Не играй со мной

– Почему ты так подумала? – беру я ее за подбородок и обращаю ее взгляд к себе.

– Просто он давно к нам не приходит. Думала, что вы могли поругаться, – неожиданно выдает мое чадо. Я удивлена, что мое чадо так чувствует мое состояние и мое беспокойство. – Я скучаю по нему, люблю с ним вместе складывать пазлы, – грустно говорит дочь.

– Не переживай, детка, вы еще успеете сложить с ним много новых красивых картинок, – зачем-то я вру своему ребенку. Я ненавижу себя за то, что стала обрастать ложью перед близкими людьми. Я такая жалкая, что мне тошно от этого.

– Мама? – заглядывает дочь мне в глаза. Ее карие глазенки так пронзительно смотрят на меня. – А может Николас жить с нами и стать моим папой? А? Он же очень хороший, с ним так весело, – неожиданно ее губы изгибаются в легкой улыбке, а я лишь удивленно вздымаю брови и широко раскрываю глаза. Райли удивляет меня все больше и больше, притом, что она никогда не была застенчивой передо мной, всегда делилась своими размышлениями.

– Что ты сказала? – уточняю, надеясь, что я неверно расслышала, или мне показалось.

– Хочу, чтобы Николас стал моим папой, – повторяет она снова, немного озадаченно сдвинув свои бровки.

У меня начинает все клокотать внутри. Все, наверное, вокруг меня давно уже поняли, что расставшись с Ником, я совершила самую большую глупость на земле. Даже слова моего ребенка сейчас это знак для меня. И никак иначе.

Я прижала Райли к себе, и из моих глаз побежали одинокие слезы, оплакивающие мою утрату.

Последние недели, недели без Николаса, у меня складывается ощущение, что время бежит слишком быстро, просачиваясь сквозь мои пальцы и убегая неизвестно куда. Словно я что-то упускаю и не успеваю ничего ни разглядеть, ни увидеть, ни даже сделать единого вздоха. Словно все это не со мной, и каждую секунду я живу чужой жизни.

Это было так больно потерять его, и больше никогда не обрести. Словно я наполовину стала пуста – я сама себя лишила силы и выбила почву у себя из – под ног. Зачем я так поступила? Зачем я лишила счастья себя и свою дочь?

Ведь, получается, что я ничуть не лучше Кевина, если поступаю точно таким же образом, пытаясь убежать от всего и боясь посмотреть правде в глаза. Я поступаю точно также, как он. Я просто омерзительная сама себя, до боли во всем теле, до боли в сердце и в душе.

Как я могу лишить жизни невинное существо, которое еще не родилось? Как я могу лишить его возможности даже не родиться на этот белый свет? Какое у меня право?

Как я могу лишить возможности не увидеть своего ребенка человека, который даже не знает о том, что он может стать отцом? Ведь он ведь даже не знает о такой возможности.

Боже, что же я делаю? Что же я делаю с нашими жизнями? Что же я делаю со своей жизнью?

Я прижимаю Райли к себе еще сильнее и провожу рукой по своему едва округлившемуся животу и чувствую, как от волнения у меня начинают порхать бабочки в животе. Волнение от того, что я знаю, как мне поступить. Как я должна поступить, чтобы потом всю жизнь себя не корить за то, что так просто я решила предать свое счастье и свою любовь.

Я вытираю слезы и беру Райли за ее нежное лицо, поглаживая ее розовые щечки подушечками пальцев.

– Знаешь, солнышко, мы должны спросить у него самого, – говорю я соей дочери, которая смотрит на меня сначала непонимающим взглядом, но когда до нее доходит смысл сказанных мною слов, то счастливее ребенка на свете я не могу себе представить. Словно настал момент, которого она так долго ждала.

Ведь я его люблю.

«Я люблю тебя, Николас», – говорю я вслух, впервые за все время, признавшись ему в своих чувствах. Конечно, он не слышит сейчас эти слова, но для меня это большая победа – признаться сначала себе, что этот человек мне дорог, очень дорог, и я так нуждаюсь в том, чтобы он был рядом со мной. Сейчас и всегда.

«Всегда», – повторяю я это незримое, но такое вселяющее надежду и покой слово. Мои глаза наполняются слезами, призванными выпустить все те эмоции, что так тяготили меня последнее время. Ничего из этого не должно оставаться внутри меня. Только хорошее, только вера в лучшее, только надежда на счастливое. На другое у меня права нет.

*     *     *

Решаю использовать последний имеющийся у меня вариант – прийти прямо к нему в клинику и не уходить, пока он не выслушает меня. Иначе мне придется стоять с плакатом под окнами его дома, или клиники. Неважно, я готова на все, чтобы он узнал, что может участвовать в жизни своего ребенка. Сейчас я думаю не о себе и не о том, как он относится ко мне. Главное, чтобы у него была связь с его родной кровью, его ребенком. Даже неважно, простит он меня когда-нибудь или нет. Я не имею права просить этого у него.

Я захожу в приемную, где находится его секретарь Миранда.

– Здравствуй, Миранда, – приветствую ее.

– Добрый день, миссис Картер, – мило улыбается девушка.

– Мистер Ланкастер у себя? – спокойно спрашиваю я, но внутри все далеко не так безоблачно.

– Да, но он уже собирается уходить, у него важная встреча, – предупреждает она меня.

– Передайте ему, пожалуйста, что я пришла. Я не займу у него больше двух минут, – я не намерена уходить, пока не поговорю с Николасом хотя бы минуту.

– Хорошо, – набирает она его по внутреннему телефону, а я жду. Когда Миранда сообщает ему, что я его ожидаю, то он сразу же вылетает из кабинета и смотрит на меня своим острым, почти орлиным взглядом хищника. – Зачем ты пришла? – даже не поприветствовав меня, встает он в позу, заполнив весь дверной проем.

– Николас, прости, что беспокою тебя, но нам нужно поговорить. Это важно, иначе бы я ни за что сюда не пришла.

– Я занят, тебе же сказала Миранда, – все еще стоит на своем Ланкастер.

– Это важно, – я тоже настаиваю на своем. – Очень, – делаю акцент на реальной важности, я почти умоляю его, вложив всю свою серьезность во взгляд.

– Да, конечно, – отвечает он хладнокровно. Его глаза заполняет пелена ненависти. Видимо, он все-таки ненавидит меня за все, что я ему наговорила и сделала. Ненавижу себя за это. – Но не сейчас, я занят, – говорит он.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться и прийти в себя, потому что волнение мне сейчас не товарищ и не друг.

– Николас, пожалуйста, – складываю руки вместе, приложив их к губам, словно вымаливаю у него время на разговор. – Я не отниму много времени. – Чувствую себя настолько жалкой, насколько это вообще возможно.

Николас несколько секунд сомневается, после чего поворачивается и жестом приглашает меня войти:

– У тебя есть ровно пять минут! – сухо бросает он.

– Хорошо, – облегченно вздыхаю я и пулей залетаю в кабинет вслед за ним.

– Слушаю, – говорит он, сложив руки на груди и вопросительно изогнув бровь. Боже, он красив как черт, просто глаз не отвести! Я так соскучилась по нему. – Ну? – прерывает он мои мысли. Видимо, я слишком долго молчу.

– Ах, да! – откашливаюсь я. – Николас, извини меня, пожалуйста. Извини за все, что я тебе тогда наговорила! За все мои дурацкие поступки, я не хотела тебе причинить боль! – держу я руку у сердца, пытаясь показать всю искренность своих намерений.

Глаза Николаса округляются и он словно звереет:

– Что, прости? Извинить тебя? – шипит он, не отводя от меня своего пристального взгляда. – Да ты хоть знаешь, каково себя чувствовать, когда на тебя выливают такой ушат дерьма?

Я не выдерживаю гнева в его глазах и отвожу свой взгляд, смотрю на свои руки.

– Я понимаю, что не заслуживаю твоего прощения. Но если бы ты хотя бы дал мне надежду, что когда-нибудь сможешь простить меня, я бы себя не так дерьмово чувствовала, – бормочу я.

– Да ты в своем уме, Стелла? Ты меня унизила и вышвырнула из своей жизни. Да еще и на прием пришла с этим надутым болваном! Ты вообще нормальная? Ты вообще соображаешь, о чем меня просишь? – Николас начинает переходить на крик, и я инстинктивно вжимаюсь в стул, закрыв от стыда глаза, когда картинки того вечера проносятся в моей голове с бешеной скоростью. Я сама себя никогда не прощу за эти глупости, которые натворила. И все ради чего?

– Николас, я…

– Что ты? Какое у тебя оправдание всего того, что я от тебя выслушал? Всего того дерьма, которым ты меня облила? Назови мне причину, по которой я тебя должен простить? – начинает он гневно кричать, размахивая руками. И в этот момент я чётко осознаю, что таким злым Николаса я никогда не видела. Я его разозлила как никогда.

Он прав. Несомненно, прав во всем, и мне нечего ему возразить. Мне так стыдно и горестно за свои поступки, но, к сожаленью, прошлого нельзя изменить, можно лишь подкорректировать. Поэтому я сразу же перехожу к тяжелой артиллерии и решаю сказать ему всю правду сразу же. На одном выдохе.

– У нас будет ребенок, – тихо шепчу я, а в ответ я получаю застывшего Николаса, который стоит ко мне спиной, словно вкопанный, не произнося ни звука.

Но когда он поворачивается, то я понимаю со всей серьезностью, что я наломала таких дров, что можно отопить весь штат Пенсильвания и еще несколько соседних штатов.