идут служить для божьих дел
под зов заутреннего звона.
Олег Рязанский ночь не спал
в своих отстроенных хоромах:
гонца с вестями ожидал.
Вот чьи-то голоса в притворе,
тяжелой двери легкий скрип,
но снова все затихло вскоре…
– «Прилип к Московии, прилип», —
вчера бояре говорили,
мол, Дмитрий лезет на рожон,
на Воже хана победили
числом.
Теперь сильнее – он
и, говорят, сильнее втрое:
Ягайло с запада спешит…
Москва из камня вежи строит
и вдруг сама от них бежит
куда-то в степь, на поле брани,
полягут все, а там и весть:
пора великое Рязани
княженье на Руси иметь!
Горят куски слюды в оконце,
в пол-неба пламя разлилось
и ослепительное солнце
над крышей службы поднялось.
Олег припомнил разговоры,
что в гриднице недавно шли.
Бояре!..
Как выжлячьи своры
вцепиться в зайца не могли,
все о себе, кусок получше
хотят в Московии урвать,
Москва свое еще получит,
важней Рязань спасти сперва,
пора б понять!
Олег встряхнулся,
черпнул воды ковшом литым
и дверь открыл:
– Гонец вернулся?
– Нет, княже…
Был Олег крутым,
дурного нрава,
сердцем черен,
имел обиды от Москвы,
и часто им бывал доволен
Ольгерд – великий князь Литвы.
Но, скрытный больше, чем кто-либо,
в час испытаний непростой
он сделал свой нелегкий выбор:
Рязань иль Русь —
и то,
и то.
4
А гонец прискакал
как к полунощной час отзвонили,
пошатнулся, всходя
по ступеням на княжий порог,
князю свиток отдал,
побуревший от пота и пыли,
и с кудрей отряхнул
непокорный степной ветерок:
– Стан раскинет Мамай
у слиянья Непрядвы и Дона
и тебе повелел,
чтоб к нему в сентябре подоспел,
да с Ягайлою тож… —
сообщил он Олегу с поклоном.
Князь посланье прочел,
чуть помедлил,
и тихо велел:
– Ночь иди отдохни,
а на утро – в другую дорогу,
то, что мне сообщил,
все московскому князю скажи…
И, гонца отпуская,
добавил уже у порога:
– Чтобы я не спешил,
пусть обходит мои рубежи…
И не видел никто,
как в божнице, где сумрак затворный,
перед ликом святых
разрывая посланье мурзы,
князь рязанский Олег
пред иконой стоял чудотворной
и молитву творил
под удары нашедшей грозы.
5
«Стал с дружиною князь
на краю чужеземного поля,
дабы славы себе
и дружинникам в брани сыскать,
но один он пришел,
а поганых же было поболе
и разбили его…»
– зашуршали крупинки песка,