Моя война

– Из Ростова-на-Дону.

– Хороший город. Бывал когда-то. Ну, иди. Пей напоследок.

Действительно, общим лозунгом жизни тузельской пересылки был девиз: «Пей, братцы! Едем на войну».

Когда я вошёл в комнату, где мне определили кровать, первым делом увидел пять мужиков, поднимающих стаканы.

– О! Заходи, братан! – ко мне повернулся первый, опустошивший свою посуду.

Все были без формы. В майках или футболках. Один в тельняшке. Судя по возрасту – не лейтенанты. На двух кроватях прямо в одежде крепко спали, одинаково звучно храпя, видимо, уже «созревшие».

– Здорово, пехота! Садись к столу, – ко мне обратился тот, на ком была тельняшка. «Наверное, опять десантник», – подумал я, вспомнив, как обращался ко мне Витя Чехов. Сняв китель и рубашку, я подсел к столу, на котором кроме двух бутылок водки был только графин с водой.

– Юра, – представился я.

Саня. Игорь. Ещё Игорь. Кажется, Алексей. Они называли свои имена хором, поэтому я сразу никого не запомнил.

– Куда путь держишь? – спросил Игорь.

– В Афган, – вопрос показался мне глупым.

– Да это и так понятно. Хотя, тут есть и те, кто в Африку летит… В Афгане-то куда?

– А-а. В Герат. В мотострелковый полк.

Игорь кивнул. Остальные опять хором:

– А я в Кундуз.

– В Кандагар.

– Кабул.

Мне налили полстакана водки. Я поводил глазами по столу, надеясь всё же обнаружить хоть какую-то закуску. Кроме воды, ничего не было. «Да-а, доза ударная. Ещё и на голодный желудок. Вот меня сейчас бахнет!» – но отказываться было нельзя просто по определению: это сразу вычеркнуло бы меня из списка «своих» – «братанов», как тут все называли друг друга.

Выпили. Как я и ожидал, в голове мгновенно заиграла весёлая музыка, приглашающая на танец. Мир вокруг похорошел, настроение порозовело. Я постарался сразу принять участие в разговоре, но понял, что надо больше слушать. Язык во рту потяжелел. Оказывается, за столом по-дружески выпивали два капитана и три прапорщика. Тот, который сидел в тельняшке, действительно был десантником, из какого-то «сорок пятого» Баграмского полка. Служил там старшиной роты. Он единственный из нас, кто летел в Афганистан не в первый раз. Игорь возвращался из отпуска. В основном все мы слушали его рассказы о службе и жизни «за речкой». Игорь говорил об Афгане так, что казалось, будто он тосковал по нему весь отпуск.

– Игорь, ты что, соскучился, что ли, по своему Баграму? – я искренне не мог понять его радости по поводу возвращения на войну.

– Юрка, ну причём здесь Баграм?! Я по пацанам своим соскучился. По роте своей. Знаешь, какие у нас мужики?! С ними, блин, как в сказке говорится, – и в огонь, и в воду!

Мы выпили уже не раз и не два. Выкурили сотню сигарет. Закусили двумя графинами воды. Короче, подружились. Игорёха твердил нам:

– Мужики, вы можете, конечно, и не верить. Но вспомните меня, когда сами будете ехать из отпуска. Дома – оно, конечно, хорошо. И жена, и дочка, и… Ну, дураку понятно, что хорошо. НО! В Афган тянет. Тянет! Потому что там совсем другая жизнь. Дру-га-я! Настоящая.

– А здесь что, не настоящая? – капитан Лёха летел в Кундуз командиром танковой роты.

– И здесь настоящая. Но другая, – Игорь прикурил очередную сигарету. – Алексей! Вот ты был командиром роты в… Где, кстати?

– В Чебаркуле.

– Опс! Это где такой?

– Под Челябинском.

– Ага! Ну, вот. И чем ты там с ротой занимался? По мишенькам фанерным стрелял?! Ну, водили свои танки… изредка. А в основном заборы красили да плац мели. Что, не так?

Капитан кивнул и икнул. Старшина плеснул водки в наши стаканы:

– А вечером бегом домой. Жена ворчит. У детей в школе проблемы, тёща пилит… А утром ни свет ни заря опять в роту… А в роте – ЧП, чепушка! И комбат орёт, а командир полка дерёт… Так?

– Всякое бывало, – ответил капитан, и мы все согласно закивали головами. Я на минуту вспомнил свою службу в дисбате: почти каждый день в роту на подъём, почти каждый день домой после отбоя. Через день на ремень – в наряд или караул. Ольга дома с малышом всегда одна. Выходных нет…

Старшина продолжал:

– В Афгане тоже всякого хватает. Но есть одно, чего нет в Союзе. Настоящее дело. Война. И всё этому подчинено. И люди сразу совсем другие. Вот за них и выпьем!

Игорь с удовольствием опрокинул в себя очередные полстакана. Как ни странно, но после шестого захода на цель, то бишь после очередных ста граммов, высота опьянения перестала у меня набираться и остановилась на границе контроля над своим телом и эмоциями.

– Вот именно, война. Можно и… того, получить в лоб… – слово «война» и близость смерти всё равно перевешивали для меня все доводы бывалого десантника по поводу «необходимости и важности дела, хороших людей…» и так далее. Алкоголь существенно приглушил, но не убил чувство тревоги перед грядущим.

– Можно, – спокойно согласился Игорь. – Это уж только Богу ведомо, где огребёшь. Вот случай был. Прапор наш один на все боевые в горы ходил. Две Красные Звезды получил и ни одного ранения. А когда заменщик к нему приехал – он от радости три дня водку жрал, а в самолёте по дороге домой – плохо с сердцем. В Ташкенте уже труп выгрузили. Вот это, блин, невезуха.

– Да уж. Обидно, – ещё один прапорщик за нашим столом, Саня кажется, даже поёжился от какого-то своего неприятного ощущения. Он летел в Кандагар. На какую должность – не сказал.

– Какой там обидно?! Полный пиндец! Родные-то уже знали, что живой. А тут на тебе – «геройски погиб от перепоя»…

Все закурили, поражаясь трагической нелепости ситуации.

– А вот ещё случай, – старшина завёлся, – летёха, взводный молодой, на первую войну пошёл. Ну, бздел маленько, но виду не показывал, всё вроде нормально. Захотел по большой нужде. Ему бойцы говорят: «Товарищ лейтенант, давайте, не стесняйтесь, прям туточки…» А он, бестолковый, за камешек решил укрыться. Неудобно, видите ли, при всех…

За столом все напряглись, предчувствуя печальную развязку этой истории. И не ошиблись.

– Только сошёл с тропы – бамс! Взрыв. Хорошо, что «итальянка», а не «прыгалка». Но ноги всё равно нет. Отвоевался.

– Какая итальянка?

– Мина итальянская, противопехотная. Увидишь ещё. Не дай бог, конечно, напороться. Там такого говна навалом.

Истории десантника Игоря отрезвляли. Казалось, мурашки поселились на спине. Все события ощущались реально, не по-киношному. Заставляли сопереживать и принимать всё близко к сердцу. Наверное, оттого, что происходили они с такими же, как и мы, парнями. Вот так же, как и мы, когда-то сидевшими здесь и, быть может, даже за этим столом. Не желая того, мы примеривали на себя их судьбы, и становилось от этого муторно и тревожно. Вот поэтому и пил народ без меры на тузельской пересылке. Пил и прощался со старой жизнью, не представляя, как сложится новая.

Рано утром, ещё до восхода солнца, всех постояльцев ночлежного дома разбудил крик дежурного: «Подъём! Регистрация на самолёты через час!» Вставали тяжело. Впрочем, некоторые ещё и не ложились. Все были удивительно похожи друг на друга: слегка помятые, слегка небритые и чуть-чуть пьяные. Кто-то заходил в буфет, чтобы выпить чаю с черствым коржиком, а кто-то предпочитал сразу подлечиться беленькой. Но самым популярным напитком в это утро был огуречный рассол, который предприимчивая буфетчица не выливала из банок. Она продавала его страждущим по десять копеек за стакан. От водки, которую мне предложил заботливый старшина Игорь, я сразу отказался. А вот рассол пришёлся очень кстати. В голове слегка утих гул.

Подхватив свои жёлтые баулы, я дотащился до огромного железного строения, напоминающего какой-то склад. К моему удивлению, народу там было гораздо больше, чем ночевало на пересылке. Откуда-то появились женщины. Многие офицеры отличались от нас, пересыльных, опрятным и, главное, трезвым видом.

– Это те, кто из отпусков и командировок возвращаются, – пояснил мне Игорь, – знают, какой бардак на пересылке, поэтому ночуют в гостиницах, а утром на такси сюда.

– А ты тогда почему здесь ночевал? – мне было стыдно за свой внешний вид в сравнении с вновь прибывшим контингентом, особенно перед женщинами.