На светлой стороне

Солнечный луч высветил профиль престарелого римского императора, величественная осанка которого, однако, оставалась неподвластна времени. Высокий, большой, головастый – Даниил Викторович был значительной фигурой.

– Вы, я вижу, экскурсию уже закончили. Почему же санаторский автобус не отъезжает?

– Они этого, который мундир увидал, ждут.

– Куда же он подевался?

Лариса Дмитриевна пожала плечами:

– Исчез…

Даниил Викторович озабоченно снял трубку:

– Аркадий Глебыч, срочно зайди…

Но вместо Ениколопова на пороге с растерянным видом появился Натыкин.

– Спёрли, Даниил Викторович! Одни вешалки остались!

– Час от часу не легче… Говори толком!

– Я одежду вывесил посушить на солнце, из трубы накапало, помните, я утром докладывал… Так вот: нет её, только вешалки!

– А развесил всё, конечно, на заднем дворе? – подошедший Ениколопов остановился за спиной Антона.

– А где же ещё? – посторонился тот.

Ениколопов тяжело вздохнул.

– Там не задний двор, а проходной! Как списывать будем – не знаю… Сколько единиц хранения пропало?

– Женское платье, мундир с эполетами, два костюма. Ещё штаны, сорочки…

– Постойте, постойте, – оживилась Лариса Дмитриевна. – Один костюм был тёмный, из бархата, а другой – тройка, с жилетом?!

– Да, из двух костюмов один тёмного бархата, другой – тройка, – подтвердил Натыкин.

– Даниил Викторович, именно их я и видела! Бархатный – на мужчине с бородой, а тройка просто расхаживала, без человека…

– Как это?! – одновременно изумились Ениколопов с Натыкиным.

– Да вот так! – развёл руками Иванцов. – Лариса Дмитриевна утверждает, что у нас тут посторонние люди и предметы разгуливают…

– Невероятно! – воскликнул Ениколопов. – Лариса, ты хорошо себя чувствуешь?

– Да перестань, Аркадий Глебыч! Что-то мне подсказывает, что это не галлюцинации Ларисы Дмитриевны! – директор протянул руку к телефону. – Жанна, закрывай музей! Экскурсанты из санаторского автобуса будут стучаться – не открывай, сиди тихо, жди моих распоряжений! Всё поняла?

Положив трубку, объявил:

– Немедленно идём с осмотром всех помещений!

Много времени не понадобилось, чтобы настал черёд комнаты за синей портьерой.

– Аркадий Глебыч, что у нас там? – запамятовал Иванцов.

– Служебное помещение: храним кое-что из старинной мебели, – и осёкся, поскольку различил – и не один только он – долетавшие оттуда голоса.

У всех на лицах проступила тревога – та, что докатывается из самых глубин от живущего в каждом первобытного страха перед неведомым… Ничего не стоит перерасти этой тревоге в ужас! Но всё-таки есть люди, способные её одолеть в себе и приглушить в других!

– Держимся вместе! – твёрдо сказал Иванцов. – Открывай дверь, Антон!

Первое впечатление успокаивало: казалось, будто собрались в антракте артисты, играющие пьесу из старинной жизни. Но сознание будоражило: откуда здесь взяться артистам?

– Кто вы?! – жёстким тоном спросил директор и, решив несколько смягчить строгость, добавил: уважаемые.

«Артисты» смотрели во все глаза. Затем улыбнулась дама – молодая, премилая, с гордой головкой, с обольщающим своенравием локонов, не усмирённым и неволей причёски. Эта улыбка словно бы всех примирила.

– Добрый день, – учтиво поклонился мужчина с бородой и в бархатном костюме. – Меня зовут Фёдор Леонидович Вележаев. Я профессор здешнего университета, доктор математики.

– Здешнего университета? – переспросил Иванцов. – Но у нас давно нет университета.

– Немного терпения. Я сейчас всё объясню.

Позади музейщиков раздались торопливые шаги.

– Даниил Викторович! У вас сотовый отключен, – приближаясь, взволнованно заговорила Жанна, – а там эти, из санатория…

Она смолкла, увидев незнакомых людей.

– Это они меня потеряли, – подал голос Козличенко. – Без меня не уедут.

– А вы кто? – воззрился на него Иванцов.

– Это тот, который от группы отбился, – объяснила Лариса Дмитриевна.

– Так идите к своим! – воскликнул директор. – Не задерживайте коллектив!

По тому, как к концу фразы замедлилась его речь, было ясно, что он «споткнулся» о внезапную мысль.

– Вот именно! – проницательно разделил её с директором Козличенко. – Мне им рассказать о том, что здесь творится (он обвёл взглядом комнату) или как? И вообще: у меня есть ценное предложение. Но сначала послушайте профессора, я-то уже в курсе.

– Итак, – переключился Иванцов на Вележаева. – Откуда и кто вы?

Профессор заговорил. Объяснял он доходчиво, спокойно, даже невозмутимо, и именно поэтому впечатление от его рассказа становилось всё более ошеломляющим. Обе музейные дамы – сначала Лариса Дмитриевна, а затем Жанна – оказались в состоянии, близком к обмороку, избежать которого помогло лишь присутствие коллег-мужчин. А главное, каждый понимал, что порукой столь искренней невозмутимости может быть только стоящая за человеком правда.

– Невероятно! – взволновано произнёс Даниил Викторович. – Но я вам верю!

На лице его проступил жар, а руки то и дело нервно оглаживали одна другую.