императрица, то они тут же приносят присягу вступившему на трон наследнику. Межмировой переброс разорвал связь этих людей с Екатериной Великой, она умерла для них, а они для нее – а потому, решив присоединиться к Аквилонии, их командир, прежде всего прочего, счел необходимостью принести присягу уже нам и служить, как прежде, верой и правдой новому сюзерену. И это правильно, потому что верность присяге для таких людей – не пустой звук.

– Там есть свой священник? – спросил отец Бонифаций. – Если так, то это просто замечательный.

– Ничего замечательного в этом нет, – сказал верховный шаман. – Обычный священник того времени, скорее всего, в штыки воспримет исповедуемую нами веру Шестого Дня Творения, и необычный тоже. Слишком уж сильно наша идеология и социальные практики отличаются от всего, к чему привыкли эти люди. И будет тогда у нас религиозный раскол – на тех, кто еще верит по-старому, и тех, кто уже по-новому. Ничем хорошим такие вещи не заканчиваются.

– А мне кажется, Петрович, что ты сгущаешь краски, – сказал главный охотник. – Священники во времена Екатерины Великой нифига не были сами по себе, а являлись частью государственной машины. Пофигу было Священному Синоду на его личные убеждения: какие указания сверху поступили, то и будет проповедовать. Сергей с самого начала должен был изложить далеким предкам наше кредо, в том числе и в религиозном вопросе, и если священник принял участие в процедуре приведения к присяге личного состава, то и себя он тоже считает уже частью нашей системы.

– Истина, как водится, где-то посередине, – сказала Марина Витальевна. – И искреннего сотрудничества от этого отца Макария мы не дождемся, и открытого бунта тоже не будет, потому что все свои сомнения он будет носить внутри себя.