Мессианский квадрат

– Ваши раввины действительно так думают? – удивился Андрей.

– Конечно. Рав Исраэль, который меня почти два года Гемаре учил, всегда повторял: поскольку еврейский народ выбрал демократию, то демократия священна… Да что говорить, в наших молитвенниках государство Израиль зовется «началом избавления»…

– Тем не менее, светские израильтяне меня не так пугают, как фарисеи, – опрокинув очередную рюмку, признался Сергей. – Я, кстати, нашел возражение против вашего законничества.

– Что же это, интересно?

– Ведь по закону вы должны жертвы приносить, однако обходитесь без них и не собираетесь их возобновлять.

– Как это не собираемся?! Еще как собираемся!

Мы с Сергеем какое-то время смотрели друг на друга, вытаращив глаза. Каждый не мог до конца поверить, что не ослышался.

– Объясни мне, как ты себе все это представляешь? – произнес, наконец, Сергей. – Ты серьезно хочешь возродить это варварство?

– Хороший вопрос, – поддакнул Андрей. – Меня это, признаться, тоже смущает. Трудно представить, чтобы весь этот культ в наше время был восстановлен.

– Я вас не понимаю. Арабы и сейчас приносят жертвы, и никого это не смущает. Да и вы сами мясо едите. Если можно убивать животных на бойнях, то тем более их можно убивать и в Храме.

– То-то и оно, – пробормотал Андрей. – К такому Храму трудно будет относиться иначе, чем к мясокомбинату.

– Ну хорошо, – согласился я. – На самом деле – это открытый вопрос. Относительно того, в каком режиме будет работать восстановленный Храм, существует несколько мнений. Я вам могу сказать мнение рава Кука, который, кстати, был сторонником вегетарианства и учил, что в конце времен человечество к нему вернется. Так вот, сам рав Кук при всем этом вегетарианстве как раз считал, что должны быть возобновлены именно кровавые жертвоприношения. Он усматривал в этих жертвоприношениях возможность соучастия животного мира в культе Единого Бога. Ведь животное не может молиться, все, что оно может, – это умереть во имя Всевышнего. А нельзя исключать животный мир из вселенского Богослужения.

– Может быть, самих животных все же спросить? – усмехнулся Сергей.

– Рав Кук, представь себе, так и считал. И он допускал, что в эпоху вегетарианства идея жертвоприношений может оказаться столь не популярной, что Сангедрин, которому придется решать вопрос возобновления Храмовых служб, может от нее полностью отказаться. На этот случай рав Кук даже предложил этому грядущему Сангедрину соответствующую логику. Он указал, как согласно законам Торы можно отказаться от животных жертвоприношений в пользу растительных. Хлебных, в первую очередь.

– Скажи, а вино вроде бы в Храмовых службах использовалось? – поинтересовался Андрей.

– Верно. Вино возливалось на алтарь. Это само собой должно продолжаться.

– Но кому нужен этот ваш Храм, даже и вегетарианский?! – не унимался Сергей. – Вера в Бога может быть только одна для всех. Поначалу, когда люди жили племенами, идея «избранного народа» еще работала, но как об этом можно всерьез говорить в наше время?! Как можно воображать, будто Бог всех людей дал религию лишь одному народу?

– Но наш Храм как раз один для всех! В Библии сказано, что он наречется домом молитвы для всех народов! Ты неправильно формулируешь вопрос. Бог дал религию – я имею в виду нашу еврейскую религию – всему человечеству. Когда евреи изучают какой-либо закон Торы, они всегда выясняют, какие требования в этой сфере Всевышний предъявляет нееврею. И в пределах этих требований нееврей может быть ничуть не меньшим праведником, чем еврей. Про Иова вспомни.

– Иов не еврей, хочешь сказать? – удивился Егоров.

– Никогда им не был, но при этом, заметь, великий праведник, которым Бог хвалится перед ангелами. Иудейская вера одна для всех, но внутри этой веры у разных народов разные задачи… Мы верим, что Бог дал человечеству одну религию, в которой евреям Он отвел роль священников, а всем остальным людям – роль творческую.

– Что за апартеид?! Какую еще творческую роль?!

– Про семь заповедей сыновей Ноя ты слышал?

– Не уверен…

– Так знай, Бог ждет от народов соблюдения тех семи заповедей, которые Он дал Ною. Это шесть запретов, в которые входят запреты идолослужения, кровопролития и распутства, и одно предписание: творить справедливые суды. А «суды» в широком значении слова – это вообще мышление, это культура. Другими словами, народам предоставлена максимальная творческая свобода. Даже законы они для себя сами вырабатывают, а евреи с этими законами считаются как с законами Торы. Разумеется, если они Торе не противоречат.

– Как это ты, Сергей, о заповедях Ноя не слышал? – удивился Андрей и уже мне добавил: – Тогда так выходит, что христиане единственные, кто соблюдают семь заповедей в полном объеме.

– Почему единственные? Мусульман тоже к благочестивым сыновьям Ноя относят.

– Ну не знаю. Они считают Библию искаженным Кораном, а у нас преемственность: в «Деяниях» описывается, что новообращенных из язычников апостолы принимали именно в рамках исполнения семи заповедей. Мы – привитая маслина, а мусульмане – дикорастущее не-пойми-что.

Сергей еще какое-то время пытался возражать, но потом как будто смягчился, и расстались мы в прекрасном расположении духа.

***

На следующий вечер я застал Андрея склонившимся за рабочим столом над манускриптом Войнича.

– Ну, что? – сказал я. – Ты, как я погляжу, благополучно вернулся к своим папкам?

– Мое чувство к Кате не имеет права на существование… – мрачно произнес Андрей. – Сегодня оно еще душит меня, но завтра я его задушу.

– Как же ты это сделаешь? Выбросишь Катину монетку вместе с Семиной?

– Мысль заманчивая. Выбросить не выброшу, но на время точно отложу куда-нибудь с глаз долой…

– А какие у них монетки?

– Сёмина монетка – массивный пятак, ты его вертел в руках. А Катя грошик мне поднесла. Символично, не правда ли? Грошик чеканки 1912 года. А хочешь, я тебе тоже какую-нибудь монетку подарю?

– Ну давай, валяй. В порядке обмена.

– Сейчас принесу, – обрадовался Андрей. Он вышел в комнату и вернулся с банкой, в которой хранилось с десяток разных монет.

– Я эти монеты специально для дружеского обмена храню. Тут разные мои ипостаси имеются. Выбирай любую.

– Почему ты тут монеты с Лениным держишь?

– Я же родился в год его столетия. Потому «картавчики» имеют ко мне известное отношение.

– «Картавчики»?

– Ну да. Так в народе прозвали юбилейный рубль с профилем Ленина. А на этом рубле, взгляни, Ленин указывает рукой на одиннадцать, то есть на час открытия винных магазинов. Настоящий соцарт.

– Я, пожалуй, возьму эту, – сказал я, вытягивая пять центов США.

– Прекрасный выбор: «In God we trust», – одобрил Андрей. – Я бы тебе то же самое предложил.

На следующий день я улетел в Израиль.

***

Своими воспоминаниями о Сарит и сетованиями на потерю с ней всякой связи Андрей меня несколько растревожил, и по приезде в Иерусалим я попытался ее разыскать.

Я наугад зашел в школу Рене Кассен, располагавшуюся в том районе, где, как я догадывался по маршруту ее автобуса, должна была жить Сарит. Раздобыв там у старшеклассников несколько телефонов выпускников 1990 года, я обзвонил их всех по очереди и всех спрашивал о русской девочке сефардского вида, которая ходила в рваных сандалях и обожала всех разыгрывать. Безрезультатно.

– Хоть бы фотография ее была, – с досадой думал я. – С фотографией запросто можно было бы все школы объездить и расспросить школьников и учителей. За день бы нашел.