Тайна Порфирия Иванова. Роман-исследование. Роман-игра

Ты должен быть в дружбе, сыночек, с водою.
С Водою холодной, водой ключевою,
Тогда ничего не случится с тобою.
Простуды любые и прочие хвори
Ты всё уничтожишь сознанием воли.
В сознанье, – терпенье, в труде твоём слава.
Не думай, что жизнь – это просто забава.
Всех слабых Природа крепко стегает,
Запомни, а разум всегда побеждает.
А в разуме сила. Кто ею владеет,
Тот смело без страха по жизни шагает.

Ф. Это вы своему сыну писали?

П. К. Для меня любой человек, как сын или дочь, хотя и моему тоже.

Ф. А сколько у вас детей?

П. К. Двое сыновей.

Ф. И что? Они тоже, как отец, закаляются?

П. К. Да нет, они в мать. Та холода боится.

Ульяша

Порфирий замолчал. Видно было, что это очень болезненный для него вопрос. Он вспомнил постоянный разговор со своей женой:

– Пашечка, да чего же ты нас позоришь. Живи, как все.

– Ульяша, если я это дело брошу, то сам умру и все люди погибнут.

– Я не буду, как куропатка, в сугробе спать.

– Ульяша, чтобы спать в сугробе – это надо у Природы заслужить.

– Да кто ты такой? Почему не хочешь жить, как люди живут?

– Я тот, кто во мне. Сам бы я тысячу раз умер.

– Может ты Бог?

– Это ты сказала.

– Мало тебя в психушках держали. Возомнил себя Богом, а дети в обносках ходят.

– Дак запретили мне за калитку выходить. Людей ко мне не пускают.

– И правильно сделали. Может образумишься.

После этого Порфирий выходил в сад и разговаривал с Природой.

– Природа, матушка, ты меня родила, ты меня поставила на это место. Я от этой тяжести не отказываюсь. Но что же мне делать, если меня не понимают?

И Природа отвечала: Твоё терпение – мать учения. Стерпишь – победишь, не стерпишь – погибнешь.

– Значит терпеть много придётся?

– Тебе по силам. Ты сделаешь всё, что сможешь, а потом настанет очередь за людьми. Кто поверит в тебя и путь тобой указанный, тот будет жить.

Шёл 1918 год, Порфирий возвращался домой. В прошлом году его, по собственному желанию, забрали в армию, и он поехал на фронт, но революция поменяла все планы и Порфирий, так и не доехав до фронта был подхвачен революционным ветром. Он почти год искал своё место в революции, то примыкал к большевикам, то к анархистам, то к каким-то бандитам, но никак не мог найти того, что было бы ему по душе. В конце концов решил вернуться домой, а уж там решить – что делать и чем заниматься. Ему уже исполнилось двадцать лет, и он чувствовал себя очень взрослым, прошедшим огонь и воду, человеком. По дороге домой он оказался в Сулине, или как его теперь называли – Красном Сулине. До дома оставалось совсем немного, но доехать туда было сложно при всей той неразберихе, что случилась в Российском государстве.

На вокзале толпилось много народа. Все куда-то ехали: кто домой, кто, наоборот, из дома. Кто по делам, а кто в поисках какого-либо заработка. Мужики, бабы с детьми, юноши и девушки, старики и старухи – все томились на вокзале.

Вот в этой толчее и встретил Порфирий свою Ульяшу. Как только он её увидел, то внутри у него как будто что-то щёлкнуло: вот человек, которому я могу помочь. Привлекла она Порфирия своим жалким видом и покорностью. Это была девушка, почти девочка, лет семнадцати-восемнадцати. Одета она была в чёрное платье, которое было ей велико и волочилось по полу, и в чёрном платке.

– Видно сирота, – подумал Порфирий и сердце его сжалось от сострадания.

Она ходила от одной группы людей к другой, низко кланялась и просила подать ей хлеба. Некоторые подавали монеты, но большинство гнали её и она, ссутулившись, сжавшись, как от ударов, шла дальше. Так она дошла до Порфирия, который расположился на полу около стены. Она поклонилась и попросила хлеба. Порфирий развязал свою котомку и достал четвертинку буханки хлеба. Взвесил её на руке и протянул девушке. Она вспыхнула, но протянув руку, отклонила хлеб.

– Это много… – тихо сказала она.

– Бери, бери, – настаивал Порфирий и она взяла хлеб, спрятала его за пазухой и снова поклонилась Порфирию.

– Спасибо, буду за вас бога молить, – сказала и пошла быстро из зала.

Порфирий поднялся и решил проследить – куда пойдёт девушка. Она вышла из вокзала, перешла улицу и скрылась за углом дома. Порфирий пошёл за ней. Он завернул за угол и снова увидел её. Она торопливо жевала хлеб, который ей дал Порфирий. Увидев его, она повернулась и побежала по улице.

– Постой, – крикнул Порфирий, – постой, тебе говорят!

Но девушка не останавливалась, и Порфирию пришлось тоже перейти на бег. Вдруг девушка остановилась, повернулась к нему лицом и вытянув руку с хлебом, крикнула:

– Берите! – в глазах её был ужас.

– Не бойся ты меня, – мирно сказал Порфирий, – и хлеб мне твой не нужен. Я поговорить с тобой хочу. Ты где живёшь? Мне переночевать негде – пустишь?

– Нету у меня дома и никого нет.

– Я так и подумал – сирота значит?

Девушка кивнула.

– А звать-то тебя как?

– Ульяна я.

– А меня Порфирием зовут. Я из Ореховки. Мне туда ещё добраться надо, к родным. А где же ты ночуешь?

– А где придётся. Часто на вокзале.