Архив 2. Четвертый элемент. Зерна

– Понимаю, здесь не поощряется… Но, пожалуй, я закурю, – не скрывая неловкости сказал Иван, приоткрыл форточку, достал сигареты, зажигалку, закурил.

Ирина подошла к шкафу, открыла нижние створки, слега нагнувшись так, что лучше бы она не нагибалась, достала пепельницу, поставила на стол. Иван благодарно кивнул, затянулся и решил: не всё так страшно, я не первая и не последняя жертва чертовской миловидности. Сделал ещё пару затяжек, затушил сигарету, помахал рукой, разгоняя дым. Прошла ещё пара секунд, и Иван превратился в саму серьёзность. Ирина наблюдала с интересом.

Здесь я вынужден сделать небольшое отступление. Не могу сказать, что поведение Ивана представлялось мне уж очень странным – это неправда. Мне приходилось встречать такие экземпляры, перед которыми блекли даже комедийные персонажи. Только у тех экземпляров, кроме экзотики в манере вести себя, как правило, за душой не было больше ничего, именно ничего – пустота, фанфаронство, внешняя атрибутика и всё равно – ничего. Понятно: Иван к таким не относился. И уж если я обращал внимание и иногда испытывал некоторую неловкость, связанную с особенностями его характера, то по другой причине. Я не мог гармонично соединить в своём сознании его обычную, порой броскую, несобранность и его же умение сиюминутно концентрироваться и проявлять чудеса хладнокровия, бесспорной логики и иногда даже жёсткости.

Как-то я поделился такого рода мыслями с Глебом, который в последнее время изменился так, что его и узнать было трудно. Он работал сутками напролёт, дал от ворот поворот зелёному змию, что-то там могучее и многостраничное творил, Машка прыгала вокруг, давала кучу советов, на которые он не обращал внимания… В общем, процесс шёл. Я видел: они подходят один другому, они взаимно дополнят друг друга.

Глеб выслушал меня и на мой вопрос, что он думает по этому поводу, ответил: «Много думать вредно – голова заболит. Он такой – какой есть! Он умеет быть всяким, это его естественное состояние. Это редкое явление – в нём живут два человека: один из них человек войны, другой – мира, и оба уживаются, и неплохо. Я Ивана давно знаю, он таким и до контузии был…» На этом я свои психологические поползновения прекратил и сделал мимоходом два выводы. Первый – в туманном прошлом моего друга присутствует контузия, о которой я ничего не знал. Второй – эта, скажем так, неприятность не сказалась на характере Ивана, он был таким, если не всегда, то достаточно долго.

– Вы закончили изучение дела? – спросил Иван, прекрасно понимая, что дело только начинается.

Ирина стёрла с лица иронию, ответила:

– Заканчиваю.

– Хорошо. Фотографии? Экспертиза?

– Фотографии здесь – Ирина протянула Ивану такой же пакет, как совсем недавно предложил его вниманию Демьян. – Экспертиза ничего не дала.

– Вообще ничего?

– Ничего. Ни одного следа, ни одной зацепки. Дом и сейф открыты без взлома.

Иван вытащил фотографии, посмотрел, бросил удивлённый взгляд на Ирину, затем на фотографии…

– Вы ничего не перепутали? – спросил он недоумённо.

Ирина не поняла, в её глазах высветился вопрос.

– Нет, нет, это я о своём, что здесь путать, – тихо сказал Иван, перебирая фотографии. – Свидетели? Свидетельства какие-нибудь косвенные или прямые есть?

– Ничего.

– Вы верите, что такое вообще возможно? – спросил Иван.

– Раньше не верила, а сейчас… – неуверенно начала Ирина.

– И сейчас не верьте. И в будущем – тоже! – прервал её Иван, встал, подошёл к окну, внимательно посмотрел одну фотографию и продолжил: – То есть, он набрал известный ему хозяйский код – вот и все дела. Его же оставил на наборных дисках – на радость хозяевам…

– Именно так, – подтвердила Ирина.

– Что-то здесь не вяжется. Нагло как-то, наверняка…

– Возможно, – дипломатично вставила Ирина.

Ивану очень хотелось проинформировать Ирину о первом ограблении, но он не мог. Она бы поняла его удивление: второе ограбление по своему формату полностью соответствовало первому. И это ещё не всё. Когда он посмотрел на фотографии, сразу подумал: девочка перепутала и принесла ему фотографии Демьяна… Но она ничего не перепутала: и в первом, и во втором случае фигурировали одинаковые по устройству и внешнему виду сейфы.

Иван очень скомкано, на грани некорректности распрощался с Ириной, поручив ей досконально изучить окружение господина Y и возможные источники исходившей от этого окружения опасности. Он спешил. Ему крайне захотелось ознакомиться с третьим элементом – делом господина Z. Документы предстояло изучить самостоятельно, действовать по этому направлению – тоже. Сотрудник, ведущий третий сейф, по словам генерала, был срочно направлен в ответственную командировку.

5

Зёрна

Сеулин Михаил Афанасьвич.

Год рождения 1898.

Сотрудник управления

режимных расследований.

Служит в отделе со дня основания.

Архив Смагина.

УРР. Дело 22.12.25. «Зёрна»

Михаил Сеулин прибыл по вызову дежурного. Смагин сидел за столом, поприветствовал его кивком головы и указал на место напротив. Хотя времени для раздумья было достаточно, Смагин так и не определился, с чего начать. Михаил – человек не новый, спецификой управления уже проникся, но вот так на рывок начинать не следовало.

Погоняло Свирского Андрея Сергеевича, восемнадцати лет от роду, из беспризорников, полностью совпадало с его родом занятий и философией жизни: в привычной среде его величали Гопой.

Смагин не был специалистом по блатному жаргону. В гимназии этому не учили, а в Институте красной профессуры, куда он был направлен руководством и успешно закончил без отрыва от работы в составе первого выпуска с год назад, тем более. Но даже поверхностные познания в этой области могли бы позволить ему не согласиться с родившейся через много лет версией о прямой связи сущности уличного гопника с обитателями ещё недавно петроградского, а теперь уже ленинградского городского общежития пролетариата.

Общего, конечно, в поведении этих двух непростых категорий граждан было немало. Но справедливости ради следовало бы учесть, что совпадения в аббревиатурах – довольно скользкий путь для построения однозначных версий. Смагин неважно знал Петроград. Он там был недолго, да и та пара месяцев были полностью отданы поимке банды Пантелеева. Но этого времени хватило, чтобы уяснить: то самое общежитие на Лиговской, лучшие постояльцы которого щеголяли в красных носках и полублатном прикиде, ранее называлось государственное общество призрения – тот же ГОП. Но и этого мало. Местные сыщики старой школы, получившие свой первый опыт в московском уголовном сыске, объясняли всё проще: старое слово «гоп» означает удар, рывок. Вот такому объяснению и соответствовал дурной и дерзкий уличный грабитель Свирский. Он-то и был задержан милицией 22 декабря прошлого года при довольно забавных, на первый взгляд, обстоятельствах.

Означенный гражданин в почти раздетом виде, в состоянии крайне возбуждённом, с расширенными от ужаса глазами бежал по вечерней зимней улице, явно стараясь куда-нибудь спрятаться. Наряд его задержал. Нарушитель сопротивления не оказывал, называл стражей порядка «миленькие мои» и уверял задерживающих, что за ним гонится медведь. Милиционеры видели и не такое. На всякий случай связали болезного и доставили в отделение. Подозрительный гражданин не грубил, не сквернословил, осторожно пытался заглянуть за шкаф, под стол, испуганно оглядывался на дверь и уговаривал милиционеров держать оружие наготове.

История эта была не так уж нелепа. Милиция, ГПУ, уголовный розыск серьёзно занимались миллионами беспризорных, количество которых за несколько лет было сведено к сотням тысяч. И наряду со многими другими проблемами, в этом сложном процессе была одна, решение которой рассматривалось как не терпящее отлагательств. Заключалась она в том, что огромное количество детей, подростков и юношей основательно подсели на марафет. Массовое употребление наркотиков превращало обделённых бытовых и семейным уютом детей в жестоких беспредельных и непредсказуемых преступников. Плюс к этому беспризорная среда образовала гигантский рынок сбыта кокаина.

Поэтому в силу вышеуказанной причины поведение Свирского не рассматривалось как исключительное: кому – голос с неба, кому – ожившие покойники, а кому – медведь. Потому попавший, как решили милиционеры, в плен наркотического опьянения и вытекающих отсюда галлюцинаций Свирский был передан медикам. И можно было бы эту историю забыть. Однако был здесь один момент, заставивший Смагина обратить внимание на зафиксированный милицией инцидент.

– Как дома? Как Маша? – спросил Смагин, знавший о жёсткой простуде Марии Сикорских, теперь уже жены Мишы Сеулина.

– Терпимо, боремся, – так охарактеризовал ситуацию Сеулин.

Начальник управления порылся в столе и протянул Сеулину пачку таблеток. «Всё—таки нашёл», – сказал он. Сеулин признательно кивнул, положил лекарство в карман и выразил надежду, что теперь дело пойдёт на поправку.

Смагин вкратце проинформировал Сеулина о случае с инженером, поклонником Есенина, и затем перешёл к «медведю». Если следовать содержанию письменного и устного милицейского доклада, Гопа прохлаждался с приятелями, фактически – подельниками «на хазе» – слегка обустроенном подвальном помещении, состоявшем из двух комнат. Одна – большая, с немалой натяжкой её можно назвать столовой. Вторая – поменьше, нечто вроде чулана, где был собран всякий хлам, там же хранился небольшой запас еды – на всякий пожарный.

Что выпивали, Гопа признал, о кокаине – ни слова. Приятели Гопы отлучились по каким-то неотложным делам, и он остался один. В углу большой комнаты за старым шкафом, где находился вход во вторую комнатушку, вдруг стало светло, словно сразу зажглось несколько электролампочек, вместо стены выросли большие деревья, похожие на сосны, и прямо на пребывающего в гордом одиночестве уркагана вышел огромный медведь.

Гопа не протирал глаза и даже не пытался запустить в страшилище бутылкой, тарелкой или на худой конец ложкой. Он не вспомнил о лежащей в кармане остро отточенной финке. Гроза подворотен, сидевший на стуле, замер на мгновенье и затем, оттолкнувшись от него буквально каждой точкой определённой части тела, буквально взлетел в воздух, там же в воздухе развернулся, слегка коснулся ногами пола и молнией вылетел на улицу. Глотнул морозного воздуха, оглянулся, осознав, что косолапый преследователь отстал, издал победный клич: «О-па! Гопу – не возьмёшь!» – и бросился бежать, не оглядываясь. Он мчался по вечерней улице с завидной скоростью, поскальзывался, падал, быстро вставал и продолжал бег, при этом кричал, рыдал и видел в каждом встречном потенциального спасителя, в том числе и в задержавших его милиционерах. Привод в отделение Гопа принял с благодарностью и, отбросив блатной гонор долго не задумываясь, сдал и адрес, и подельников.

Такая реакция на подвальное видение понятна и удивления не вызывала. Сеулин привёл в качестве примера случай, происшедший с его знакомым, приглашённым на лесную прогулку. Компания забрела в дикий малинник. Не обошлось без царапин и порванной острыми шипами одежды. Эти неприятности были в полной мере компенсированы богатым сбором ягод и возможностью отведать малины от пуза прямо на месте. И вот там рассказчик столкнулся нос к носу с огромным медведем, известным своим пристрастием к сладкому. Медведь не рычал, не ревел, он просто молча, слегка удивлённо посмотрел на незваного гостя. Приятель-однополчанин, прошедший такое, что гражданскому человеку трудно увидеть даже в кошмарном сне, встретился взглядом с желтоватыми глазами медведя, машинально отметил размер его когтей и… думать перестал вообще. Он не помнил, как оказался в километре от малинника, где его разыскали пребывавшие в неведении участники прогулки.

Примечателен в этой истории со счастливым концом следующий факт: бежал он молча и, настолько ловко лавировал среди цепких кустов и деревьев, что его бегство никто не услышал. Красноармеец, выросший в городе, неоднократно познавший на войне истинный страх, впервые ощутил на себе, что есть ступор и полный провал в памяти.

Однако внимание Смагина привлекли не особенности реакции организма на стрессовую ситуацию. Он обратил внимание на тот факт, что и в видении инженера, и в случае со Свирским фигурировали большие деревья. Иван Пелехов назвал их ёлками, Гопа – соснами. Эти соображения он изложил Сеулину.