Фиктивная жена герцога Санси

– И жених, имени которого я не знаю, подайте друг другу руки. Я не стану спрашивать, искренне ли ваше желание связать себя узами брака. Поэтому… Вы приготовили перчатки?

– Вот.

Шелест лёгкой ткани.

Мне на руку натянули тонкую перчатку, которая окутала кожу теплом и лаской. Свадебная перчатка! Судя по мягкости материи – недешёвая. Меня сейчас выдадут замуж неизвестно за кого! И я никогда не смогу снять эту перчатку, потому что она пропитана магией церковного обряда!

Мою ладонь положили на сильную твёрдую руку, и я отчего-то схватилась за пальцы неизвестного жениха. Он не среагировал на этот судорожный жест, оставшись недвижим. Неужели ему всё равно? Почему не снимет мешок с моей головы? Как можно жениться вслепую?

– Жених и невеста, именем господа нашего всемогущего и всепрощающего объявляю вас мужем и женой. Любите и уважайте друг друга, идите по жизни, как стоите сейчас, длань о длань.

Мою длань в перчатке обожгло так, что я закричала, но боль сразу стихла. Священник завздыхал и заметил:

– Не принимает господь этот брак, ох не принимает…

– Молчи, святой отец, и делай то, что тебе велено! Они женаты? Всё закончено?

– Всё закончено, мессиры, – в последний раз вздохнул старик, и больше я его не слышала. А мои похитители схватили меня и снова куда-то потащили. Я даже воспротивиться не могла – наложенные чары ещё мешали говорить и двигаться. И рука ныла, та, что в брачной перчатке. Вот ведь ироды! Похитили, замуж выдали, всю мою жизнь сломали! Как я теперь? Если соберусь выйти за кого-нибудь – не смогу, ведь уже замужем и даже не знаю, за кем!

Снова галоп на лошади животом на седле…

Да когда ж они меня в покое оставят? Ясно же, что я им не нужна, а только обряд бракосочетания со мной, да и тот непонятно зачем. Стало страшно, что убьют и бросят в лесу, но, подумав, я отмела такой исход событий. Стоило платить священнику за свадьбу, чтобы убить жену?

Лошадь, на которой я ехала, остановилась резко, как вкопанная. Всадник спрыгнул и снял меня, поставил на землю. По запаху и звукам всхрапывающих кляч я поняла, что мы вернулись к дилижансу. Но ни причитаний монашки, ни толстяка, ни охранника я не слышала. Чары начинали слабеть, и я старательно сжимала пальцы в кулаки, чтобы снова обрести власть над своим телом. На ухо мне сказали внушительно:

– Забудь обо всём, что произошло, и самое главное: не пытайся найти своего мужа. Это фиктивный брак, ты никогда не узнаешь имя. Тебе это не надо, а вот за труды.

В ладони оказался мешочек с круглыми твёрдыми монетами. Меня оставили в покое, кто-то свистнул, лошади заржали, и опять я услышала галоп. Нервный галоп… Лошади породистые, норовистые. Мой новоиспечённый фиктивный муж не из простолюдинов. Он явно знатного рода, раз может себе позволить так обращаться с дорогими скакунами!

Руки, тяжёлые, словно я их отлежала, постепенно возвращались к жизни. Мурашки заставили поморщиться – это больно и неприятно. Но я наконец-то смогла сбросить вонючий мешок с головы. Огляделась и ужаснулась. Бандиты лежали мёртвые, заколотые шпагами мессиров, которые меня украли. Чуть поодаль от дилижанса, раскинувшись звездой, смотрел белёсыми глазами в ночное небо охранник, не успевший выронить ружьё. Кучер мешком валялся у леса, толстяк – у колёс повозки, а из дилижанса наполовину вывалилась похожая на гувернантку молодая женщина, вся в крови. Прислушавшись, я уловила тихий стон. Стонали внутри.

Аккуратно перешагнув через женщину, я забралась в дилижанс. Старалась не смотреть на мёртвых, хотя и знала, что они не причинят мне вреда. Монашка полусидела на скамье, держась за живот, стонала с закрытыми глазами. Не заплакать бы от страха! Я сделала несколько глубоких вздохов, как учил меня дядя Августо, чтобы сосредоточиться на монашке, приблизилась и коснулась её руки:

– Святая сестра, вы ранены?

Она открыла голубые, как ясное июльское небо, глаза и посмотрела на меня странно, улыбнулась:

– Я скоро умру, дитя моё. Исповедуй меня и причасти.

– Но я не могу! Я не священник, – испуганно ответила я, пытаясь отнять её руку и взглянуть на рану. Монашка схватила меня за запястье другой рукой и зашептала быстро и горячо:

– Ты можешь, кто другой? Нет никого, только ты. И так уж держалась, не умерла… Исповедуй меня, и я открою тебе самый страшный свой грех, тайну, которую не желаю уносить с собой в могилу!

Я глотнула ставшую вязкой слюну. Могу ли я? Имею ли право? Монашка и правда уж совсем плоха, даже если я потороплюсь отвезти её в город, к ближайшей церкви, не доедет она до святого отца… А как оставить добрую женщину без святых таинств, если она при смерти? Я взяла руку монашки и сказала дрожащим голосом:

– Именем господа нашего прошу тебя рассказать о своих грехах.

Она принялась говорить: слабо, тихо, захлёбываясь. Звали её сестра Паулина, она говорила много о детстве, о том времени, когда жила в грехе, пока не стала святой сестрой, о том, что и в монастыре иногда нарушала каноны и тайком ела скоромное в пост или гневалась на сестёр и на мать-настоятельницу, что грешила гордыней, считала себя лучше некоторых, а теперь кается и просит бога простить её. Я выслушала монашку и сказала ей:

– Господь отпускает тебе твои грехи. Постой, я найду вино и хлеб…

Эти два атрибута причастия точно были в моём сундуке. Конечно, ни хлеб, ни вино не были освящены в церкви, но я подумала, что бог меня простит. Ведь нет времени искать священные таинства его, да и не в них дело. Сестра Паулина и так отправится на небеса, потому что грехи её не смертные, да и она в них покаялась перед свидетелем.

Сунув монашке в рот маленький кусочек мякиша, я аккуратно капнула туда же маленько вина. Женщина проглотила с трудом и выдохнула:

– Спасибо тебе… Уж думала, никто меня не найдёт и не поможет… Теперь можно и умирать…

– Нет, вы не умрёте, святая сестра, – со слезами сказала я. – Сейчас я отвезу вас в город, до него всего два десятка миль!

– Стой! – она схватила меня за руку. – Я должна рассказать тебе… Наклонись, девочка моя, мне трудно говорить…

Я наклонилась ближе к её лицу. Пересохшие губы зашевелились. Монашка прошептала:

– Это тайна, никому не открывай её.

* * *

Жизнь при дворе замирает, лишь когда король спит.

Король-Феникс Карл Семнадцатый спал мало. Он любил праздники, вечера, полные музыки, танцев, красивых женщин, карточные игры и вино. Из-за всего этого часто мучился подагрой и мигренями, но от своего образа жизни отказываться не собирался.

Анри прекрасно знал, что в тот момент, когда он въедет в ворота королевской резиденции в Версале, залы будут полны света от тысяч свечей и звуков скрипок, играющих мелодии паспье, куранты и сарабанды. И пусть дворцовые часы показывают три часа ночи, это время веселья при дворе.

Рауль поймал брошенный ему повод, и Анри, не заботясь о друзьях, быстрым шагом вошёл через главные двери, проследовал по анфиладе салонов в Зеркальную галерею, раскланиваясь со встречными дамами и господами. Он знал их всех и не только по именам. Он знал все их маленькие грешки: кто проводит время с чужим мужем, кто посещает модные бордели, а кто балуется молоденькими мальчиками. Из толпы придворных лишь единицы не были замечены в разврате и грехах, и то Анри предполагал, что они слишком хорошо скрывают свои тайны.

Король танцевал менуэт. Её Величество Маргарита сидела у окна в окружении своих фрейлин и с улыбкой смотрела на мужа. Его Величество Карл избрал партнёршей очень красивую и очень юную девушку в светло-зелёном платье со множеством блестящих зелёных же камешков, искусно вделанных в ткань. Причёска красотки отличалась от причёсок остальных дам отсутствием высоченных начёсов и вставок в виде цветов, чучел птиц и прочих изощрённых украшений. Чёрные, как смоль, локоны были собраны на висках и сзади, и девушка то и дело качала головой, чтобы заставить их танцевать особый танец соблазнения.

Хороша…

Действительно хороша! Гармоничные черты лица, изящная шея, великолепные покатые плечи… Карл знает толк в красавицах. Уж не её ли братец пожаловал Анри в жёны? Вполне возможно, потому что взгляд короля не блестел масляно, как это всегда случалось в начале его новой интрижки. И королева улыбалась слишком… победоносно!

Но у Анри есть сюрприз для братца.

Менуэт закончился, последовали реверансы, а потом Карл оглянулся и заметил герцога. Взмахнул рукой, отчего его кружевной манжет красиво вспорхнул, как крылья огромной бабочки, и воскликнул:

– Наш возлюбленный брат! Ты заставил нас ждать, а мы этого не любим!

Приблизившись к королю, Анри поклонился по вычурному этикету двора – сорвав шляпу, помахав плюмажем, отставив ногу и согнувшись по пояс. Разогнувшись, ответил вежливо:

– Со всей покорностью прошу простить меня, Ваше Величество. Дела заставили меня провести несколько дней в наискучнейшем и наиблагопорядочнейшем городе королевства. Уверяю вас, я с радостью вернулся в столицу, ибо нет для меня большего счастья, чем лицезреть вас в добром здравии.

Карл отмахнулся, смеясь уголками губ, потом повернулся к девушке в зелёном. Взял её под ладонь, подвёл к Анри и сказал:

– Графиня Сен-Жермен ждала твоего возвращения не меньше, чем мы! Позволь представить тебе Анну, графиню Сен-Жермен и Авалуччио, маркизу Эспелье, новую фрейлину Её Величества.

Анна улыбнулась так, будто желала съесть Анри на месте, целиком, со всеми косточками. Изящно присела в реверансе, склонив голову, и её локоны качнулись вперёд, заворожив всех присутствующих, в том числе и короля, и Анри. Встав, девушка сказала певучим голосом, напомнившим трель райской птицы:

– Как интересно, герцог, я не думала, что в королевстве ещё остались благопорядочные города и горожане!