– Да с чего бы? – Водяной обиделся. – Кум мой заморский подарочек передал.
– Ну раз хитрая вещь, возьму, пожалуй, – согласился я. Чего отказываться? И Воднейшеству будет спокойнее.
– Так это… может, вместе пробу снимем? Заморская вещь… редкая… – Водяной всё переминался с ноги на ногу.
– Нет, пойду я, домой пора, – ответил я и ушёл. Слышал за спиной, как Водяной вздохнул и плюхнулся в воду. А уже под водой точно пробулькал какое ругательство. Сопьётся рыбина недообратившаяся, и меня споит. Покрутил в руках фляжку. Не выбрасывать же? Попробовал. А хитрая штука, хорошая.
Иду себе, никого не трогаю. Устал что-то за сегодня. Упыри ладно, а вот Лешаки ушатали меня знатно. Если ещё нападут, то надо мне лучше подготовиться.
Вдруг кто-то мне на спину прыгает!
– Мяу!
– Чего тебе надо, Баюнка? – кота по морде покорёженной похлопал, хотел скинуть, а он ни в какую.
– Ты, Баюнка, тварь тяжёлая, почто я тебя на себе тащить должен? – у кошака интересуюсь.
– М-м…
– Да не мяукай.
– Я-я-у!
Котяра усами задёргал и когтями начал мне в плечи впиваться.
– Баюнка, так ты что, настойку заморскую унюхал? – я ткнул ему флягой под нос. Послышалось нетерпеливое фырканье.
– Ну держи, попробуй, – я отдал ему фляжку. Кот схватил её железными когтями, принялся горлышко грызть. Грызёт, аж треск стоит.
– Ты посуду мне не порть. Открыть не можешь? Так у тебя же лапки. Давай открою.
Забрал у него фляжку. Открыл, посмотрел на горлышко узкое.
– Ты же и выпить из неё не сможешь, горемычный.
Снял с пояса рожок, налил в него для Баюна настойки, поднёс к усатой морде. Усатая морда жадно залакала. А потом промяукала что-то грустное, но затейное и продолжила лакать ещё.
– Что, Баюнка? Так хорошо, аж плохо? Ты почто мне жизнь спас?
– Мяу.
– Да не выкину я тебя, или ты матерной частушкой мысль не выразишь?
Так он глянул, как будто я его оскорбил только что.
– Ладно, не отвечай. Я пьяный и добрый, и думаю так: тебе, Баюнка, так же как и мне одиноко, вот ты вокруг меня и околачиваешься. Девку тебе найти надо. Или кошку. Но лучше девку.
– Не мяу-да.
– Чего?
– Мяу…
Показалось, что ли?
– Не надо? Как не надо, они знаешь, как за ушком умеют чесать, ты, скотина усатая, мурчать треснешь!
Баюнка настойку вылакал, снова на спину ко мне залез и на плечах устроился. Пошёл я восвояси.
Шёл, шёл, а до стоянки своей так и не дошёл, где скинул кота-пьяницу, там он лёг и без задних лап задрых. А я хотел в хоромы свои идти подземные. Хорошо у меня там и спокойно. Но не добрался. Далеко ещё. Свалился с ног от усталости. Лёг на землю в траву густую и заснул беспробудным сном.
А на утро чую, лежит на мне кто-то.
– Брысь, – говорю, – Баюнка, нечисть, совсем ошалел!
Гляжу, а Баюн недалече в траве лежит, притаился чего-то и лапой в мою сторону тычет, как будто мне на спину показывает. Глаза кошачьи как две плошки широкие. Чего он углядел-то там?
Ну я пошевелился. И слышу сверху кто-то недовольно вздыхает. А потом обнимает меня крепко и дальше спать. И дыхание у этого кого-то тёплое, и кожа мягкая.
– Ну-ка, кто там такой смелый оказался? Слезь с меня и покажись! – я потребовал. Зашевелился кто-то сверху. Потянулся сонно. А потом как вскочит и тонким девичьим голосом запищит:
– Ай! Батюшки! Бревно разговаривает!
Какое я ей бревно?
Глава 8. Знахарка Гостята
С воплями и визгами спрыгнула с меня ночная гостья да прямиком на Баюнку. Баюнка, видимо, такого скорого и неизбежного столкновения с девицей не ожидал, тем паче что не чесать она его за ушком пришла, а свалилась как мешок с шишками сверху.
Тут Баюнку то нервы и подвели!
С одной стороны я его понимаю – у него тоже, небось, похмелье.
Но уж больно ядрёной частушка вышла, как бы жители лесные в обморок не попадали. Так что кинул я в Баюнку тем что под руку попало. Баюнка через девицу прыгнул и был таков.
Много я ему всего сказал вдогонку. И, видать, лишку дал, сильно злобно рычал. Потому как повернулся, а на девице лица нет.
– Хозяин, – говорит, – батюшка, помоги, защити!
Я даже растерялся. Голову почесал. Отвечаю ей.
– Да я и есть Хозяин. И ты это… не верещи так… голова у меня трещит.
Тут девица то в обморок и шмякнулась.
– Ты чего это? – я её поднял, покрутил. Вроде девица как девица. За почти сто лет, что я Леший, на первый взгляд ничего и не изменилось. И косы плетут также, и одёжа похожа. Что-то раньше девицы от моего вида наземь без чувств не падали. Ишь до чего дожил – сразил наповал. Вот что морда лешачья делает!
– Очнись! – говорю ей, потряс легонько, посадил на пенёк. Подул на лицо ей. Вроде глаза открыла, горемычная. И чуть сразу обратно не в обморок.