Он не договорил: вдруг схватившись за сердце, осел на подкосившихся ногах и выскользнул прямо в исподнем из накинутого тулупа. Так и начал кувыркаться по ступенькам крыльца вниз, пока не упал лицом прямо в грязно – серую жижу…
Рев, смешанный с воем женщин и скотины, привел в замешательство всех, кроме Евграфа: тот, ударив кулаком в нос ближайшего милиционера, распахнул двери и бросился бежать в лес. Евстратка – за ним! И трудно было бы сказать, чем все это для них закончилось бы, если бы не помешал обливающемуся кровью милиционеру другой, невольно перегородивший дорогу. Да Кузьма Ваганов, крикнувший им: «Пущщай бегуть! Все едино их рано или поздно поймам!». А сам с Аверькой навел наган на Антипа, схватившего вилы.
– Брось вилы, Антип, не шуткуй! Ни чё не изменишь… – Федор, бледный как смерть, понимающе смотрел на Антипа. – Я ведь не сам енто придумал. Не по злобе… Подумай о малых детках и внуках! Только крови не проливай… Остановись и подчинись! Пойми, мы ить тожа люди подневольныя: што прикажуть, то и делам! Плетью обуха не перешибешь!
Антип растерянно посмотрел на плачущих в обнимку баб и детей, и вилы его дрогнули. А через мгновение он с такой силой воткнул вилы в землю, что они погнулись. Сделав несколько шагов к крыльцу, огромный мужик сел на нижнюю ступеньку, обхватил, обречено голову и заплакал… Дети и бабы кинулись к нему, рыдая и голося…
И только тут Федор заметил плачущие лица Нюрки и Верки, а вместе с ними и всю ватагу.
– А ну, домой! – заревел он таким диким голосом, что Нюрка, никогда ничего подобного от него не слышавшая, отпрянула от своей щели и повалилась в снег, затем вскочила, повернулась и побежала обратно. Она бежала в полной уверенности, что вот-вот кто-то из милиционеров выстрелит в спину, и не замечала слезы, туманящие глаза. И в этот раз уже почувствовала, но еще не осознала разницы между тем, что говорит власть, и тем, что делает, но первая глубокая борозда пролегла навсегда по ее мятежной душе…
Через некоторое время, отдышавшись, по скрипу снега Нюрка поняла, что вместе с ней бежит и вся ее ватага.
– Только это раскулачивание мне чуть боком не вышло! – Анна Семеновна усмехнулась.
– Я что-то не пойму: сколько же вам лет было в ту пору? – по моей быстрой прикидке получалось, что она была мала еще для таких дел.
– Одиннадцать… – хозяйка совсем не обратила на мой укол внимания. – Да я ведь и не говорила, что участвовала при раскулачивании. Просто так получилось! Но за это мне потом сильно досталось…
5.
Конец июня 1930 года, г. Верхотурье.
Нюрка никак не могла понять, что же ее влечет к женскому монастырю: в воздухе витала любовь и бурная жизнь повсюду, да и сама она в последнее время, будто по воздуху летала! Ни дождь, ни молния, сверкавшая то и дело над монастырем, не могли остановить то магическое притяжение, которое сегодня на нее действовало. Вот и сейчас все ее существо было во власти могучего внутреннего голоса, от которого трепетало сердечко… А голос настойчиво и тихо шептал: «Иди, иди к монастырю! Именно там ты найдешь то, что так долго ищешь!». И Нюрка безропотно шла. Но вдруг ее кто-то безжалостно схватил за плечо и требовательно приказал. – Хватит дрыхнуть, пора вставать!
Вздрогнув, Нюрка открыла глаза: над ней стояла мать и трясла за плечо.
– Хватит дрыхнуть, пора вставать! Иди, накорми скотину, подои корову, да отправь ее в стадо. А я пошла на работу!
– А чё не Верка? – слабая попытка хоть как-то перевести стрелку на сестру тут же была пресечена.
– Верке дома убираться, а ты за всю скотину и огород в ответе, поняла?
– Пропади она пропадом, эта скотина! – пробурчала Нюрка, и, увидев, что мать уже далеко, снова закрыла глаза в надежде, что сладкий и тревожащий кровь сон, повторится или продолжится. Но сон больше не шел. – Вечно все так: ты, Верочка, спи, а ты, Нюрка, вставай! Хватит дрыхнуть!
Так, бурча себе под нос нечто недовольное, она встала, умылась под рукомойником, воткнула ноги в первую, попавшуюся ей, обувь, и пошла к скотине.
Через пару часов, управившись со всей скотиной, Нюрка, босая и в легком сарафане возвращалась домой, помахивая хворостиной. Отчима и дяди Кузьмы дома уже не было, а Верка, только недавно проснувшаяся, наводила чистоту и порядок в доме. Поэтому и встретила сестру недовольно. – Ну, вот. Только прибралася, а ты тут как тут!
Не удостоив Верку за реплику внимания, Нюрка, наложив себе в карман несколько картошин из чугунка и отломив краюху хлеба, налила в пустую кринку молока и вышла на крыльцо, чтобы никто не мешал ей спокойно позавтракать. Поделившись хлебом и картошкой с любимым псом рыже-черно-белой масти по кличке Дружок, радостно повилявшим ей хвостом, старшая сестричка быстро расправилась с завтраком.
Восходящее солнышко согрело ее своими первыми лучами. Невольно Нюрка ощутила тот самый неведомый аромат, который витал в ее сне. Сам собой вдруг вспомнился сон, вернулось жгучее желание полазить по развалинам женского монастыря.
– А чё, ежели там, у монашек было богатство? – эта мысль, вдруг озвученная, неожиданно охватила все ее существо: вспомнилось то самое чувство, которое испытала сегодня во сне. Но фантазия уже разгулялась: вот ноги ее бредут по развалинам женского монастыря, глаза видят груду камней, а там… Однако кто-то внутри увещевает. – Не ходи! Городские не любят Ямских! Ежели попадешься, живой не отпустят!
– А вдруг, да и найдешь?! – не сдавался сладкоголосый соблазнитель. – Вот так откроешь забытую келью, а там клад! И найти его может любой, не только ты. И ты это позволишь?
– Но ведь это опасно… – голос разума с каждой минутой слабеет.
– А чё боятьси-то городских? Или у тобе не целая ватага!? Иль ты уже не атаманша? Вот и возьми всех: авось, да и отобьесси! – лукавый явно знал, куда надо давить: после таких слов у молодой атаманши не хватило сил сопротивляться ему. Что уж тут: власть и не таким как она голову кружила!
Через некоторое время Нюрка, Авдюха, Кондратка и Устюшка, озираясь по сторонам, шли берегом реки к женскому монастырю.
Как всегда, Верку не взяли, и она, погрозив им вслед кулаком, крикнула из окна. – Ага, я все слышала и мамке скажу!
Но, увидев кулак Нюрки, тут же скрылась в доме.
Опасная зона для Ямских началась сразу же за Троицким монастырем. Здесь встреча четверых ватажников с городскими не сулила ничего хорошего. Однако, к всеобщему удовольствию, они добрались до женского монастыря без происшествий и юркнули в заросли высокой полыни. Только оглядевшись по сторонам и не заметив противника, ватажники вошли в храмовую пристройку.
– Ну, чё, куды топерича иттить? – скрипучий голос Устюшки подстегнул Нюрку сильнее бича. – Нету тута никакова богатства: напрасно шли! Вот пымають нас тута городския, да накостыляють! Вот бут да…
– Не каркай, ворон хрипатай! – Нюрка злилась: она, и сама не понимала, зачем притащила с собой ватажников. – Пушшай сначала пымают! А пока – ишшем клад! Ишь, на стенах-то как красиво. Даже позолота есть…
Голос Нюрки эхом отдавался от стен, сначала пугая всех до смерти, а потом веселя. Особенно, им понравилось пугать стаи ворон, когда те устремлялись в оконные проемы.
Меж тем, ватажники осторожно поднимались по лестнице на второй этаж храмовых помещений, всюду имевших пустоты от не успевших сгореть в огне, но разворованных дверей, окон, досок пола. В большом количестве повсюду валялись обломки камней, кирпичей, свалявшегося мусора.
– Тсс! – атаманша, своим острым слухом уловившая какой-то звук в конце коридора, приложила палец к губам, и почти шепотом добавила. – Здеся кто-то есть. Тихо! А я пойду и посмотрю, кто енто таков…
Все остановились, а она, передвигаясь на цыпочках вперед, выбирала чистые места на полу. Уже в самом конце коридора Нюрка ясно почувствовала запах жареного мяса и костра, а также услышала тихий разговор.
– Мы чё, братка, так и спустим коммунякам усе? – эту манеру шепелявить Нюрка не могла спутать ни с кем: у костра сидели ее самые страшные враги. – Дедка наф из-за их помер. Хозяйство нафе усе забрали. Усех нафых в Сибирь отправили… И чё, мы не отомстим?
– Не трешши, братан, отомстим! – низким баском ответил Евграшка. Нюрке доподлинно было известно, как жесток был в драках широкоплечий «Граф», которые сам к тому же и затевал. А еще он был неравнодушен к молоденьким девушкам, которых портил, а потом еще и издевался над ними. И уж этого-то врага девушке особенно не хотелось бы встретить, а потому, тихонько повернувшись, на цыпочках пошла обратно. – Мы имя ишшо таку «чучу» замастрячим, обрыдаютца кровью. Обожди, мавость!
Предательский камень выскочил из-под ее ноги почти у самой лестницы, где ждали друзья, но от этого стука в коридор выскочил Евстратка и сразу же все понял.
– Атанда, Клоп! Нас застукали! – крикнул он, выскочившим в коридор брату и еще одному мужчине. – Енто та рыжая гадюка: она всех нас заложит!
– Ч-черт! Я те чё сказав: стоять на шухере, а ты? – Граф большими скачками подскочил к брату: тот съежился, ожидая удара.
– Тихо! – грубо прервал их третий, в клетчатых брюках и пиджаке. Он был явно недоволен. – Быстро всем вниз и изловить девчонку! И смотрите мне: она – моя! У меня с Сысоем – особый счет…
– Да ты чё, Квоп? А вдруг с ей ишшо кто? Чё тоды? – Граф невольно остановился.
– Ты понял? Она – моя! И повторять это дважды я не буду! – Клоп бесцеремонно взял Евграшку за грудки и поднял. – Упустишь – за нее ответишь!
Граф уже был не рад, что рассказал Клопу про тот случай раскулачивания и про девчонку рыжую, которая все видела. Вор долго расспрашивал о ней и ее родителях, а потом довольно цокнул языком. А теперь изо всех сил Евграшка гнался за ней: совсем недавно он был свидетелем, как Клоп свирепо расправился с теми, кто не выполнил его приказ.
– Устюха… Беги… К дяде Феде… В исполком! Скажи… Братья… Минаевы… Тута! – крикнула Нюрка на ходу Устюшке, который от страха бежал впереди всех. Он даже обрадовался, что не придется ему драться.
Тем временем ватажники, выскочив из храма, устремились налево в сторону реки, то, прижимаясь к стенам, то, прячась за их уступами. Преследователи не сразу поняли, что их провели, и поначалу погнались за Устюшкой. Однако, обнаружив, что Нюрки с ним нет, повернули в другую сторону.
Их было трое против троих. Они так и стояли секунд двадцать друг перед другом: против Нюрки стоял Евстратка и корчил ей рожу, а она сжимала кулаки. Против Кондратки стоял Евграшка, выставивший вперед правую ногу, готовый кинуться на врага в любую минуту.
И только Клоп, стоящий против Авдюхи, не выказывал никакой готовности драться. Это Авдюху так озадачило, что он тоже опустил вниз кулаки. Стоило только Нюрке броситься на Евстратку, а Евграшке – на Кондратку, как Авдюха совсем растерялся. – Как же так? А он с кем должен воевать? Ведь ентот, который напротив него, совсем не хочет драться! Значит, надо помогать Кондрашке, али Нюрке… Раз ентот, который был с ними, посторонний!
Вот тут-то он и сделал свою роковую ошибку: все поведение Клопа было маскировкой. Не успел Авдюха повернуться к нему спиной, как сильный удар чем-то очень твердым по шее сзади, сразу же выключил его из драки: в глазах у него поплыли разноцветные круги, и сознание помутилось. Больше уже он ничего не видел…