Вход в реальность. 1 часть

Так что способности и возможности моих собак не укладывались в общепринятые понятия о собаках, и что от них можно было ожидать никто не смог бы предсказать. И я, конечно, был рад тому, что они приняли решение о ненападении. Они могли растоптать не только наших спасателей, но и целый полк спецназовцев.

На примере Зака я знал, что даже автоматные пули застревали в его шерсти, когда он находился в своем естественном двухэтажном состоянии. А что касается чутья, то оно тоже было на необычайном уровне. Он нашел место убийства собачьего семейства через шестнадцать лет после случившегося. И, если бы я не остановил его, то нашел бы и виновных. Возможно, что мы еще вернемся к этому делу после возвращения домой.

Некоторым своим способностям Зак каким-то образом сумел научить и Джека. Я сожалел только о том, что Зак не «заразил» Джека своей выдержкой, своим спокойствием и своей сдержанностью. Но это никак не отражалось на его боевых способностях. Шестиметровая в холке анатолийская овчарка с пуленепробиваемой шерстью была без всякого преувеличения машиной смерти. А вместе с таким же черным русским терьером это была очень даже грозная сила.

На моих глазах не более чем за пять минут они «перехлопали» по меньшей мере полторы сотни волков. Так что у меня были все основания изо всех сил стараться понять, что насторожило моих собак и что они задумали, ведь впереди нас ждал незнакомый корабль с незнакомыми людьми.

Раз за разом я мысленно прокручивал события, начиная с высадки моряков на нашу льдину, но не мог найти никакой подсказки. А подсказка была совсем рядом – Зак лежал рядом с виновником многих грядущих бед. Напряженно размышляя, я нервно ощупывал собачьи ошейники, поскольку именно они были сейчас единственным гарантом мирного сосуществования. Именно ошейники не позволяли им увеличивать свой размер по своему собачьему усмотрению.

На обратном пути моряки уже не выключали прожектор. Теперь не было необходимости таиться и использовать приборы ночного видения, которые применяли спецназовцы при «захвате» нашей льдины. В свете прожектора корабль предстал в полном своем величии и его вид отвлек мои мысли. С кораблем происходило что-то странное. Он, то приближался к нам, то отдалялся, то удлинялся на полкорпуса вперед, то удлинялся на полкорпуса назад, то увеличивался, то уменьшался, а то и совсем пропадал из виду.

Я решил, что у меня начались галлюцинации от нервного перенапряжения и недоедания в последние дни, но командир спецназовцев, увидев мое ошарашенное лицо, внес ясность: – «Обманывать приборы мы уже умеем, – с нескрываемой гордостью сказал он, – а теперь учимся обманывать человеческое зрение. Наш адмирал – это выдающийся человек. Он не просто адмирал. Наш адмирал – это целый академик, и он «нафаршировал» корабль всякой всячиной. Так что успокойтесь и ничему не удивляйтесь».

И действительно его слова начали подтверждаться очень быстро. Даже в форме корабля для меня было много совершенно неожиданного. Корпус корабля был округлым, как показывают по телевизору подводные лодки, но борта были необычной формы. Они были волнообразными. И это были не просто изгибы. На их поверхности тоже виднелись выпукло-вогнутые формы. Создавалось впечатление, что большие волны состояли из более мелких волн, а те, в свою очередь, формировались из совсем маленьких.

Для меня это показалось странным. Насколько я знал, принцип работы радиолокационных станций основывается на излучении радиоволн и регистрации их отражения от объектов. А для создания «невидимок» применяется система, основанная на значительном поглощении сигнала радиолокационной станции для максимального ослабления отраженного сигнала.

Но для этого объекту придают максимально гладкие ровные формы и наносят специальное покрытие. И тогда сигнал практически не улавливается локаторами. А волнообразная конфигурация корабля для радаров противника была просто подарком, лакомой конфеткой.

Я не хотел верить, что наши инженеры допустили такую плюху. Хотелось думать, что всё совсем наоборот. Хотелось верить, что наши военные специалисты создали что-то такое, чего раньше не было нигде в мире. Нет, допустить такой явной «плюхи» наши специалисты не могли, а вот сделать что-нибудь такое до чего не додумался еще никто в мире, это им не в первой.

Интересно, где же тут «собака зарыта»? Я совершенно несознательно стал придумывать более-менее логичное и убедительное объяснение такой странной форме бортов. В памяти начали всплывать обрывки институтского курса электротехники. Что-то там было про модулирование электрического сигнала разными гармониками. Форма корабля, как раз и представляла собой зафиксированную броней стоячую волну, как минимум с тремя гармониками.

Может быть, такая конфигурация бортов позволяет лучам любых диапазонов, посланных с неприятельских радиолокационных станций, не только благополучно отражаться от волнообразных поверхностей, но еще и «заботливо» усиливает их. Нате вам, дорогие «партнеры», получите и распишитесь. Что такое? Что-то не так? Ваши РЛС такой луч могут принимать только два раза. Сразу и первый и последний. Понимаю. Конечно, обидно. Но вы сами виноваты – вы плохо учили физику и не учли эффект резонанса.

Но главное в другом. Вы плохо учили историю и поэтому не учитываете основной исторической закономерности, которую озвучил еще Александр Невский: «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет». Так что, учите историю, целее будете. Запомните сами и расскажите другим, историю можно переиначить и переписать, но историю нельзя изменить.

Катер подошел уже совсем близко, и я увидел на передней части ходовой рубки под гербом России название корабля. Знакомыми по детским сказкам рисованными буквами четко было выведено ХАРАЛУК. Это слово мне ничего не говорило, но где-то в самой глубине души что-то затрепетало. Несмотря на неровность поверхности, буквы были солидными и надежными. Название было необычным, но изначально мужественным. Мне казалось, что от каждой его буквы веет древней и великой историей Великого народа и всей мощью его сегодняшних вооружённых сил.

В кормовой части корабля открылись огромные створки, Харалук, как мне показалось, немного присел и принял катер в «родное гнездо». Там нас уже встречали. Впереди стоял капитан первого ранга. Увидев меня, он пошел навстречу. За ним шли еще два офицера званиями помладше. Один шел справа, другой – слева от него и при этом на полшага позади своего командира. Мне не знаком морской Устав и морские традиции, но чувство безграничной благодарности толкнуло меня вперед. Мы встретились примерно на полпути и крепко пожали друг другу руки. Причем я приветствовал его обеими руками. Это вышло как-то само – собой, так же как и моя глупая улыбка.

Понимая мои чувства, он заулыбался в ответ. Только глядя в его открытое лицо, я до конца осознал, что весь ужас последних дней и особенно ночей остался позади, и у меня потекли слезы. Других офицеров я приветствовал только одной рукой, а второй безуспешно пытался вытереть глаза.

Капитан первого ранга представился, как старший помощник капитана. – Прием почти на высшем уровне! – удивился я появлению второго человека на корабле. Но скоро все выяснилось. Старпома интересовал не я, а мои собаки. Все его внимание было приковано к Джеку и Заку. Похоже, он был большим любителем собак, лишенным долгое время возможности общения с ними. И сейчас он просто не смог отказать себе в возможности компенсировать эту потерю.

Пока Старпом отогревал свое сердце, глядя на собак, я познакомился с другими офицерами. Один из них был дежурным вахтенным офицером, а другой – из службы контрразведки корабля. Я сначала представился полностью, но, немного подумав, предложил им обращаться ко мне просто по имени. Весь экипаж Харалука имел на это полное право.

Немного успокоившись, я попросил у Старпома разрешение поблагодарить моряков, которые первыми пришли на помощь мне и моим собакам. Морские пехотинцы привычно стояли строем, ожидая дальнейших распоряжений, но своих улыбок они не скрывали. Я воспользовался ситуацией и принялся поочередно пожимать спецназовцам руки и обнимать их за плечи.

Но довести начатое дело до конца я не смог – праздник моего возвращения к людям был испорчен злобным рычанием. Волны эйфории мгновенно отхлынули, я резко повернулся и увидел оскаленную пасть Джека. Я был настолько поражен увиденным, что забыл и думать о том, что твориться в головах моих собак, и о том, что они пошли на контакт с моряками, определив какие-то свои особые собачьи условия, несоблюдение которых грозило большей бедой.

А беда была совсем рядом. Правильнее сказать, ее носитель, ее главный виновник. И он был действительно рядом. На расстоянии вытянутой руки. Если бы я опять повернулся к морпехам и внимательно посмотрел на того, которому с благодарностью тянул руку перед вмешательством Джека, если бы я вспомнил про свои мучительные размышления о причине беспокойства собак на льдине, если бы я не остановил Джека, то, сколько бы страшных непоправимых бед удалось бы предотвратить. Не говоря уже о том, что можно было бы избавить многих хороших людей от более мелких проблем и лишних седых волос. Но я не сделал ни первого, ни второго, ни третьего.

Все мое внимание было обращено на озверевшую собаку, и я спешил поскорее схватить ее за ошейник. Мне это, конечно, удалось, а вот грядущие события так и остались ждать своего срока. Я взглянул в сторону Зака и увидел, что он тоже настроен по-боевому. Он напружинился и сделал несколько шагов вперед, но, перехватив мой взгляд, остановился. Зак стоял, недобро наклонив голову и не опуская согнутую переднюю лапу. Я погрозил ему пальцем, и пес, недовольно ворча, вернулся на место.

Моряков, до которых мне не удалось дойти, я поблагодарил издали, склоняя голову в направлении каждого из них. После завершения этого короткого ритуала Старпом отпустил морских пехотинцев на отдых, а сам подошел ко мне.

Я чувствовал себя провинившимся школьником и стоял, потупив глаза. Мне было стыдно за моих собак. Офицер помолчал с минуту, а потом вдруг спросил: – «Как зовут ваших питомцев?» Я поначалу растерялся от неожиданности, но все-таки ответил на его вопрос. Я всё еще держал Джека за ошейник, хотя этого уже и не требовалось. Он уже совсем успокоился.

Старпом почему-то обратил на это свое внимание и совершенно неожиданно для меня попросил отпустить собаку. Я удивился и замешкался, но после повторной более настойчивой просьбы хоть и с некоторой опаской, но все же отпустил руку. Моряк сам взял Джека за ошейник и нагнулся к нему. Он посмотрел Джеку в глаза и стал его гладить, повторяя: «Джек, Джек, Джек».

Удивительное дело, но пёс на совершенно постороннего человека реагировал очень спокойно. Для меня это было неожиданностью – обычно Джек чужим такого не позволял. Он или отгонял их рычанием, или отходил сам. А сейчас он, как мне показалось, даже получал удовольствие.

Старпом тем временем изменил свою тактику знакомства. Сначала он стал просто трепать Джека за уши, а потом и вовсе принялся давить ему на холку, пытаясь повалить. Я замер, ожидая адекватной реакции собаки. Но Джек осторожно, можно даже сказать тактично, увернулся и отошел в сторону. Он не переставал удивлять меня.

Старпом попросил меня подозвать Зака. Он, наверное, хотел повторить с ним эксперимент, который провел с Джеком, но у него ничего не вышло. Как только Зак увидел тянущуюся к нему руку, то сразу же попятился назад и подошел к Джеку. Мои красавцы умиротворенно сели рядом, как на картинке, посвященной году собаки.

Старпом, не скрывая восхищения, смотрел на них, а меня вдруг резанула мысль: «А ведь я Зака практически и не ласкал! За время нашего короткого знакомства я всего несколько раз касался его головы, да и то по необходимости, а не для выражения своих чувств. Эта собака просто не привыкла к человеческой ласке и, скорее всего, именно поэтому и не подпустила к себе Старпома».

Наполненный запоздалым раскаянием, я решил тут же исправить свою ошибку. Я подошел к собаке, присел и нежно обнял её за шею. Зак, как будто принимая извинения, лизнул меня в щеку. Я поманил рукой Старпома, приглашая его подойти к нам, но он уже разговаривал с дежурным офицером и, отказываясь, покачал головой. Но через минуту он все-таки подошел.

Старпом немного помолчал и, как- будто размышляя вслух, спросил: – Ваш Джек на редкость доброжелательный и терпеливый пес, непонятно почему же он чуть-чуть не набросился на моих бойцов? Да и Зак готов был его поддержать. Давно они у вас?

– Джек у нас в семье уже восемь лет, а морские пехотинцы ему не понравились еще на льдине. Удивительно, что он так долго терпел ваши выходки, – сдержанно ответил я.

– Я тоже люблю собак, – почему-то погрустнев, сказал старпом, – и они это чувствуют.

– Да, наверное, – согласился я, – собаки очень умные существа.

– Я это хорошо знаю – у меня была собака.

– С ней что-то случилось?

– Когда я был под следствием, моего Кита взяли соседи по даче. Они были хорошо знакомы, и у них все сложилось.

Мне показалось, что старпом еле сдерживает слёзы, и я не стал его больше ни о чем расспрашивать. Мы молчали несколько минут, погруженные каждый в свои мысли, а потом, вдруг одновременно не сговариваясь, посмотрели на Джека и Зака. Собаки выжидающе смотрели на нас. От них исходила какая-то особенная грозная доброжелательность, твердо уверенная в своей правоте.

Мне показалось, что одновременно со мной и старпом почувствовал тоже самое. У меня возникло устойчивое ощущение, что нас с ним связывает не только общая любовь к собакам. Мы с ним единомышленники в чем-то большем, в чем-то очень важном, а, может быть, даже в самом главном. У нас общий одинаковое восприятие жизни, в которой неотделимо друг от друга существуют и люди, и собаки. Существуют для того что бы взаимно помогать друг другу. И это был совсем не тот мир, в котором привыкли жить многие люди и многие собаки.

Видимо такая же мысль пришла в голову и старпому потому, что он посмотрел мне в глаза и прямо-таки засветился улыбкой. Я искренне улыбнулся ему в ответ, и между нами проскочила искра взаимопонимания. Она подожгла ворох давних воспоминаний и переживаний, которые каждый из нас долго хранил в самой глубине своей души. Время остановилось для нас, мы изливали друг другу свои переполненные обидами и сомнениями изболевшиеся души.

Не по всем вопросам у нас было общее понимание, не во всем мы сходились в оценках происходящего, но нас объединяло общее понимание того, что собаки делают нас лучше, корректируют наше отношение к жизни и к другим людям. Собаки учат нас чувствовать и понимать без слов не только свои собачьи желания и проблемы, но, самое главное, они учат нас чувствовать и понимать желания и проблемы наших близких, дорогих и любимых. Собаки делают нас добрее, и сама изначальная справедливость требует того, что бы и мы были добрее к ним.

Сначала я хотел рассказать старпому о том, как у нас появился Джек, но передумал. Начинать надо было с появления Лизы. А Джек стал чем-то вроде компенсации за её потерю. Лиза была нашей первой собакой. Если бы не Лиза, то рассказывать вообще было бы не о ком, потому что других собак, просто не было бы. До ее появления наши отношения с природой были в замороженном состоянии. Мы, как и большинство людей, были сконцентрированы только на себе и на своих проблемах.

Именно Лиза напомнила нам о неразрывной постоянно существующей связи с окружающим миром, показала нам пути восстановления единства с природой. Именно Лиза показала нам, как строить отношение внутри семьи и с другими людьми. Но, самое главное, она научила нас устранять свои собственные внутренние душевные противоречия. Поэтому появление Лизы стало основой для нашего самосознания, формирования внутрисемейного миропонимания, принятия нашей семейной Конституции. Именно с ее появлением в нашей семье началось морально-нравственное очищение.

Думаю, что к Лизе можно отнести слова одного из героев Юлиана Семенова: «Спасибо за то, что научили меня любить и ради этой любви ненавидеть». Если любовь и преданность излучала сама Лиза, то чувство лютой ненависти переполнило нас с Женой, когда мы узнали обстоятельства первой встречи с ней нашего сына.

Глава 2. В тот вечер звонок в дверь прозвучал позже обычного времени

В тот вечер звонок в дверь прозвучал позже обычного времени. На пороге толпилась компания знакомых ребят. Впереди стоял наш сын, держа в руках небольшую коробку из-под обуви. В ней посапывал шерстяной комочек светло-коричневого окраса. «Мам, Пап, мы тут с ребятами нашли щенка. Петька хотел взять его себе, но родители не разрешили. Можно он переночует у нас, а завтра мы отнесем его в приют, и его кто-нибудь обязательно возьмет к себе домой, ведь он такой симпатичный»? – первое предложение Сын произнес почти обычным тоном, потом его голос задрожал, а в конце он уже еле сдерживал слезы. Сын вытягивал вперед руки, видимо, с очень ценной для него ношей. Он как – будто уговаривал нас взять щенка, но мужская гордость удерживала его от слез и упрашиваний. В тот момент мы еще не знали, что предшествовало этому, и не обратили внимания на то, что и его приятели тоже сглатывают слезы, ожидая нашего решения.

Мы с женой с умилением рассматривали это маленькое чудо природы. Супруга с величайшей осторожностью коснулась щенка кончиком пальца. И в ответ на это, казалось, почти невесомое прикосновение из маленького шерстяного шарика высунулся крохотный язычок и горячо ответил взаимностью на человеческую ласку. – Лизуньчик! лизуньчик! – почти в один голос закричали ребята. Забегая вперед, скажу, что мы с женой своевременно вспомнили этот эпизод и когда определили, что наш щенок девочка, при общем согласии назвали его Лизой.

В тот вечер возражений тоже не последовало, и оставить щенка мы, конечно, разрешили. Более того, жена накрошила колбаски, налила в блюдце молока и постелила в коридоре мягкий половичок. Щенка мы решили не беспокоить и поставили коробку рядом. Когда захочет, вылезет и поест. Ребята радостно заулыбались и, попрощавшись, пошли по домам.

Окончательно свою судьбу щенок решил уже сам. И произошло это так. Среди ночи я пошел в туалет. И совсем не для того, что бы рекламировать «простомол». Трудно поверить, но эта маленькая лохматая искорка жизни смешно затявкала и тоненько зарычала. Жена тут же вынесла свое бесповоротное решение: – Вот это охранник! Пусть останется у нас. Решение естественно было единогласным, я с самого детства мечтал о собаке, и щенок стал членом нашей семьи.