Золотые земли. Сокол и Ворон

Милош сел, опёрся локтями о колени. Потемневшие от воды волосы повисли на лицо. Он обернулся в длинную простыню, чтобы прикрыть почерневшую кожу. За несколько дней, что они провели на мельнице, пятно разрослось и стало уже размером с ладонь.

Было слышно, как лилась вода в мыльне. Из-за стены доносились весёлые женские голоса. Дед Барсук, укутавшись в льняную простыню, громко храпел на лавке у противоположной стены.

Оглянувшись на старика, Ежи поднялся и подсел ближе к другу.

– Что будем делать? Нам здесь не найти проводника, – прошептал он.

– Думаю, у меня получится уговорить Дару. Она почти начала доверять мне, пока не полезла на сеновал. Как будто знала, что я что-то прячу.

Ежи выглядел подозрительно виноватым.

– Ты кому-нибудь рассказывал о ларце?

– Нет, конечно.

Милош почему-то не поверил ему, но ничего не сказал. Впрочем, Ежи хватило одного испытующего взгляда, чтобы самому признаться:

– Правда, не рассказывал… но я открыл ларец ночью, когда тебя не было. Просто посмотреть хотел, – он вжал голову в плечи. – И сразу закрыл, никто меня не видел.

– Эта штука вопит как оглашенная, – процедил Милош. – И ты открыл её посреди ночи?

– Совсем на чуть-чуть…

Сдержаться и не ударить его оказалось непросто.

– В крайнем случае, – Милош решил, что лучше о фарадальском чуде больше не вспоминать, – найдём святилище где-то тут в лесу, попробуем принести жертву. Мне сегодня старик-мельник рассказал, что местные так задабривают лешего.

– Жертву? – перепугался Ежи.

– Не трясись, курицу какую прирежем и хватит, – усмехнулся Милош.

Друг всё ещё выглядел встревоженным. Старый Барсук неожиданно так громко захрапел, что оба юноши вздрогнули.

– Послушай, – Милош наклонился и приглушил голос. – Фарадалы где-то рядом, Дара их видела.

– Те самые фарадалы? – переспросил Ежи. – Из Златоборска? Которых ты…

– Они спрашивали обо мне.

Несмотря на банный жар, Ежи стал белее полотна.

– Они пока не знают, где я. Но стоит поспешить. Завтра я ещё раз поговорю с Дарой. Она должна понять…

– Я и сам не очень понимаю, зачем тебе в Великий лес, – насупившись, сказал Ежи. – Неужели так сложно рассказать?

Милош не ответил. О некоторых вещах никому знать не стоило, особенно если от этого зависели жизни других людей. Стжежимир на него рассчитывал.

На улице Милош почувствовал себя неуютно. По ночам его настораживала скрипучая мельница и тихий плеск воды в запруде, а больше всего волновал Великий лес. В темноте его невозможно было разглядеть, но Милош слышал уханье сов и чувствовал на себе взгляды духов. Верно, они ждали, когда чародей придёт к ним или когда сдастся и навсегда покинет Ратиславию.

* * *

Ночь была наполнена тревогой. Месяц осветил тропу до самой реки, и Дара спустилась к воде, слушая журчание. Девушка ступала тихо, не желая потревожить тихую мелодию Звени.

Дара часто слушала её. Порой, когда вокруг становилось совсем темно и тихо, могло показаться, что кто-то пел в воде. Той ночью, сквозь переливчатый шум и скрип старой ивы, она снова услышала песню. Голос звучал с глубины громче, чем когда-либо. Чистый и звонкий.

Дара не смогла разобрать ни слова, но почувствовала, как нечто зазывало её к себе на дно. Под чёрной толщей воды сияло чистое пламя, плясало на песчаном дне сотней огоньков и искр. Оно просило подойти всё ближе и ближе.

Вдруг рука схватила за лодыжку. Дара взвизгнула, дёрнулась и упала назад, пытаясь вырваться. Взметнулись брызги, и только тогда она поняла, что зашла в реку по пояс. Ногу отпустили. Рядом вынырнул водяной. Во тьме его лицо сделалось совсем серым, и только глаза ярко светились жёлтым.

– Уходи.

Дара растерялась, оцепенела. Никогда она не видела в водяном нечеловеческой мощи, что горела теперь в его рыбьих глазах.

– Прочь, – прорычал дух.

Дара сделала несколько неловких шагов назад, спотыкаясь и путаясь в тине. И вдруг от леса огромным золотым змеем пронёсся по речному дну свет, озарил всё вокруг, и Дара почувствовала, как обожгло кожу яркое сияние.

– Про-очь!

Наконец Дара выбралась на берег, испуганно притянула оголившиеся ноги к груди, сжалась. Промокшая рубаха прилипла к телу. Её бил озноб. Река вспыхнула ярче прежнего, и золотой змей умчался дальше, теряясь в темноте.

Свет в реке потух, но голос его по-прежнему звучал в ушах, звал за собой. Дара поднялась на непослушные ноги и побежала к Заречью.

Дальше Звеня делала крюк, огибая лес, Дара могла успеть минуть его прежде, чем золотой змей скроется вдали. Стремительно она пронеслась по дороге, перескакивая через кочки, ворвалась в рощу и кинулась по хорошо знакомой тропинке, прорвалась через заросли борщевика, сокращая путь.

Скоро она выбралась из рощи и оказалась на берегу реки недалеко от Заречья. Река там уже потемнела, затух огонь, а золотой свет унёсся далеко вперёд. На мгновение Дара испытала разочарование, но тут же позабыла про золотого змея.

У воды стоял мужчина. Невысокий, худой. Она сразу узнала его даже в потёмках. Тавруй не увидел Дару, и она притаилась в тени деревьев, чувствуя, как зашептала роща за спиной, приглашая под свой покров.

От сумрака отделилась тень, скользнула ближе к Таврую. Сверкнули золотом глаза. Дара редко видела безликих духов, они держались стороной от людей. Тени были бесплотны и безмолвны, черны, как ночь, серы, как мыши, и только глаза-угольки горели там, где у человека должно быть лицо.

Но этот дух явно говорил с Тавруем. Колдун слушал и отвечал, а когда разговор закончился, он взмахнул рукой, разрешая уйти, точно своему слуге. Медленно Дара попятилась назад, желая уйти незамеченной.

– Зачем ты следовала за поющей богиней?

Его голос прозвучал слишком громко для ночной тиши, слишком неожиданно. Дара вздрогнула, в горле собрался комок.

– Богиней? – тихо переспросила она, но мужчина расслышал её вопрос.

В темноте он казался ещё страшнее, чем при дневном свете. Узкие чёрные глаза, точно щёлки, острые скулы и страшные шрамы, пересекавшие узкое лицо.

– Та, что поёт в водах реки, – пояснил он. – Это её голос золотом отражается по ночам, её песня слышится из сердца леса.

– Так это всего лишь голос?

– Лишь голос, – эхом отозвался мужчина. – Видеть её саму ни мне, ни тебе не удастся, покуда не решишься пройти в Великий лес.

Дара вышла из тени деревьев, ступая в свет месяца.