Няня для дракоши

– Да ну ё-моё, что ж такое?! Машенька, золотце моё, тут кто-нибудь снег разгребает или всем вообще пофиг?

– Здрасьте, Елена Сергевна, – весело поздоровалась я. – Я разгребаю, когда наметёт. А что?

– Ой, умаялась я, вообще…

Она шумно выдохнула, вытирая пот со лба, и упёрла руки в необъятные бока:

– Ладно, принимаешь красавицу? А то она уже всю сидушку мне истоптала! Чесслово, скачет туда-сюда, будто волнуется: а куда я её везу?!

– Принимаю, куда ж я денусь, – со вздохом я открыла заднюю дверцу. Питбулиха сидела на жопе и улыбалась во всю ширь своей сорокадвухзубой пасти. Натурально улыбалась, да ещё и так заискивающе, что я аж замерла. Надо же! Никогда не думала, что питбули, да и вообще собаки, могут заискивать. А эта даже в глаза заглядывает, хотя не должна. Такое поведение вообще не свойственно собаке.

– Ну, гляди, какая чудная девка!

Елена Сергевна протянула руку и достала поводок, подтянув питбулиху к выходу:

– Пошли, милая моя, давай! Я тебя доставила на временное место проживания, уж будь лапочкой!

Получив петлю поводка из рук начальницы приюта, я присела на корточки перед спрыгнувшей на землю собакой и протянула ей ладонь:

– Ну, привет! Ой, а как её зовут?

– Пока никак. Чипа нет, татушки тоже, поискали в базе потеряшек – нету. Неопознанная девица. Никаких записей в этом борделе, то есть в питомнике, не нашли.

– Что ж ты такая неудачливая? – спросила я у питбулихи, осторожно вытянув руку и почесав шею. Собака сначала зажмурилась от удовольствия, позволяя теребить коротенькую шерсть под пастью, а потом снова глянула мне в глаза. Причём таким взглядом, что у меня всё перевернулось внутри. Словно просила помощи и говорила: «Я хорошая, правда, честно!»

Непонятно.

Ну да ладно. Я встала, обернулась к Елене Сергевне. Та уже вовсю чесала через забор загривок Малыша и пыталась достать подпрыгивающего Цезаря:

– Ах вы, мои хорошие! Ах вы, мои сладенькие! Малы-ы-ыш! Заинька мой! Цезарь, заразонька мелкая! Слушай, Машунь, а Цезарь поправился или мне кажется?

– Рррав! Ав! – сказал Малыш по направлению питбулихи. Та отвернулась и даже, как мне показалось, задрала нос. Цезарь же залился своим противным мелкопсовым лаем, стараясь протиснуться между штакетинами забора. На него гостья не обратила ни малейшего внимания, даже носом в его сторону не повела. Зато присела прямо у калитки, глядя на дом напротив, и напрудила лужу в мгновенно подтаявший снег.

– А ну! – Елена Сергевна прикрикнула на моих кобелей. – Тишина! Будто девочку никогда не видели! Давай, Машенька, нарекай красотку!

– Почему я? – поглаживая завертевшуюся возле меня питбулиху, удивлённо спросила я.

– Ну а кто? Не я же! У меня мозги плавятся уже.

– Ну, пусть будет Глаша.

– Глаша?

Елена Сергевна с недоверием посмотрела на меня:

– Почему Глаша?

– Потому что гладиолус, – усмехнулась я. – Ну посмотрите на неё: вылитая Глаша-колхоз! И в то же время она совсем не так проста, как кажется.

– Глаша так Глаша, – пожав плечами, согласилась Елена Сергевна. – Сейчас так и запишу. Чип мы ей поставили, веткнижку завели, надо только имя вписать.

Она достала с переднего сиденья пухлую папку, вытащила одну из множества синеньких книжечек и прицелилась ручкой на первую страницу. Оглянувшись на притихших собак, которых гипнотизировала улыбающаяся питбулиха, я сказала:

– Пишите лучше «Глафира». Походу, она не такой уж и колхоз, эта сука!

– Чего это?

– К ней хочется вообще на «вы» обращаться.

– Даже на «вы» и даже шёпотом – с питбулями это обычно не проходит! – хохотнула Елена Сергевна, но вывела на первой страничке округлыми буквами имя «Глафира». – Всё, забирай паспорт, собаку, а я попробую задним ходом выбраться от вас. Ни пуха ни пера. Звякни, как течка прекратится. Прооперируем и заберём в приют.

– Замётано. – Я сунула книжечку в карман ватника и, пристально глядя на питбулиху, похлопала по верху забора: – Прыгай!

– С ума сошла девка! – всплеснула руками Елена Сергевна. Глаша презрительно, как мне показалось, глянула на женщину, потом так же пристально – на меня и одним махом, как распрямившаяся пружина, перескочила через штакетины.

– И – вуаля, – подытожила я. – Пойду привяжу её.

– Развлекайся, – засмеялась Елена Сергевна и полезла в машину. А меня пронзило странное ощущение, что сегодня в моей жизни приключился лютый пи…, то есть новый поворот.

Глава 2. Неизвестный науке найдёныш

С утра снег подтаял и почти сошёл. А потом ударил морозец. Я этому делу очень обрадовалась, потому что месить грязь, пусть и резиновыми сапогами, мне не хотелось. А с Глашей надо гулять. Это существо, которое я собиралась оберегать от Малыша, построило и москвича, и чихуашку. Малыш сделал всего одну попытку добраться до течной суки и убежал на крыльцо с поджатым хвостом. Пришлось на ночь впустить его на террасу, потому что трусишка царапался в дверь и скулил. А Глаша гремела цепью, бегая вдоль заборчика, и рычала на пса. Цезарь же припёрся к дамочке – пролез под штакетинами – и попытал счастья, пока она лежала возле будки, но одним взмахом хвоста был отметён далеко. И надолго, если не навсегда.

Поэтому за честь и достоинство Глафиры я больше не волновалась. Но просто оставить её сидеть на цепи до конца течки не могла. Собака была мускулистой, подтянутой, не жирненькой, чем часто грешат стаффы и питбули, пролёживающие диваны без долгих прогулок. Значит, с этой собакой гуляли, бегали, наращивали ей мышцы. Вот и я погуляю, а то и сама засиделась на месте.

Взяв с террасы крепкий поводок, выданный когда-то для Малыша, я спустила Глашу с цепи и застегнула карабин поводка на ошейнике питбулихи. Карабины – крепкие, ещё советские, прислал приюту один старик, бывший скалолаз, а поводки плели из паракорда ребята-инвалиды. В общем, за Глашино обмундирование я была совершенно спокойна: сделано на совесть. А вот свои силы явно не рассчитала.

До забора Глаша вела себя прилично. А вот когда я закрыла калитку, собака рванула так, что, не намотай я петлю поводка на запястье, провезла бы меня по дороге животом. Я рванула в ответ, чувствуя боль в руке, но Глаша этого даже не заметила.

– Не зли меня, девочка! – бросила я собаке, подтягивая поводок. – Я и не таких слоников выгуливала!

Глаша подняла на меня взгляд, вывалив язык, и села. Плюхнулась на жопу, поджав хвост. А вот сейчас я не поняла. Не легла, отказываясь двигаться, не потянула, хрипя и задыхаясь. Не как нормальная питбулиха. Не как нормальная собака.

– Ладно. – Я выдержала пристальный взгляд и прищурилась: – Чего ты хочешь, Глафира?

Собака улыбнулась, поднимаясь, и затрусила по улице. Даже так? Окей. Я пошла за ней, потихоньку попуская поводок. Глаша довела меня до конца улицы, нырнула в проход между домами и потянула дальше, за околицу посёлка. А там – поля. Когда-то колхозные, а теперь фермерские. Грязные. Чуть подсохшие.

– Глаша! – взмолилась я. – Давай по тропинке до леса, а?

Но собака упрямо трусила вперёд, по прямой. Даже не трусила уже, а пёрла. Трактор, блин, а не питбуль! И не откликается, даже внимания на меня – ноль! Я уж и дёргала, и пыталась ногами тормозить… Всегда думала, что смогу управлять любой собакой, ведь опыт есть! Но Глафира вела себя настолько упрямо, что я сдалась. Пусть выпустит пар, а потом займёмся воспитанием этого танка.

За полчаса прогулки у меня совершенно задубели руки. Ещё бы: так вцепилась в поводок, пытаясь хоть как-то притормозить Глашу. В лесу вообще стало страшно. Ведь собака тащила меня туда, куда могла пролезть сама, а пролезу ли я – её не интересовало. Перебираясь через бурелом, протискиваясь сквозь кусты, я тихо материлась, пыхтела, вспоминала мать Глафиры и всех любовников оной матери, но следовала за питбулихой. «Кто кого переупрямит» – это же мой девиз по жизни!

Но внезапно Глаша коротко взвизгнула и метнулась к груде валежника под деревом. А я закричала:

– Фу! Глаша! Фу! Не трогай это!

Какая-то тёмная масса валялась на снегу, почти скрытая ветками. Главное – не дать противной собаке вымазаться в дерьме или слопать падаль! Я ж не отмою потом эту заразу! И ветеринара вызывать денег нет. Однако Глафира ничего такого делать не собиралась. Она принялась лизать и подпихивать носом тёмную массу, которая оказалась… ящерицей! Огромной, застывшей, но, похоже, ещё живой.