Вскоре в селе заговорили о какой-то странной вере: крещении Святым Духом и сошествии его на землю. Группками начали собираться в сеннике двора Капко люди. И Василий, нередко сиживая на тайных ночных сборищах, слушал проповеди старика: «И будет гроза великая. И выйдет он из тоей грозы весь в сияньи. Как солнце. И жарче солнца. И подойдёт к тебе. И ты попросишь у его: хочь счастия на земле, хочь на небе».
Как ни странно, но веру в Святого Духа старик поддерживал, и преизрядно, духом спиртным. И случалось, так насаживался домодельной бражкой, что начинал куролесить. Его вязали ременными вожжами и укладывали на топчан «отходить». Умер он от грудной жабы после многодневного запоя.
Капко припал к земле, и, не поднимая головы, змеёй скользнул между камнями, завалился в какую-то рытвину, долго скрёбся по ней на карачках, сбивая в кровь колени, обдирая кожу на ладонях, и выкрикивая в исступленье первые пришедшие в голову слова молитвы.
В зимовье он пришёл в сумерках, грязный, с заострившимся от страха лицом, упал перед Фросей на колени и заплакал:
– Ты жива!
Внутри было тепло и сухо. Вкусно пахло мясным борщом. Уютно потрескивали в печи дрова. И Капко быстро успокоился. Рассказал Фросе всё, что с ним приключилось.
Утомлённые ночными переживаниями, они проспали почти до полудня. Солнце ласково светило. Густо пахло травой. Стрекотали кузнечики. Мир и покой растворили в душе вчерашние страхи.
– Пойдём туда, посмотрим, – предложила Фрося, указывая на вершину скалы-гриба.
Капко некоторое время колебался, но женская настойчивость возобладала над мужской нерешительностью, и Капко полез в гору.
Фрося следила за каждым его шагом. Сердце у неё стучало, спёртое дыхание жгло горло.
Вот Василий добрался почти до самой «шляпки», огляделся по сторонам, зачем-то потопал ногой, проверяя, тверда ли земля, и призывно замахал Фросе рукой.
– Вот там он стоял, – указал Капко на скалу, когда Фрося, охая и унимая дыхание, поднялась к нему.
– Кто он? – простодушно переспросила Фрося.
– Кто, кто, – сердито сказал Капко, стягивая с себя влажную от испарины страха нательную рубашку. – Скоко раз тебе разобъяснял? Он – грозолёт, значит!
– Вась, а можат померещилось? В темень да грозу и не такое быват!
– Можат и померещилось, – с ленивой интонацией в голосе согласился Капко.
– А можат и нет?
– Можат и нет.
– А если он взаправду был… И счас здеся? – не унималась Фрося.
– Если здеся, мы и узнаем, – с мрачной решительностью сказал Василий, оглядывая вершину, – как бы к ней подлезть?
Капко двинулся по узкой площадке, плотно прижимаясь к скале. Вдруг он настороженно остановился.
– Фрося, глянь-ка сюда.
Фрося притаила дыхание.
– Нора кака-то.
– Вроде пещерка.
– Надо бы взглянуть.
– А вдруг там оно.
– Что оно?
– Привиденье!
– Днём привиденье? Нет! – подбодрил себя Капко.
– Тады зверь.
Капко навострил уши. Тишина. Только слабый ветерок играл космами сухой травы, выбивающейся там и сям из трещин скалы.
– Всякое может быть. И зверюга какая-нибудь дрыхнет.
Но непонятная сила необоримо потянула Капко к расщелине.
«Как коняку за узду попёрла, – объяснял он потом, – так и попёрла. Неспроста это! Я сразу понял – знаменье».
Фрося сходила за ружьём. Пошуровали в расщелине слегой, побросали в неё скальные околыши. Тихо. И Капко полез внутрь. Вылез он нескоро. Встал, пошатываясь, точно пьяный, с блаженной улыбкой.
– Фросюшка, – сказал он, осеняя себя крестом, – благодать снизошла на нас… Пещера это. Посмотри, не бойся. Там никого нет… Я же чувствовал! Я же знал! – бормотал Василий, устремляя глаза к небу. – Благодарю тебя, Господи. Внял моим молитвам. Вознаградил сполна paбa своего. Благодарю тебя, Отец наш! – Капко упал на колени.
Фрося пошла к пещере осторожно, точно боясь наступить на что-то горячее и колкое. Расщелина была почти в рост человека. Странно, почему Василий ползал туда на коленях?
Неспешно пробираясь, Фрося запнулась о груду какой-то одежды, увидела стволы ружей и два больших ящика: один под навесным замком, но закрытый неплотно, крышка другого откинута, по боку змеится блестящая цепочка. Фрося потянула за неё и ахнула в изумлении. Что-то круглое и тяжёлое высверкнуло во тьме пещеры. Фрося вышла на солнце. Кроваво-красным огнём жарко горело, переливалось в солнечных лучах дорогое ожерелье.
– Откуда это, Васенька? Чьё это? Как возьмём да хватим лиха?
В глазах Фроси сверкали недоумение и страх.
– Теперя наше это, Фросенька, наше, – Капко стёр с лица ладонью счастливые слезы, – всё брать не будем. Вес да мера до греха не допустят. И с пригоршней этого мы с тобой – богачи.
Глава 4. Герман
Василий и Фрося плотно заложили камнями вход в пещеру. Натаскали сушняка и навалили перед входом, чтобы скрыть все следы.
Недалеко от зимовья они увидели человека. Он шёл, падал, полз на четвереньках, поднимался на ноги, продолжал идти и снова падал. Вот он припал к земле в очередной раз и затих.
– Погодь, – приостановил Фросю Василий и ходко, но не без опаски двинулся к незнакомцу. Фрося взяла берданку наизготовку.
Человек лежал лицом вниз, широко раскидав по траве руки. Зелёный френч был в разводах и тине, хромовые сапоги – замызганы грязью. В рыжих волосах запутались сухие травинки и прошлогодняя хвоя.
Капко взял незнакомца за плечи, перевернул на спину.
– Ой! – вскрикнула подошедшая Фрося, и прикрыла рот ладонью. – Парнишка!
Она мгновенье вглядывалась в его лицо со следами царапин и ожогов таёжного гнуса, с опухшими, кровоточащими губами, с размочалившимся на лбу рыжим чубчиком и длинными белыми ресницами на закрытых глазах.