ЛермONтOFF

– Grand mamie видел? Как она?

– Ждет Вас.

– Да, иду.

Он порывисто вскочил с места. Направился к окну. Остановился около меня, буквально в шаге. Я ощущала жар, и дыхание, так близко он стоял от меня. Кто же ты? Мысли, которые крутятся в моей голове, не могут быть правдой. Этого не может быть! Он смотрит в окно, жадно вглядываясь в картину природы за стеклом, а в его глазах можно увидеть, как происходит мыслительный процесс, молниеносно, внутри ведется диалог –это очевидно. Один -кто-то жестокий и яростный это видно по взгляду, он-колючий и жесткий, но сменяется на более мягкий и добрый, волнами. Значит, диалог проходит между двумя людьми. Никогда не видела такой живой взгляд, такой говорящий сам за себя. Как же интересно наблюдать за человек в работе, когда он уверен, что его никто не видит. Я улыбнулась. А молодой человек подошел к столу сел и стал делать записи на листе. Что-то быстро писал. Как я могла не подойти и не заглянуть? Могла ли? Кто-либо мог бы? Зная, что находится в безопасности, но насколько долго это будет продолжаться? А вдруг, если я подойду, если шевельнусь – меня заметят. Шевельнула рукой – нет реакции, сделала шаг – не привлекла внимание, подошла ближе – уверилась, меня не видят. Заглянула через руку, чуть-чуть, самый краешек, только посмотрю и все. «Он – стар и глуп… Но после вспышки я замечал разницу убийственную для них. Ни одна меня не привязала… Был скромен -бранили за лукавство – это привело к скрытности; остро чувствовал –никто не любил – оскорбляли – стал злопамятен; чувствовал себя выше – меня ставили ниже – стал завистлив; готов был любить весь мир – никто не любил меня – научился ненавидеть. Все лучшие чувства умерли в глубине сердца…»

Это же выдержки… Подготовка к работе над драмой «Два брата». Да, все стало ясно, как божий день! Это – он! Могла ли я не дотронуться до него. Конечно, нет! Это – мечта моей жизни, и он так близко. Я протянула руку и коснулась его волос, они такие жесткие, как, впрочем, я и ожидала. Мне очень хотелось коснуться его руки. Касание, кончиками пальцев его пальцев. И, как удар тока, как статическое электричество. Что-то, наверное, все же он почувствовал, так как резко поднял голову и посмотрел прямо на меня, т е сквозь меня, там, где было что-то, что доставляло ему чувство дискомфорта. Он не понимал, что именно, но что-то ощущал, бесспорно. Я затаила дыхание. Он встал, стоял прямо передо мной, но не мог меня видеть, а я могла заглянуть в его глаза, пронзительные, черные. Кто-то, по-моему Сушкова, сравнивал их с угольками, вот сейчас они были такими – два уголька, смотревшие прямо на меня, но не видящих ничего.

– Мишель, любовь моя! Я хотела с тобой поговорить.

– Да, Grand mamie, весь во внимании.

– Когда ты едешь в Ефремов? Нужно закончить дело.

– Да, я помню, после 20 января я еду. Закончу дела с наследством, подпишу, все, что нужно и вступлю в права. Все, как мы говорили ранее.

Его взгляд смягчился, он стал любящим всем сердцем внуком.

Я аккуратно вышла из комнаты, пошла вниз по ступеням, пытаясь осознать все, что случилось. Мысли разрывали голову. Как это может быть?! Спустилась вниз и столкнулась с семьей, которая поднималась наверх с экскурсоводом… Вот и все. Это все, что было, оно вообще было или только мне приснилось или почудилось.

У меня есть мой любимый гостевой дом, из окна кухни в нем открывается вид на усадьбу. Вечером барский дом подсвечивается, и он смотрится просто изумительно. Сейчас падает снег, крупными хлопьями он кружится и ложится мягкой периной, создавая еще более прекрасную картину. Никого нет, только дом в лучах прожектора, и я. Конечно же, я не спала, в обычном смысле этого слова, просто не могла заснуть. Столько мыслей в голове. Задремала я, сидя на лавке и смотря на усадьбу, только с одной мыслью. Я хочу повторить этот опыт! Я очень хочу еще раз увидеть его!

Утром, как только рабочие часы позволили, я была уже на месте. Так рано еще для посещения дома. Я так надеялась повторить эксперимент. Но! Обитатели еще могут спать. Нет, не хочу вторгаться в их утро. Пойду, прогуляюсь по территории парка. Мое любимое место – задний парк, как я его называю, парк за барским домом. С прудом и мостиком, как с картинки, Темной и оттого романтичной аллеей и Тайной беседкой. Очень укромное и личное место для прогулок и мыслей про себя самого. Это то, что мне нужно, что бы вернуть равновесие. Вопросы, которые меня мучали. Как это возможно? Что я сделала такого, что бы это случилось? Было ли это случайно? Можно ли это повторить? Алгоритма действий, конечно, не было. Только интуитивные попытки повторить это действие. Что произошло вчера? Я думала, что Михаил Юрьевич был здесь последний раз в это время, т е в конце января 1836 года. Представить, что я сейчас в этом времени? Или, что-то еще. Нет, так специально не получается, я очень сосредоточена. Нужно что-то еще. Что я упускаю? Что-то я упускаю, и я это понимала, но что… Иду машинально, через мостик, оборачиваюсь на барский дом, как он прекрасен в своем белом пуховом наряде, решетчатый мост, вторящий ограде балкона, пруд, как зеркало. Задержаться в центре моста, вижу и беседку, и дом, и церковь. Выхожу на Темную аллею. Понять, почему она носит такое название можно летом, когда близко посаженные деревья смыкаются создавая эффект арки, что скрывает людей, идущих по ней, от посторонних глаз, а зимой, конечно, этого эффекта нет. Мысли в моей голове пропадают, я вхожу в состояние полузабытья, просто иду машинально, т к знаю, куда я хочу прийти. Иду. Подхожу к Тайной беседке. И останавливаюсь, как вкопанная.

– Доброе утро, mademoiselle! Мария Андреевна, я ничего не путаю? Рад Вас встретить, хотя это несколько неожиданно. В такой час, в парке. Я не слышал подъезжающего экипажа.

– Доброе утро, Михаил Юрьевич! Моя карета ждет меня перед въездом в усадьбу. Меня не приглашали, и я не с официальным визитом, а лично к Вам, с поручением. Я здесь проездом из Москвы в Пензу и решила заехать, навестить Вас, так как дала слово одной известной нам даме, общей подруге. И не могла нарушить своего обещания. Время не позволяет так рано наносить визиты, решила скоротать время в парке. И как удачно встретить Вас здесь.

Боже! Что я несу. Я не была к этому готова. Я же была уверена, что меня не увидят, даже, если эксперимент удастся, как и вчера – я буду невидимкой. Понаблюдаю за жизнью. Я была не готова к личному контакту! Мысль, которая бежала параллельно, как я выгляжу? Во что я одета? В меховую безрукавку и платье, с завышенной талией, все, как обычно для меня. Я же хотела пойти в дом, отлично, что не в джинсах, ура! И вполне могла сойти за барышню 19 века, придираться к тканям не будем. Так, что дальше? Я не совсем понимаю, что говорю. Про какую даму я сказала. Похоже, что Вареньку Лопухину, точнее уже Бахметьеву. Буду и дальше гнуть эту линию. Их последняя встреча состоялась в Москве в декабре 1835, уже после ее свадьбы, которая состоялась в мае 1835. Явно встреча была не из теплых и дружеских. Он – уязвлен, она- обижена. Ничего хорошего друг другу они наговорить не могли. Это сейчас я могу рассуждать более ли менее здраво, а тогда эти мысли пронеслись в моей голове за доли секунды. Один вопрос решили, причину приезда и повод для этой встречи в парке я нашла. Вопрос, который оставался у меня, откуда известно мое имя, причем настоящее. Меня с кем-то перепутали или…

– А мы можем представиться еще раз друг другу? В данных обстоятельствах, я считаю это уместным. Наша встреча была так мимолетна. Вы оказали для меня неоценимую услугу, это бесспорно, я – Ваш должник. Лермонтов Михаил Юрьевич, корнет лейб-гвардии Гусарского полка Его Величества. Сейчас нахожусь в отпуске дома, точнее, гощу у моей бабушки, Арсеньевой Елизаветы Алексеевны, урожденной Столыпиной.

Легкая улыбка осталась на его губах. И вопросительный взгляд, устремленный на меня. Нужно что-то отвечать.

– Вы все правильно запомнили, Михаил Юрьевич. Мария Андреевна…

Ну, Иванова или Петрова говорить, конечно, нельзя. Какая у меня будет фамилия, об этом я не подумала. Но, Мария Андреевна сама закончила за себя, здесь нужно поблагодарить Льва Николаевича Толстого, и за его труды, и за то, что он жил на сто лет позже. Спасибо, Лев Николаевич!

– Мария Андреевна Болконская. Дочь Андрея Андреевича Болконского. Мой отец –помещик, не крупный, но все же, в Рязанской губернии имеем родовое поместье, но кроме этого, отец мой – коммерсант и владеет торговым делом и акциями в Британской Ост-Индской компании. Я принимаю непосредственное участие во всех его торговых делах, как единственный ребенок. Кроме того, отец, часто вынужден бывать в Индии. Основное место проживание наше – Москва, но, если честно, чаще я в разъездах с различными поручениями от моего родителя. И сейчас направляюсь с этой же целью в Пензу. Очень рада возобновить наше с Вами знакомство! Слышала много лестных отзывов о Ваших дружеских качествах и талантах, от наших общих друзей.

– Интересно. Вы говорили о поручении? Кто же этот таинственный друг? Может Вам следует передать мне весточку лично, письмо или… Я даже теряюсь, столько таинственности.

– Нет, никакой таинственности. Простите, что ввела Вас в заблуждение своими речами. Это вызвано неожиданным Вашим появлением, я на минуту потеряла всякие ориентиры. Я обещала Вареньке Лопухиной, что заеду и передам Вам «поклон» от нее, и на словах ее заверения, что она не хотела Вас обидеть или расстроить при вашей последней встрече. Она – Ваш друг, и ее отношение к Вам никогда и никак не изменится. Ничто из вне не сможет этому помешать. Она пребывает в расстроенных чувствах, я думаю, Вы это и сами это знаете или заметили при личной встрече, даже, если и думали ранее по-другому. Не сердитесь на нее, и поймите, почему она вела себя именно так. В этом нет злого умысла, просто эмоции и внутренние очень глубокие переживания. Именно в этом и заключается мое поручение.

Я улыбнулась. И очень внимательно наблюдала за изменением взгляда, эмоциями на лице Михаила Юрьевича. Его черты ожесточились, взор стал мрачным.

– Благодарю. Как она? Как она себя чувствует?

Его вопросительный взгляд был направлен на меня. Он уже не был таким колючим, скорее просящим, не просто спрашивающим, а молящим дать ответ, который даст ему надежду, что все более или менее нормально, для успокоения своей души, что ли. Не понятно.

– Михаил Юрьевич, Вы просите меня либо солгать Вам, либо ответить грубостью или колкостью. Не совсем понимаю, что Вы хотите услышать от меня?

Усмешка на его губах, и опять колючий взгляд.

– Вы не очень любезны. И не очень дипломат, насколько я вижу.

– А я знаю о Вас из достоверных источников, что Вы можете быть самым верным и добрым другом – одним, и очень жестким и даже жестоким по отношению к другим. И Ваше расположение нельзя достичь притворством и лестью. Оно складывается, похоже, на интуитивном уровне, в Вашем подсознании. Не хотела бы я оказаться в круг людей, которые попали к Вам в немилость, так же, как и в круг людей совсем безразличных для Вас. Я теплю надежду, что смогу оказаться в кругу Ваших друзей. По крайней мере, я сделаю для этого все возможное, со своей стороны. Поэтому путь лжи, притворства и светских любезностей позвольте мне оставить в стороне. Если же вы действительно хотите узнать как она? То, я скажу Вам, что плохо. Она мучается и переживает. Чувствует себя обиженной и оставленной, и преданной. Обманутой и не спасенной. Хотя она надеялась, до последнего дня, что приедет ее спаситель – Вы приедете, и все исправите, и все закончится хорошо. Этим надеждам не было суждено сбыться. И сейчас она каждый день мучается, угасает и чахнет. А с ее тонкой организацией, прекрасным и чутким внутренним миром жить в постоянной лжи окружающим, но главное самой себе – это невыносимо. Думаю, я дала Вам понять, как она себя чувствует.

– Да. Картина очень яркая. Но, по Вашим словам, в этом виноват я. Но, это не так. Я не заставлял ее давать ответ положительный этому глупому, просто отвратительному человеку, который не стоит и пальца ее. Не внутренним содержанием, ни внешним обликом. Это был ее выбор. Хотя, бесспорно богатому. Скажите, Мария Андреевна, богатство и деньги и крепостные души могут смягчить сердце женщины?

– Другого ей не оставалось. Но, Вы могли все исправить. У Вас была возможность, но не было желания.

– Это не так. Я не мог этого сделать. Я не могу взять на себя ответственность за ее несчастье. Я знаю одно, что со мной она счастлива не была бы. Я – демон. Сжег бы ее своим жаром. Не смог бы ей дать спокойствия и тихого семейного счастья, которого она заслуживает. Мой характер, очень дурной. Я мучаюсь от него сам. Не хочу чтобы близкие, любимые люди испытывали те же чувства. Но, и сделать ничего не могу. Ее бы я тоже мучал. Потом ненавидел себя, потом ее за то, что она все стерпит и смолчит, но переживает и мучается внутри себя. И думает: «О, зачем я пошла на это? Я же понимала, что так оно и будет. Но, чувства мне говорили, что я все исправлю, я смогу, у нас же есть любовь». Что такое любовь? Это момент, а жизнь – есть все остальное. Любовь бы вытеснили другие чувства. Чувства: обиды, злости, досады, раздражения. И что бы осталось в сухом остатке. Ненависть, вот что. А дальше что – безразличие, как самое ужасное чувство – его полное отсутствие. Нет! Не могу я так поступить с ней. Я слишком ее люблю. Она – родственная мне душа. Тонкая, чувственная, особенная связь с ней останется, возможно, в моей памяти только. И в ее. Но, это будет любовь на всю жизнь. Это чувство я смогу сохранить и пронести до последних дней своих.

Его глаза были влажными. Он действительно все это чувствовал. Все, что говорил. И это было не просто красивые слова. «Что я тебя не стою». Или, «что ты – лучше меня». Это было действительно в его сознания. Он в этом был уверен. Я была поражена его искренностью.

– Мы этого никогда не узнаем. Уже есть свершившееся действо. И назад дороги нет. Но, все же, поверьте мне, как представительнице женского пола. Многие невзгоды переживаются легче и проще с любимым человеком. Если бы она не знала чувства любви – ей было бы проще. Выйти замуж за достойного, пусть не очень блестящего и умного человека. Прожить в благочестивом браке, пусть и с нелюбимым – можно. Но! Если ты не знаешь, чувства любви. Если тебе не знаком трепет души и пение сердца. А ей все это было знакомо. И зная все это, Вы прекрасно понимали, на что Вы ее обрекаете. Как же жестоко поступили Вы! Исправить это сейчас уже не представляется возможным. Поэтому, я считаю этот разговор более не уместным. Простите! Я выполнила свое поручение. Принесла Вам веточку оливы от несчастной. Которая прибывает в надежде увидеть Вас когда-либо еще, и ждет каких-нибудь вестей о Вас, но писем от Вас не ждет. Так как это вызывает жуткие сцены ревности от супруга, которые, так же, сказываются на эмоциональном состоянии Варвары Алексеевны, если Вы понимаете. И могут вызвать и дальнейшие действия с его стороны. Допустим, подозрения, которые она не заслуживает и месть, которую она просто не переживет. Так как честность для нее превыше всего.

– Я все понимаю. Постараюсь не усложнять ей существование. Следовать за ней, как тень. Просто наблюдать за ее жизнью…не со мной. Спасибо, Мария Андреевна. Я скоро собираюсь в Санкт-Петербург. Мне нужно завершить здесь дела, в том числе со вступлением в наследство – это поместье Кропотовка в Тульской губернии. Думаю, к марту я закончу дела. Может, мы увидимся в столице. Вы планируете приехать в Санкт-Петербург, или дела Вас не отпустят?

– Все может быть, Михаил Юрьевич. Я не загадываю обычно. Возможно, весной мы и встретимся. Наилучшие пожелания Вашей бабушке. Всего хорошего!

И я практически убегала по дорожке к выходу из усадьбы. Уже пройдя дом, и боковые постройки, я подумала, а что, если я не выйду еще из этого времени и прибегу в деревню 19 века, а не к своему срубу – гостиничному номеру. Пока я размышляла, вышла из забытья и поняла, что я опять в нашем времени. Это очень разительные отличия есть в звуках. В 19 веке усадьба – живая, она, как пчелиный рой. А в наше, как музей, со звенящей тишиной, такой неестественной. И воздух пахнет по-другому. Сейчас, как стерильная комната в больнице, нет запаха жизни в ней. Как же круто было здесь в 19 веке, когда молодой барин жил здесь со своей бабушкой. Такие счастливые они!

Я решила вернуться в Москву. Нужно решить, что делать дальше. Одно я знаю точно, уже навряд ли я смогу остановиться, хочу продолжения!

Нужен план

Я вернулась в Москву. Что делать? Экземпляр стихотворения не получилось пока заполучить. В Тарханы еще не выслали копию. Обещали со мной связаться, когда будут новости. Так нужно решить, может, есть смысл сделать запросы в музеи Москвы и Санкт-Петербурга. Я готова доехать до Питера. Меня не пугала эта перспектива и очень притягивала. Доехать по Питера, что бы что? Попробовать вернуться на 200 лет назад и пожить вместе с молодежью того времени. Если подгадать со временем, дождаться марта, и Михаил Юрьевич будет уже в Санкт-Петербурге. Он бы смог меня представить своему кругу знакомых, коих много, т к последние годы он вхож во все дома и является знатной повесой высшего света Петербурга. Я бы смогла узнать его поближе, внутренний мир его так интересен и многообразен, эмоционален и чувственен. Зачем мне изучать письма и воспоминания о нем, когда я могу сама узнать его, понять, чем движим в тот или иной момент времени. Почему он поступает так, а не иначе. И что он хочет сказать в действительности своими действиями и словами, а не то, что видят все вокруг, точнее не все, а основная масса глупых и грубых людей, которых не интересует ничего, кроме своего тщеславия. Злословить и искать дешевые сенсации – вот, что составляет их досуг. А я хочу стать ему близким другом – в идеале, ну или приятелем, человеком, которому он будет доверять. Вот, чего хочу я! И я сделаю для этого многое, все, что в моих силах.

– Марина, нужно вечером встретиться! Есть новости. Ты сдала все?

– Да. Я – свободна, как птица, и уже в конце января. Так что, две недели, я в твоем распоряжении, если нужна.

– Да! Нужна. До вечера!

Вечером мы встретились с Мариной. Я ей все рассказала. Но, было одно условие, она не будет меня мучать, как это произошло. Потому что я сама не знаю. Это не подвластно объяснению. Были разные предположения. Может, я просто напилась или мне сон приснился. Но, это мы быстро отмели из рабочих версий. Еще оставался большой вопрос, который не давал мне покоя. Это тот факт, что он меня уже знал. Т е мы встречались ранее, это значит, что это не первый мой опыт. Как-то бы узнать и не привлечь особого внимание к этому вопросу, но это скорее по случаю, если получится, между делом…

В общем, план стал вырисовываться. Мы едем в Санкт-Петербург. Я пробую перенестись, завязать более близкое знакомство, возможно подружиться, и узнать о внутреннем мире Михаила Юрьевича больше. У Марины были и совсем уже Наполеоновские планы: «Предотвратить дуэль, спасти поэта!» – как лозунг для корпуса спасения.

– Марина, это очень благородная цель, я бы многое для этого сделала. Но, не совсем понимаю пока как?

– Или узнать лично от него, кому он посвятил это стихотворение. Спроси, он тебе скажет, если, конечно, ты будешь с ним дружна, ну или в приятельских отношениях.

– Конечно! Я подожду еще 5 лет, и тогда задам свой сакраментальный вопрос – «Кому Вы посвятили стих?». Когда уже сейчас идет эта работа, ученые узнают быстрее, чем я спрошу и получу ответ. Готова держать пари.

– Я не понимаю, ты, правда, хочешь ждать 5 лет? Какая глупость. Сразу видно, что у тебя нет брата – инженера. Как я понимаю, время – это катушка ниток, каждый полный оборот вокруг – это год. Ты находишься в определенной точке этой катушки, но на сколько мотков ты хочешь открутить и, как результат, в какой год перенестись – решать тебе, хочешь на 200, хочешь на 202 или 196… Все же просто! Когда он в последний раз был на приеме, у Карамзиных, где было написано это стихотворение?