Вебсик. История первая. Испытательный срок

День второй

Странное дело – просыпаюсь с ощущением, что живу здесь давно. И сегодня встал поздно – полвосьмого. Даже Пусь не будил утром и сам ещё спит вовсю, явно «не излучая желания» погулять.

– Доброе утро, дом, – сказал я.

– Доброе утро, – отозвался дом.

В быту я страшный консерватор. Терпеть не могу новых мест и смены обстановок. По мне куда приятнее вот так проснуться и окинуть взглядом привычные очертания предметов в комнате, чем спросонья мучительно вспоминать, где ты находишься. Естественно, что таскать за собой обстановку всю жизнь я не мог, но каждый раз, когда приходилось менять место жительства, я старался подобрать новый интерьер похожим на прежний. Поскольку мои предпочтения лежали в области «классики», то это обычно не составляло труда. И сейчас я с удовольствием окинул взором спальню.

Помимо кровати в ней стояла небольшая, но вместительная стенка, изящный столик с удобными боковыми полочками, кресло-трансформер, на котором любил днём валяться Пусь, ковёр на полу. У кровати стояла Пусина лежанка. В небольшой, почти квадратной комнате было одно окно, задрапированное нежно-розовым тюлем и коричневыми занавесями из незнакомого мне на ощупь материала. В окно уже било утреннее солнце. Вставать жутко не хотелось.

Пусь перевернулся на спину и поскрёб лапой бок кровати, прося почесать брюшко. Спустил руку на него и начал медленно шебуршить пальцами его шёрстку.

Вспомнился вчерашний визит Серёгиных. В мою «мозаику загадок» он добавил очень не много, но спешить не стоило. Одно вчерашнее послание на стене говорило о многом. Стены жилищ сейчас покрывали специальным составом, способным принимать любую окраску и воспроизводить любые рисунки – «видеообоями», так что система умного дома по желанию владельца могла в один миг всё изменить. Если Вебсик жил в моём умном доме, то ему ничего не стоило «написать» на стене и стереть надпись. Просто это говорило о том, что он внимательно следил за всеми нашими разговорами. Мда, не совсем приятно жить, зная, что тебя постоянно кто-то слушает.

Я скинул одеяло и встал. Пусь тоже вскочил, зевнул и начал потягиваться. Потягивался он всегда очень заразительно; возникало желание опуститься на четвереньки и так же вытянуть руки, припадая к полу. Иногда я так и делал, тогда Пусь, смотря на мои «потягивания», принимался мне показывать, как это надо делать правильно. Выходило уморительно. Вообще он очень правильный Пусь.

После завтрака мы с Пусем решили познакомиться с горной тропой.

– Дом, – спросил я, – по горной тропе можно высоко подняться?

– До перевала, – ответил дом. – Но до него вы не дойдёте – там завалы. Советую сперва полететь на коптере и посмотреть сверху.

Идея была неплохая, но виртуальная экскурсия по окрестностям была в тех файлах, которые мне ещё в городе скинул Мих. Можно было снова посмотреть её. Я попросил дом показать файл.

Подъехал сервировочный столик, с которого я взял панельку тачпада.

Противоположная стена превратилась в стереоэкран, показывающий изображение как с летающей камеры. Она висела над домом, отчётливо была видна его крыша со старинными слуховыми окнами и современными антеннами дальней связи, виднелась даже спутниковая тарелка, причём явно не бытовая. Внизу как на плане был виден участок со всеми дорожками, деревьями, энергобудкой на границе с горой. Склон горы был скрыт густым ельником. Я опустил обзор ниже, но найти начало тропы не смог. Пришлось просить дом помочь. Да, в таких зарослях я бы сам мало что нашёл. Прежде чем гулять, тут топором намашешься.

– Дом, можно организовать расчистку тропы для прогулок?

– Да. Оформить заявку? На завтра?

– Давай на завтра. Это не будет несанкционированным изменением? – спросил я, вспомнив условие Миха.

– Нет, это за пределами границ. Будет расчищено два километра до первого завала.

– Дом, покажи всю тропу.

Изображение поплыло вниз, и на экране возник контур извилистой тропы. Она обрывалась где-то на середине горы. «На перевале», – догадался я.

– Дом, а что за перевалом?

– Нет информации.

Ладно. Запросим тогда спутниковые снимки. Прогулка по тропе и так откладывалась на завтра.

– Вас вызывает посёлок, – сказал дом.

– Соедини, – разрешил я.

Изображение на стене сменилось комнатой со строгого вида пожилой дамой. Я встал и поклонился, приветствуя её.

– Надежда Ивановна, администратор посёлка, – представилась она. – Мы рады вашему поселению у нас, доктор Кивин, и просим посетить мэрию. Это на втором этаже дома с магазином у платформы. Мы ждём вас.

– А что случилось? – поинтересовался я.

– Наши мальчики нашли в песчаном карьере запечатанную бутылку. В ней оказалось письмо. Наш мэр просил связаться с вами, он сейчас на суточной смене в Соловье и присутствовать не может. Вы же историк? Вам может быть интересно.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Мы с Пусем можем скоро приехать. Это мой пёс.

– Да я слышала уже, – улыбнулась дама. – Приезжайте.

Скоро нас с Пусем подобрал попутный коптер и понёс вниз. В нём уже летела группа изыскателей, возвращавшихся в один из соседних городков. Лёту было всего несколько минут, и вот уже коптер завис над платформой, выпустив для нас трап. Мы с Пусем решили пройтись по посёлку, а потом уже топать в мэрию смотреть на письмо.

Посёлок Загорный помимо исторической гостиницы и дома с магазином насчитывал с десяток частных домов, из которых один (наш) уже сбежал на гору. Было много зелени и тени, как понимаю, крупный колёсный транспорт тут не водился, и дороги заменяли широкие тротуары, вымытые до стерильной чистоты. Пусь, любитель всяких кустиков, заметно приуныл. Встретилась только пара робоколясок со спящими в них малышами, да старик на лавочке возле одного дома. Прошли в другой конец. Там у одного дома обнаружился котлован с водой, как понимаю, это и был дом Влады, а котлован от моего дома. Позвонили, но домофон сообщил, что хозяев нет. Обошли котлован кругом, пытаясь уловить что-то необычное. Ничего, за исключением того, что Пусь наотрез отказался подходить близко к краю берега. Пошли обратно к платформе и мэрии. По дороге попалась пара пацанов на моноскутерах-сегвеях, да те же робоколяски, очевидно, завершающие свой прогулочный маршрут. Тишина и покой, даже коты на подоконниках, которые иногда попадались взору, ленивые и сонные. Пусь попросил попить. Достал из рюкзака холодную воду в термофляге и напоил его с ладони.

В мэрию вёл отдельный вход. Пройдя услужливо открывшуюся при нашем появлении дверь, мы оказались в отлично отделанном «под старину» холле, в котором моё внимание привлёк невесть каким образом сохранившийся тут автомат электронной очереди. Он настороженно мигал зелёными огоньками.

– Здравствуйте, – несколько скрипучим голосом сказал автомат. – Мэра сейчас нет, принимает администратор. Как о вас доложить?

– Юрий и Пусь Кивины, – несколько удивлённо ответил я.

Автомат мигнул и выдал бумажный талончик с номером очереди, предложив подняться наверх по лестнице и немного подождать приёма. Лестница была мраморная, с дубовыми перилами, на площадке до потолка было огромное зеркало, в углу на подставке стоял чей-то бюст, а над зеркалом было круглое окно, в которое лился дневной свет. Номер очереди на талоне был первым.

Как только мы поднялись на площадку второго этажа и вошли в двери приёмной с диванами по стенам и ковром посередине, раздалась бодрая мелодия и тот же голос торжественно объявил:

– Посетители Юрий и Пусь Кивины к администратору!

Я не успел толком соориентироваться, как из какой-то двери вылетела Джека и внимание одного посетителя было сразу отвлечено. Пришлось отпустить его с поводка. Ко мне же, радостно улыбаясь, быстро подошла Влада.

– Здравствуйте, пойдёмте скорее! – она потянула меня за рукав. Я пошёл следом, снимая на ходу рюкзак.

В маленькой, но очень стильной комнатке администратора я увидел уже знакомую мне Надежду Ивановну и группу ребят разного возраста. На настенном экране был сеанс видеосвязи с молодой женщиной в красном. Влада меня быстро со всеми перезнакомила, на экране оказалась Марта Серёгина – её мать и местная учительница (она стала вести класс после отъезда семьи Петерса, совмещая с основной работой в научной экспедиции). Она сейчас была с мужем в Соловье. В картонном ящике лежала аккуратно открытая по донышку бутылка, а в папке на столе серый конверт и само письмо из него.

Мне рассказали, что бутылку нашли случайно карьерные роботы, приняли её за снаряд и остановили работу, ожидая инженеров. Те приехали, просветили предмет, выяснили, что он безопасен и открыли дедовским способом – раскалённой нихромовой проволокой. Это спасло бумаги. Лазерный резак их бы сжёг. Один из инженеров – Штефен Роберт, отец бывшего тут высокого и несколько застенчивого юноши Эдика Роберта (Эдик – имя, Роберт – фамилия, пояснил он при знакомстве) принёс письмо домой, но прочесть не могли, вроде по-русски, но очень странно. Отнесли утром в мэрию в учебный класс, но Марта была на дежурстве в Соловье, и письмо оставили администратору. Тогда Влада и вспомнила про меня и моё «архивно-историческое» прошлое.

Я осмотрел бутылку. Историческая бутылка, конечно, – штоф конца 19 века с царским гербом и инициалами заводчика на стекле. Современница гостиницы, между прочим, отметил я, вспомнив цифры «1896» на стене её башни. Достал из рюкзака тканевые перчатки и взял в руки конверт. Пусь, чувствуя важность момента, оставил свою приятельницу и сел около моей ноги. На конверте уже была пара свежих жирных пятен.

– Это мои, – виновато пояснил Эдик. – Папа принёс, а мы как раз ужинали. Курицу ели.

Услышав про курицу, Пусь поскрёб было меня лапой, но быстро сообразил, что тут её нет и не будет, и снова затих.

От адреса на конверте остались отдельные буквы. Не прочесть. Приборами, может, разберёшь. Марок не было. Даже не клеили. Чистый конверт.

Взял само письмо. Написано было на дореформенном русском, но многие буквы автор писал на латинский лад. В результате я прочёл притихшей аудитории следующее:

«Дорогая Калерия Фёдоровна!