Дар Калиостро. Повести и рассказы

– Вот что, Вихров, я отправляю вас в отставку. И поверьте, Генеральный прокурор изучит вашу деятельность также внимательно, как и ваших друзей из этого списка. Прощайте.

Вихров встает и пепельно-серый выходит из кабинета, забыв папку.

Смагину становится легко, даже весело от ощущения, будто он только что вырвался на свободу.

В кабинете появляется поджарый, высокий мужчина. Это Сидоров – премьер-министр.

– Виктор Викторович! Витя! (Смагин знает, что премьер – давний друг Президента.) Так нельзя! Вихров – один из лучших министров, высокий профессионал…

– Хватит, Вадим, – перебивает его Президент. – Жулик он – и это главное. У тебя вообще две трети правительства – пройдохи. Они же элементарно – полезных для страны вещей не делают! Потому что им это не выгодно, а значит неинтересно. Зато придумать, как народ обобрать, они большие мастера, высокие профессионалы, как ты выражаешься.

– Виктор, ты просто газет начитался. Президент не должен составлять мнение на основе газетных статей. У него для этого есть другие источники…

– А ты не учи меня, Вадим, – осекает его Смагин.

Сидоров удивленно смотрит на Президента и краснеет.

– И вообще, тебе давно пора усвоить, что в этом кабинете у нас с тобой исключительно служебные отношения.

– В таком случае, разрешите идти? – вытягивается по стойке «смирно» Сидоров.

– Прежде, чем вы уйдете, – жестко произносит Смагин, – хочу сообщить: считаю, что назрел правительственный кризис, со всеми вытекающими последствиями.

Сидоров по-военному поворачивается и бросает:

– Смотри, Витя, один останешься!

Как же Смагину хорошо! Жаль только, что все это – сон!

Входит Ляпунов – спикер парламента.

Всегда – и теперь тоже – Смагина удивлял его перепуганный вид. На таком посту выглядеть подобным образом было просто неприлично.

– Проходите, садитесь, дорогой Леонид Александрович, – мягко произносит Смагин. – Поведайте, над чем работает нижняя палата.

Ляпунов собрался уж было открыть рот, когда Смагину пришло на ум пошутить:

– Все спросить забываю, вы уже обсудили закон об одностороннем движении пешеходов?

Тревожный, непонимающий взгляд упирается в Президента.

– Ну как же… Чтобы жители крупных городов двигались по улицам только в одном направлении. По примеру автомобильного движения в центре Москвы.

– Понимаю… понимаю… – бормочет спикер, записывая что-то в блокнот.

– Слушайте, – становится серьезным Смагин, – ну почему бы вам не разработать какой-нибудь действительно полезный закон. Вот вы с налогами все мудрите.

Смагин вошел в раж и решил изложить давнюю свою идею:

– Вы отмените из них самые бестолковые и введите налог на армию. Понимаете? Чтобы в кратчайшие сроки сформировать контрактные Вооруженные Силы. Уверяю, этот налог граждане будут платить с удовольствием!

– Понимаю, понимаю, – бормочет спикер.

Под это бормотание Смагин просыпается.

Да… Хороший был сон!

X

– Артурыч! – Смагин постучал в дверь. – Можно?

– Входи, входи, Алексей.

Нигелла сидел на диване, в очках и читал брошюру. Смагин остолбенел, увидев ее название: "Речь Генерального секретаря ЦК КПСС т. Л. И. Брежнева на XVIII съезде ВЛКСМ".

– Артурыч, ты что? Заболел?

– Нет, – спокойно ответил Нигелла. – Просто ностальгирую.

Смагин в замешательстве протянул:

– А… Ну да…

– Проходи. Вон стул.

Смагин сел и спросил прямо, без уловок:

– Ты знаешь, как Леру найти?

Артурыч не удивился.

– Знаю. Она работает в Сретенском переулке, в здании Интуриста. Фамилия у нее замечательная – Улыбина, легко найдешь.

Нигелла замолчал, уставясь в окно, за которым шел редкий крупный снег.

– Спасибо. Ты больше ничего не добавишь?

– Нет.

Он открыл брошюру и продолжил чтение.

Смагин тихо вышел.

Уже отсинели ранние декабрьские сумерки, но фонари еще почему-то не зажглись, и в переулке светло было лишь напротив огромных окон первого этажа Интуриста.

Смагин увидел ее сразу же – в крайнем из них. Она сидела одна в просторной комнате. Отвернувшись от монитора компьютера, Лера задумчиво смотрела на улицу и совсем не обращала внимания на прохожих, которые взглядами то и дело останавливались на печальной женщине в окне. Что-то щемящее было в этой ее отрешенности от людей…

Смагин подошел вплотную к стеклу, приложил ладонь. Лера насторожилась, сдвинула брови и вдруг – словно от нечаянной радости, вспыхнула улыбкой. Хотела встать, но осеклась, передумала… Лера сидела со светлым, неостывшим от улыбки лицом и нежными глазами смотрела на Смагина. Ему показалось, что прошло немало времени, прежде чем она резко поднялась и торопливо вышла.