Инвинди

– Извини, не смогла помочь. Просто не знала как. И подумала, что будет лучше, если расскажу об этом позже. Боль была внезапная, не правда ли?

Мальчик кивнул в ответ:

– Раньше такого не было. В том месте до этого ничего не болело да и сейчас раны и боли не осталось. Это было дико больно!.. – мальчик принялся оживленно рассказывать.

– Мои предположения оправдались, – кивнула женщина, перебив Максима. – Тогда я в любом случае не смогла бы тебе помочь.

Макс заинтересованно приподнял бровь.

– Да, это странные вещи. Со мной тоже это случалось раньше и сейчас порою дает о себе знать. У тебя ведь не осталось ничего на теле?

Макс опустил рукав футболки и снова убедился в том, и показал ей, что даже синяка не осталось.

– Да, да… – задумалась женщина. – Не припомню, сколько лет мне тогда было, когда впервые это случилось, может двадцать, может восемнадцать… не в том суть. В общем, так же спокойно шла, как вдруг боль резко врезалась в спину. Я упала, скрючившись от боли. Народ тогда был чувствительней – вокруг меня собралась толпа. Люди не понимали: то ли припадок у меня, то ли болезнь какая, – рассказывала женщина, вдобавок шевеля только правой рукой, а другой опиралась о колено. – Один мужчина из толпы приподнял меня и сказал, чтобы я шла за ним. Боль потихоньку начала спадать. Мы с ним разговаривали, он объяснил, в чем моя проблема. Потом попросил меня довериться ему и повел меня в дом. Не довериться ему было сложно – в его словах было столько… души. Искренне меня понимал, рассказал каждую деталь…. Потом мы просто разговорились. А какой же он был красоты, – улыбнулась бабушка. – Когда мы зашли в его квартиру, он ничего не говорил, пока не достал из шкатулки волшебной красоты камень.

Старушка прервала рассказ и ушла в другую комнату. Когда она вернулась, в ее руках был небольшой сверток. Старушка аккуратно, дрожащими пальцами развернула края синего атласа, и оттуда блеснул камень. Она отдала сверток Максу.

Мальчик осторожно взял камень и навел на свет от окна. Радужный перелив засверкал в полупрозрачном, слегка молочном по неграненым краям, минерале, похожем на аметист. Все оттенки фиолетового сияли внутри камня.

– Необычный, не правда ли? – старушка продолжила свой рассказ. – Он мне рассказал легенду.

«Однажды, в мире, где царствовали звери, и где люди не обладали возвышенной силой в природе, один молодой человек из маленького селения подружился со зверем. Дружба их была крепка, и мальчик захотел приручить животного и привести в селение. Народ, узнав об этом, взбунтовался: «Неужто человек может дружить с тем, кто его поедает?!». Люди приказали ему избавиться от зверя, но мальчик был верен другу. Он не мог его бросить. Тогда он пошел молиться в храм, надеясь на помощь Всевышнего, и случилось чудо! – Бог ему ответил: «Если дружба между зверем и человеком столь крепка, то теперь все будут жить в гармонии. Зверь будет чтить человека – человек будет любить зверя. Отныне будет так! Но если же ты, мальчик, предашь нового друга, то семья зверя будет мучиться от гнета человеческого. И муки совести будут терзать тебя вечно. Так будет с каждым из народа твоего и семьи. Ты же наказания в том же случае не избежишь: коль инстинкт предаст тебя, – обратился он к зверю, – и ты не сможешь противиться природе своей, то потеряешь «чужого брата» навсегда, и каждый из вас будет страдать. Теперь вы одна душа и ваша преданность будет храниться в этом алтаре, и пока горит огонь, вы будете жить в гармонии». – Он указал на алтарь что стоял посреди храма, в чаше которого, как по волшебству, загорелся огонь.

Когда мальчик и зверь вышли из храма, они увидели, что животные помогали людям, а люди заботились о них. Но зверя беспокоили слова Бога: «…семья зверя будет мучиться от гнета человеческого…». Зная о том, что человек может его предать, зверь удумал избавиться от угрозы и напасть на друга, совсем позабыв о том, какая кара ждет его за это. И вот однажды зверь незаметно подкрался к другу и набросился сзади. Человек же сам временами опасался и поэтому всегда носил при себе клинок, и вот, когда зверь напал на него, мальчик достал острие и пронзил «чужого брата».

Бог разгневался, узрев картину расправы: «Вы оба ослушались меня – отныне весь род зверя будет мучиться в одиночестве, а человек, забрав его самого любимого сына, будет угнетать его и мучиться сам. Вы были одной душой – ею и останетесь, но соединять вас будет единое горе и боль. А если же осознаете порочность содеянного и захотите исправиться – вы найдете друг друга и докажите, что верность ваша непокорна разлуке и ссорам». Тогда Бог отдал молодому человеку камень необычайной красоты, а каждому человеку из поселения, приручившего зверя, отдал дитя того животного, которого он приручил. «Огонь потухнет и заберет с собой души каждого из вас и объединит ваши чувства в единой душе. Вы будете зависеть до конца своих дней от второй половины души. Умрет зверь, значит, погибнет человек. И сыны, и ваши внуки будут нести это бремя».

Как ты понимаешь, Максим, он отправил того мальчика, его народ и их зверей в наш мир, – продолжала женщина, – здесь они расселились, так же, как и звери, и образовался новый мир, в котором мы живем. И теперь уже мы властвуем над животными…

Тот мужчина сказал мне, что я предок одного из переселенцев и что где-то там, в параллельном мире, бродит вторая половинка моей души, мой зверь, с которым я теперь одно целое и чувствую каждое его ранение, его боль. Иногда внезапно становится грустно или неприятно на душе без причины, и мне кажется, что в этот момент грустит мой зверь. Мужчина сказал мне, что я должна избавить себя, мой будущий род и род зверя от этих мучений… даже весь мир. Для этого мне надо было отправится в параллельный мир и там найти мою половинку души, дойти до того самого храма и разорвать наши узы, бросив этот камень в огонь. Еще он рассказал мне (и можно было догадаться по самой легенде), что тот мир не такой как наш. Там почти все наоборот: в том мире властвуют животные, огонь холоден, снег горяч, вода всегда тепла…. Как он утверждал, все это рассказывал его прадед, тому рассказывал его дед, и вся их династия передавала эту легенду из уст в уста, а самый первый отец был предком одного из переселенцев.

– Выходит, я тоже из рода тех самых переселенцев? – спросил Максим, после рассказа женщины.

– Да.

– Но в моей семье никто этим не страдает.

– Ты уверен? – с легкой улыбкой спросила старушка.

Парень задумался: «Не замечал, чтобы кто-нибудь до меня так крючился…. Разве случалось что-то подобное у мамы, у…».

– Папа… – вдруг блеснула озарение, смешанное с болью и грусти давно забытой потери. – Он погиб, когда я был совсем маленьким…. Я его почти не знал. И мама не говорит о нем, будто не хочет, чтобы я помнил о своем же отце….

Старушка понимающе кивнула головой.

– А ведь я его знала, хорошо знала…. А потому и знакома с тобой, – по лицу пожилой женщины пробежалась улыбка. – Но тогда ты был, конечно же, совсем малюткой. Извини за вопрос, но мама тебе не говорила от чего он умер?

– Вроде, от какой-то тяжелой болезни.

– Я не должна тебе этого говорить, но все же. Он умер от того, что погибла его вторая душа. Болезней он не имел, был очень здоровым мужчиной. Если чувствуешь боль той души, значит, можешь и умереть так же как она. Боюсь вот, что мой зверь скоро погибнет. Ведь и я, и он не молодой. Жаль я тогда не послушала того мужчину. Теперь уже поздно. Видимо он живучий, мой зверь-то! – посмеялась старушка. Но ей было не до смеха – она чувствовала реальную угрозу, и этот смех показывал ее почти полное смирение с возможностью внезапной гибели.

Максим из уважения тоже чуть посмеялся, но слова старушки его напугали: «…тоже умрет…». А что если и Макс тоже? Кто знает? А почему он вообще должен ей верить. Может она сумасшедшая? Хотя это не похоже на бред.

– Ты не хочешь мне верить? – женщина заметила чувства Максима, которые выдавало его лицо. – Ну да, я тоже не верила тем словам, поэтому и не пошла. Чем взрослей я становилась, тем больше понимала, что все сказанное им правда, – привстала старушка и подошла к плите. Чайник вовсю пыхтел клубами пара. – Но сразу говорю, – продолжила она из-за спины, – это может быть опасно, так что решай сам. Если не хочешь мучиться и обрекать других на мученье, то в дальний путь, ну, а если желаешь не рисковать, то дело твое, я не настаиваю.

Кипяток разливался по кружкам.

– Но помни: если пожелаешь остаться, то риск все равно есть, причем не только для тебя – ты рискуешь своей жизнью, жизнью твоих будущих сыновей, – старушка поставила перед Максимом две старенькие фарфоровые чашки, с красными полосками и цветочками. Потянулась за сахарницей и чайником-заварником. – Кстати, ведь мы так и не познакомились, я – Вера Павловна, – женщина переменила тон и протянула руку для рукопожатия. Макс протянул в ответ. Рукопожатие было не крепким – руки старушки были слабыми, кожа морщинистая, пальцы холодны, а ладонь, несмотря на это, горяча.

– Но, а как же я уговорю моего зверя пойти со мной? – задумался Макс, почти не скрывая истинного сомнения в достоверности ее слов. Подтянул чашку к себе. – Ведь он не поймет меня.

– Ой, совсем забыла сказать: да, ты сможешь с ним говорить, но только если этот камень будет одновременно у вас двоих.

– Он же один? – парень вновь приподнял камешек со стола.

– Надеюсь, ты что-нибудь придумаешь. Ты же вроде умный мальчик?

Наступила пауза. «Что же это за бред? Боже, я еще сижу тут? Хотя… Лучшего объяснения утренней ситуации найти невозможно. Да и не в моих правилах отказываться от веры волшебство, ха-ха! До сей поры я в него верил, а теперь, когда оно почти реально передо мной появляется, отхожу назад? Нет, пока это только ее слова…», – думал паренек, тем временем наливая заварку и насыпая сахар.

Вера Павловна ждала его слов.

В конце концов, не найдя подходящего ответа, Макс поднял глаза и сказал:

– Из всего уважения к вам я не могу довериться всем этим словам. Кроме этого, пожалуй, нужно что-то действительно убедительное.

– Разве тебе нужно что-то более убедительное, чем та боль в плече? Хочешь, чтобы дошло до крайности, до смерти? – гораздо серьезней заговорила старушка. – Как говорится, пока петух не клюнет…

– Да, да. Понял.

– Я тебя хорошо понимаю и стараюсь не давить на тебя. Ты наверно думаешь: «Стоит ли ей такое говорить, когда она сама струсила и не пошла на это?». И соглашусь. Но, прошу, не совершай моей ошибки – почти всю свою жизнь я живу в страхе. Только после рождения детей, я поняла стоимость моей ошибки. А после появления внуков стало куда беспокойней. И был уже случай, вину в котором себе простить не могу…, – глаза ее впали, морщинистые щеки обвисли. Непреодолимая тоска овладела сердцем. – Все это время я как на пороховой бочке – жду, когда бомбанет, – едва слышно, басисто произнесла старушка.

Максим все сильней убеждался в том, что слова ее – чистая, горькая правда.

– Я вас понимаю и, что бы там не случилось, глубоко сочувствую. Но почему именно я должен на это идти? Разве нельзя найти того, кто сильней меня, взрослей и хотя бы опытней?

– Мальчик мой, опыт здесь почти не имеет значения. А сила?… Сила ничто без смелости. Думается, ты не станешь отрицать то, что ты не трус.

Макс промолчал – он действительно не мог утверждать обратное. Малейшая доля отваги в нем все же была.

– Не думай про меня плохого. Я отправляю тебя не на гибель, а стараюсь обезопасить твое будущее. Что не говори, а в твои силы я верю. В тебе видно нечто… сильное, но даже ты этого еще не разглядел. Попробуй довериться мудрой старушке, – Вера Павловна улыбнулась. – Была бы возможность найти кого-то другого…. Найти одного из предков не совсем легко, ведь не в каждом это проявляется. Если бы и проявлялось, то они бы о каком-то проклятии и не догадались. А вообще подумай о том, что случилось с твоим отцом. Легко ли тебе живется без него? Тебя ведь мучает, сколько бы ты не любил отчима, то, что твоей кровинушки больше нет рядом…. А твоя мама? Представь, как она страдала. Хочешь, чтобы из-за тебя она сошла с ума? Это не шутки, милый. К тому же не за горами и твое отцовство. И представь что будет, если тебя, не дай Бог, вдруг не станет. Останутся жена и дети. Оставишь их, не прожив и для себя достойных лет? Да даже без семьи! Твой отец начал этим беспокоиться куда более в поздних годах, чем ты. А потому твой риск еще более велик. Не хочется ли тебе еще пожить? Не хочется ли иметь счастливую семью? Не хочется сделать благо для других страдающих? Я не буду на тебя давить – твое право выбирать, но я хочу, чтобы благоразумие в тебе победило. Подумай о близких. Представь их мучения. Совсем не исключено, что и твоя мама одна из наследников. А твоя сестра, за нее не боишься?

Внезапно, словно молнией, паренька пронзило.

– Что?! Она… она тоже подвержена проклятию? – встревожено спросил Макс.

– Не знаю. Все возможно.

– И её…