Клад монахов. Книга 1. Сысоева кровь

Вера улыбнулась ей в ответ и кивнула головой в знак согласия, побыла еще немного с ними и ушла вместе с дочкой.

Никто и не заметил, как хозяйка быстро собралась и вышла из дома. А через полчаса она постучала в дверь уполномоченного ФСБ по городу…

Тем временем в доме Колесниковых назревал скандал.

– Сашка, давай пустим золото на торговлю! – уговаривала сына Галина Андреевна – Закупим товару, быстро продадим, а прибыль снова в дело пустим… Ты займешься доставкой товара, я буду продавать…

– Да, я-то чё? Я бы с превеликим удовольствием… – думал Сашка. – А как же долг? Эх, надо ж было так вляпаться…

– Не могу я… Давай делить на троих: тебе, мне и отцу… Верка – не в счет! – твердо заявил сын матери. – Вы как хотите, но у меня свои планы!

– Ладно… – подумала хозяйка о своем муже, пряча коробку с золотом в потаёное место.

Между тем жадные глаза сына неотступно следовали за каждым ее шагом.

– Ишь, чё захотела?! – подумал зло сын о матери. – Золотишко ей одной понадобилось! Тварь, потаскуха! Уж я-то точно знаю, чем ты занималась, когда отец был на службе…

Меж тем блеск золота как дрожжи поднимал в Сашке все самое гадкое и пошлое, которое он долго и старательно прятал. И эта чернота все больше и больше захватывала его, превращая в жестокого, циничного и беспощадного молодого человека, легко преступающего моральные законы. В какой-то момент он даже почувствовал, что сможет из-за золота убить родную мать…

Стук в дверь вдруг вызвал панический страх, стрелой пронзивший сердце. Выглянув в окно, он невольно выдохнул накопившийся воздух и обмяк: это пришла жена с дочкой.

С первого же взгляда на эти лица, Вера поняла, что они просто обезумели от своей находки.

– До чего же это все так противно… – подумала она о муже и свекрови, видя их перекошенные лица и алчные глаза.

Ни слова не сказав им, взяла дочку на руки и ушла укладывать ее спать. Невольно взгляд упал на полку: документы лежали там же, где и были до ее ухода. Засыпая вместе с дочкой, она еще некоторое время слышала ругань мужа и свекрови, а память ее вдруг вернула в прошлое…

Вера, тогда еще девятнадцатилетняя девушка, которую все подружки устойчиво считали старой девой, неожиданно встретила на танцах только что демобилизованного и голодного до женской ласки Сашку. В тот же вечер, проводив ее до дома, он предложил погулять еще…

Только там, в копне сена и поняла Вера, каким инструментом было ее тело… А Сашка, сильно избалованный лихими подружками, к их сильному огорчению, больше ни о ком и думать не хотел… Вера легко направила его в ЗАГС и стала Колесниковой, вопреки сетованиям свекрови, недовольной выбором сына. Однако, уже на свадьбе «маман» столкнулась с железным характером невестки и дала себе зарок: никогда не связываться с ней напрямую! И пошла другим путем – через сына…

У них долго не было детей, вопреки большому желанию Веры и радости свекрови, которая из этого выжала все, что смогла. Однако Сашка не смог бросить «дылду». А через четыре года после свадьбы Вера, наконец, забеременела. Родив дочь, ей хватило ума понять, что у мужа на стороне появилось много подружек, и гордости, чтобы самой не искать утешения на стороне. Лишь свекровь была довольна – она сделала все, что хотела.

Баба Аня давно поняла, что Вера больше своего мужа не любит, но ни коим образом события не стимулировала, как это делала свекровь, вполне резонно считая, что всему свое время…

2.

Июнь 1991 года, г. Верхотурье.

Высокий, атлетического телосложения мужчина в спортивном костюме и кроссовках сошел на перрон станции. Его большая светловолосая голова спокойно повернулась слева направо, обшаривая своими искрящимися юмором глазами, каждого человека на станции.

Уверенность, с которой он вел себя на станции, тут же сроднила его с аборигенами, в изобилии обитавшими на станции. Не успел он подойти к залу ожидания, как его глаза наткнулись на глаза сестры.

– Мишка! – кинулась она ему на шею. – А я уж думала – пропустила…

– Ольга… А ты почти не изменилась! – произнес Михаил дежурную фразу и заулыбался. Они еще некоторое мгновение разглядывали друг друга, отмечая изменения, но потом разом повернулись и пошли к машине.

Ольга была на семь лет младше Михаила, однако не расплылась жирком и осталась статной тридцативосьмилетней женщиной. Жила она с семьей в другом районе Верхотурья и лишь временами бывала у матери, которая имела свой домик в заречной части. Но муж и дети довольно часто навещали бабушку.

– Ну, как ты, там? Чё так долго не писал? – отдышавшись, начала атаковать брата вопросами Ольга. – Как сын? Ты еще по-прежнему подполковник?

– Уймись, трещотка! Дай хоть мужику передохнуть от поезда… Приедем домой, там и донимай… – это Пашка, муж Ольги, с раскрытыми объятиями дожидался его у машины: он по-прежнему работал автомехаником в хозяйстве недалеко от станции. – Здорово, черт мохнатый! Не обращай вниманья на ентих баб: заедят в усмерть своими вопросами…

– Пашка, отвянь, говорю! Дай мне с брательником поговорить…– она схватилась за руку мужа и оттащила его, освободив Михаила от объятий. – Я с тобой, Мишка, черт мохнатый, разговариваю, али как? Уже три года прошло, как померла твоя жена, а ты все один да один… И чё, никакой бабы не нашлося, штоб подобрать тебя и привести в порядок?

– Да, брат… Однако круто она на тебя наехала… – ухмыльнулся Пашка.

Михаил скорчил такую гримасу, что Ольга тут же всплеснула руками и обняла его за плечи.

– Да, ладно… Прости, уж, братишка, за мою простоту дурацкую! – улыбнувшись, она поцеловала его в ухо. – Ну, не зря же говорят: «Простота хуже воровства»!

Михаил тут же перестал обижаться, однако не упустил случая укусить сестричку.

– А ну, объясни мне, что это такое? – и Михаил показал на купол мужского монастыря, похожий на рейхстаг фашистской Германии в момент взятия. – До чего довели национальное достояние?

– Вот тут ты прав, братишка… – лицо Ольги сразу же стало задумчивым. – Взрывали монастырь – не взорвали, лишь соседние дома разрушились! Так еще лучше придумали: поместили нечисть в святое место – вот и не стерпел монастырь, сам разрушился. А купол… Купол местное начальство на гаражи себе пустило. А стена сама дала трещину! Да, и как не дать? Ведь зэки все стены храма матом исписали!

Пока они объезжали монастырь, ни один из них не проронил ни слова.

– И сколь же годков ты не был дома, чертушко? – осторожно спросил Пашка, чтобы разрушить застоявшуюся тишину

– Да лет пять, наверное… – Ответил Михаил и задумался. – Да, так и есть… Как у меня с женой завертелось, так и не был…

– Ну и дурак! – улыбаясь, произнес Пашка. – Кто же ишшо тебе подмогнет окромя своих – то? Вот ты, военный, грамотный, а ентова не понял сразу…

– Твоя, правда… – согласился Михаил и добавил. – Да и перед вами стыдно было…

– А чё стыдиться – то? – снова, улыбаясь, произнес Пашка. – Бабы – оне завсегда один вред…

Не успел он закончить свою фразу, как кулак Ольги треснул его по хребту ниже шеи.

– Дак, нешто я про тебя, моя голубонька? – нежно произнес он, одним глазом смотря на дорогу, а другим на кулак Ольги. – Ты ж у меня к бабам энтим-то совсем не относишься!

– У-у-у, черт мохнатый… – лесть сделала свое дело, мир был восстановлен, тем более, что Пашка полез к ней целоваться. – Смотри лучше на дорогу, черт окаянный!

Теперь она уже отбивалась от его проявлений любви с улыбкой и смущением.

Михаил смотрел на их дружескую перепалку и теплел сердцем.

– Слышь, Мишк… – Пашка повернулся к Михаилу, сидящему на заднем сидении. – На кой черт тебе эта армия? Оставайся у нас: мы тебе такую бабу найдем – закачаешься!

– Может, еще скажешь, что именно у тебя они и есть? – нахмурив брови, грозно произнесла Ольга. – А ну, признавайся, старый охломон!

Почуяв, что в небе запахло грозой, Пашка тут же изменил тактику.

– Дак, я ж на тебя, голуба моя, и надеялся в ентом вопросе! – заявил он, изобразив на своем лице нечто среднее между обидой и оскорблением. – Сама подумай, откуда нашему брату, шоферу, таких – то знать? Нам все больше шалавы всякие попадаются…

– Ой, смотри, Пашка, у меня! – уже с улыбкой пригрозила пальчиком Ольга.