Обязательно завтра

Что угодно готов был я сделать еще, куда угодно поехать, пойти… Но ЧТО? КУДА? Конечно, я понимал, что нельзя охватить все сразу, что выход, видимо, в том, чтобы постепенно. Хоть что-нибудь для начала… Но что? Мучила мысль, что не мне одному все это нужно. ВСЕМ, а следовательно… Я переживал за тех, кого видел, чьих судеб свидетелем стал…

Да еще и праздник этот в детском саду, черт бы его побрал! Хотя без него никуда…

Уж если Варфоломеев и Силин не могут… И если Алексеев одобрил бред о «Суде над равнодушием» и отверг тему о клубе Штейнберга… Снова и снова метались бедные мои мысли и снова скисали, никли… Я НЕ ЗНАЛ, что должен делать, как ПРАВИЛЬНО. Вязкая, вязкая паутина… Бункер.

Но вот гудки по радио. Девять часов! А еще Лора. Лора – вот же что важно, самое важное, может быть. сейчас для меня! Сейчас она придет на работу, уже пришла, наверное, входит… Чуть-чуть подождать и – позвонить? Из автомата, чтобы соседи не слышали! Мало ли, какой разговор…

Лора, Лора, ты понимаешь, я… я все сделаю, погоди немного, потерпи, не поддавайся, ни за что не поддавайся, держись… Мы… Мы придумаем что-нибудь… Я вот сейчас…

А еще немедленно – в магазин! Да, в магазин обязательно! Пленки нужны сегодня же, никуда не денешься, и батарея. По дороге думать, что-то решить. Тетрадь с собой. Хоть какой-то план очерка набросать, что ли, в метро может быть…

Собрался по-бустрому, вышел. Подойдя к автомату, бросил монету, набрал номер.

– Алло, Ларису Гребневу позовите, пожалуйста. Не вышла на работу? Больна? И вчера не была?!

Так.

И в таком я был состоянии, что тут же решил: произошло самое худшее! Она… Она не выдержала такой жизни, и… Сделала с собой что-то. Непоправимое! Я не знаю адреса, а то бы… Нет, вряд ли все-таки! Но… И все равно нужно, нужно пленки купить! Батарею для вспышки искать, фотобумагу – праздники ведь… План очерка по дороге…

Растерянный вконец, в смутном раздрызге заспешил я в магазин. Сначала в один, потом в другой, третий… В одном не было бумаги, в другом пленок. Батарею и вовсе пришлось искать упорно и долго…

С ума я схожу, конечно. О Лоре нельзя думать сейчас. Не может быть, чтобы… Все купить сумел – молодец! Еще не вечер…

33

– А, привет, Антон, заходи! Я тоже только-только пришел, по магазинам ездил – фотобумаги, понимаешь, подходящей нигде нет, да и батарею для вспышки вот с трудом нашел. Эти магазины! Всю душу вымотают, везде очереди, а того, что нужно, нет, с ног валишься… Ну как тут работать, скажи? Несчастного кустаря-одиночку обеспечить не могут…

– Нервы, Олег, нервы.

– Да, нервы, конечно. Но, понимаешь, какое дело: то одного нет, то другого… Да и с очерком этим еще… Ну, ладно. Садись. Сейчас чай сделаем.

– Заходил тут несколько раз, тебя все дома нет.

– Да, верно, в хлопотах я. Насчет очерка. О малолетних преступниках, я тебе говорил?

– Да, что-то говорил, кажется.

– Езжу вот. По разным местам. Вчера в тюрьме был.

– В тюрьме? Ну и как, интересно?

– Интересно-то интересно, но что-то делать надо. Помочь как-то. Очерк вот написать. Не знаю только… То им не подходит, это не подходит. Сами не знают, что. А завтра в детский сад на съемку. Деньги зарабатывать тоже надо. Ты-то как? Что нового?

– Ну что у меня нового может быть, Олег. Конец месяца, штурмовщина, план горит, проект заваливаем, начальство, говорят, менять будут, неразбериха… Бардак, одним словом.

– А Лору… видел? Я сегодня звонил, сказали, больна.

– Сегодня… Погоди, так я ее сегодня и видел. После обеда курили вместе. На горло жаловалась, верно. Опоздала, к обеду только пришла. В поликлинике была утром, а бюллетень, как будто, так и не дали.

– Пришла? А то я уж думал…

– Да что с ней сделается? – продолжал Антон. – Кстати, был у нас с ней о тебе разговор.

– Обо мне? Какой же разговор? Интересно!

– Ты что, на балет ее приглашал? На «Лебединое озеро», да? Об этом, кажется, и говорили. Что-то она не в твою пользу сказала. Смеялась над тобой – наивняк ты мол. Сказала еще, что ты жалкий. С каким-то даже животным сравнила…

– Что? Смеялась? Не в мою пользу? Жалкий?С животным? Как это?

Я почувствовал, что бледнею.

– Да, сказала, что ты жалкий. А вот с кем тебя сравнила, не помню. Нет, не с животным, нет. С князем Мышкиным, из «Идиота», вот с кем, да. Помнишь такого?

– Мышкин? Помню. Ну и что? Единственный человек честный среди них, кстати…

– Вообще-то мне неприятно было за тебя, – продолжал Антон спокойно. – Я тебя вообще-то оправдывал, а она еще что-то обидное про тебя сказала. Ну, в общем ерунда. Я же говорил тебе, что она дрянь. Не придавай значения, плюнь. Не стоит она того… Чайник иди ставь.

Тут я, наконец, осознал. Меня словно ударили. Я вышел из комнаты.

Но, может быть, Антон лжет? Однако «Лебединое озеро»… Значит, она рассказала. Жалкий? Это я-то жалкий? Ничего себе! Это потому, что ее пожалел, так что ли? Мышкин? Она жаловалась мне на свою жизнь, я сочувствовал ей – и выходит, что это я жалкий? Не она, а я?

Хорошо, что на кухне не было никого из соседей. Не видели моего лица, не спрашивали. Я налил воду в чайник, зажег газ. Постоял немного. Но, может быть, Антон врет, преувеличивает, от себя добавляет?

– Извини, Антон, – вернувшись в комнату, сказал я почти спокойно, сдержанно. – Вспомни получше. Я что-то не понимаю все-таки. Насчет Лоры. Расскажи поподробней, пожалуйста, мне это важно. Понимаю, что слишком завожусь, но все равно. Вспомни, я тебя очень прошу. Неужели действительно «жалкий»?

– Ох, Олег, я тоже устал. Да брось ты, наконец, ей-богу! Ну что ты в ней нашел, скажи? Да, действительно «жалкий», так и сказала! Я думал о том нашем разговоре, помнишь? Насчет нее. Насчет самой Ларисы думал. Встречал ее несколько раз в коридоре, курили вместе, разговаривали. Присмотрелся к ней. Ну ей-богу же это не то, что ты думаешь! Ты ошибся, Олег. Обычная хищница. И самая обыкновенная дрянь. Может, и была когда-то человеком, но только не сейчас. Сломалась. Впрочем, нет – она всегда такой и была, люди ведь не меняются. Ты, может быть, думаешь, что я заинтересован в ней, и поэтому? Нет, Олег, нет. Может, она и ничего как женщина, как самка, что-то в ней есть. Лицо красивое, тело как будто бы тоже. Переспать и я не прочь, если честно. Но всерьез-то зачем?

Он помолчал, сам стал доставать чашки из шкафа.

– Впрочем, что я! – заговорил опять. – Если между вами что-то есть, как ты говорил, если вы с ней были, то что же? Тебе и карты в руки. Ведь ты на коне! Только жалким не будь все же! Не к лицу это тебе. Мужчиной надо быть всегда.

И все же странным было выражение его лица, непонятным.

– Ты можешь с моим мнением не считаться, я понимаю, – продолжал он. – А я вот еще одно вспомнил, детальку маленькую. Звоню тут ей как-то – покурить захотелось, дай, думаю, ее позову, вместе покурим. Так вот, звоню. А простыл немного, и голос хриплый. Я только «алло» сказал, а она тут же: «Это ты?» – радостно так. Да, говорю, я, хотя не понял, почему она радостно. А она тотчас: «Андрюша, миленький, я сегодня не могу, работы много, давай завтра…» И еще какую-то чепуху. Я назвался, а она смутилась сразу. Даже курить со мной не пошла. Ждала ведь, ясно! Знаешь, судя по интонации, с этим Андрюшей у нее не так уж и плохо. Скажи, если она отдалась тебе, как ты говоришь, специально для этого приходила, если у вас такие великолепные отношения, то почему она с ним так радостно? Или – наоборот, – если у нее с ним так хорошо, то зачем же она с тобой? Да и с нами тогда?

– Но ведь она замужем, Антон, – сказал я тихо, едва ворочая языком. – Может быть, Андрюша – это как раз ее муж?

– С мужем так не говорят, это во-первых. А потом с мужем она уже развелась. Это я точно знаю. Мы говорили с ней об этом, она нам с Костей рассказывала. Суд был, их и развели. Да, она ведь еще просила кандидата ей поискать! Когда к тебе ехали в прошлый раз, она и о тебе спрашивала с прицелом – кто да что. Я ей сказал, что ты холостой, один живешь, комната на самом деле твоя, скоро институт закончишь. Писатель! Я тогда значения не придал, шутили все, а теперь… То-то она так обрадовалась, что ты холостой! А после уже когда о тебе говорили, такого оживления не было. Увидела, что здесь особо не разживешься. Кстати, мужа ее Володей зовут, я вспомнил. А не Андрюшей вовсе. Ну, ладно. Иди, чайник посмотри, может, вскипел уже.

Я вышел за чайником и почувствовал, что как-то странно у меня сводит губы. Постоял минутку на кухне. С чайником вошел в комнату.

– Да, вот еще, Олег, – сразу заговорил Антон. – Вот что еще я хотел тебе сказать, вспомнил. Она и тебе, небось, жаловалась на свою жизнь, да? Ну, конечно! Я-то думаю, почему ты к ней так… Ты ведь неглупый человек и женщин знаешь, вроде бы, а тут… Ну, так жаловалась, скажи честно?

Я молчал. Я откупоривал пачку и заваривал чай.

– Можешь не говорить, ясно, – продолжал Антон. – Это ее привычка. Чтоб не сказать: прием. Она ведь и нам с Костей жаловалась. С семнадцати лет одна, мать пьет, отца нет, мужики пристают, начальник донимает… Так? Раньше – в торговле работала, подруга ее предала…

– И вам говорила? – только и мог пробормотать я.