Оценить:
 Рейтинг: 0

Во все глаза. Секретная книга для тех, кто хочет сохранить или исправить зрение

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 2
На страницу:
2 из 2
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Святослав Николаевич тогда уже был профессором, заведующим кафедрой офтальмологии в 3-м медицинском институте (сейчас Московский государственный медико-стоматологический университет им. А. И. Евдокимова, основан в 1922 году – прим. ред.). Это был энергичный и харизматичный мужчина с искорками во взгляде. Внимательно выслушав и выяснив, что я имею технические наклонности, он сразу направил меня в оперблок открывающегося центра МНТК «Микрохирургии глаза», впоследствии носящем имя Фёдорова, помогать подключать хирургическое оборудование.

После этого я уже не сомневался в выборе направления. Святослав Николаевич, сам великий человек и ученый, собирал вокруг себя сильную команду врачей и специалистов, вдохновляющих своим примером. И, когда на 5-м курсе у нас начался цикл глазных болезней, я гордо объявил, что уже занимаюсь в кружке.

Так мой отец и Нонна Сергеевна Ярцева дали мне путевку в офтальмологию.

Мое первое отделение, мой первый научный руководитель

Вскоре Нонна Сергеевна отвела меня в Отдел глаукомы, где я познакомился с заведующим отделом Валентином Ивановичем Козловым. Это был уже немолодой, но по-прежнему увлеченный, ищущий и пытливый человек. Он постоянно занимался разработкой и внедрением новых хирургических методик и методов обследования глаукомы. Так как я был технически грамотным, хорошо разбирался в физике и мог спаять какую-то простую электронную схему, то быстро подружился с Валентином Ивановичем, был полезен ему и получил распределение в его отделение. Валентин Иванович в то время занимался разработкой прибора, который позволил бы измерять давление в поверхностных (эписклеральных) сосудах склеры. От изменения давления в них зависит течение и прогноз глаукомы, а также эффективность оттока жидкости после операции по поводу глаукомы. Это была научная работа, и я активно участвовал в ней.

Субординатура

В конце пятого курса Святослав Николаевич собрал всех студентов, посещающих кружок, у себя в кабинете. Это был практически пульт управления центром. Множество телевизоров транслировали ход операций из всех операционных, и Фёдоров мог наблюдать и в нужный момент вмешаться.

Знаменитый кабинет Фёдорова С. Н.

В то время в центре уже начали делать первые операции. Это был период становления и эмоционального подъёма. Атмосфера чего-то нового, вдохновляющего, выдающегося чувствовалась в коллективе. Каждый ощущал себя сопричастным к созиданию чего-то грандиозного, необыкновенного, перспективного.

Нас, кружковцев, было 12 человек – 11 молодых людей и 1 девушка.

– Всех ребят, которые хотят стать офтальмологами, беру к себе на курс субординатуры и постараюсь всех оставить работать у нас в институте, – объявил нам Святослав Николаевич, озвучив наши мечты.

Субординатуру я отработал в отделении хирургического лечения глаукомы: писал истории болезни, ассистировал в операционной, продолжал ходить в кружок. В то время вышла моя первая научная статья в соавторстве с Нонной Сергеевной, посвященная исследованию кровотока у пациентов с глаукомой. С ней было очень интересно работать. Мы вели ее больных, изучали аккомодацию на различных приборах, пульсовое давление, наблюдали пациентов с синдромом Шегрена (основной симптом – генерализованная сухость слизистых оболочек, в том числе глаз – прим. ред.), с пигментным ретинитом и другими заболеваниями. Вели так называемые «тематические карты», в которых подробно от руки заполняли все результаты исследований, состояние органа зрения пациента до лечения, после лечения, в отдаленном периоде. Так мы постигали азы научных работ.

Распределение

После субординатуры меня распределили в отделение хирургического лечения диабетической ретинопатии и патологии оперированного глаза. В то время заведовал отделением профессор Ярослав Иосифович Глинчук. Меня тепло приняли в коллектив, и я начал заниматься такими проблемами, как отслойка сетчатки, травмы глаза, гемофтальм, диабетические и прочие патологии.

Безусловно, я мечтал оперировать, но нас долго не допускали к самостоятельным операциям. Молодые врачи по нескольку лет ассистировали опытным хирургам и вели истории пациентов, терпеливо дожидаясь своего звездного часа. Некоторые, не дождавшись, уходили и меняли специальность.

Я оставался в институте, потому что мне очень нравился Святослав Николаевич, его подход к делу, к лечению пациентов, его новаторство, великий дух и ум. Он мыслил нестандартно и ничего не боялся.

И конечно, мне очень нравилась офтальмология. Я был ею заражен и увлечен. В институте в то время уже были прекрасные микроскопы и новейшее оборудование в операционных. Ассистент так же, как и ведущий хирург, наблюдал весь ход операции под микроскопом. Оперировали мы без перчаток, обрабатывая руки до стерильности – Фёдоров не любил перчатки, считал, что микрохирургия требует особой чуткости рук. Инструменты и нити, которыми мы зашивали глаз, тоже были современные, тончайшие, самых лучших мировых производителей. Только хрусталики вставляли свои, отечественные, которые изготавливали тут же – на заводе при МНТК «Микрохирургии глаза».

Вместе с Ярославом Иосифовичем Глинчуком мы проектировали и вносили усовершенствования в витреотом – аппарат, которым удаляют стекловидное тело, срезая волокна и одновременно отсасывая их и вводя физиологический раствор. Чтобы волокна не тянуть, а именно срезать, нужна идеально заточенная режущая часть. Поэтому у меня было несколько инструментов, которым я сам её подтачивал.

Наконец, набравшись опыта, я получил возможность провести самостоятельную операцию. К тому моменту пациентов в институт стало обращаться все больше и больше, объективно потребность в хирургах возросла. Нужно было осваивать новые хирургические технологии – появилась радиальная кератотомия (радиальную кератотомию, предложенную Фёдоровым, ввели в практику с 1977 года – прим. ред.).

Нужно было оперировать больше катаркт и имплантировать искусственные хрусталики – пациенты приезжали за ними со всей страны и всех союзных республик. И Святослав Николаевич в приказном порядке распорядился молодым хирургам оперировать самостоятельно.

Одной из первых техник, которую я освоил, была вазореконструктивная операция на височной артерии при глаукоме, при атрофии зрительного нерва и некоторых других дистрофических заболеваниях сетчатки и зрительного нерва.

Следующими стали склеропластическая операция при прогрессирующей близорукости и все виды радиальных кератотомий, которые мы проводили в большом количестве. Потом я научился оперировать катаракту, отслойку сетчатки. В последующем освоил другие сложные техники.

Первая операция

Про дебют в операционной расскажу отдельно. Первую свою пациентку с кератотомией помню до сих пор.

Признаюсь честно, было очень страшно, но самому сделать операцию хотелось ещё сильнее.

Я уже писал, что Святослав Николаевич мог в любой момент подключиться к ходу операции: в каждом микроскопе стояла видеокамера, изображение с операционного поля передавалось на мониторы в зале и в кабинете Фёдорова. В институте было около 40 операционных залов: 8 залов на втором этаже, по 2 микроскопа в каждом; 8 микроскопов на седьмом этаже плюс «Линия прозрения» (так назвал Фёдоров офтальмологический конвейер, на котором большому количеству пациентов врачи оказывали помощь поэтапно – прим. ред.). На примерно 30 мониторов в кабинете Святослава Николаевича передавались изображения операций в реальном времени. Каждому хирургу подключали наушник, через который Фёдоров при необходимости давал распоряжения.

Я делал молодой девушке радиальную кератотомию. Моего заведующего отделением и других более опытных хирургов тогда не было со мной. Волновался я сильно и чуть глубже сделал надрез роговицы, получив прокол и небольшую гипотомию глаза. Уверенный, что неловко нанес пациентке серьезную травму, я запаниковал. Под микроскопом масштаб проблемы казался гораздо больше, и степень моего страха тоже во много раз увеличивалась. Как же теперь быть? Как лечить?

И тут, как назло, подключается Святослав Николаевич и спрашивает:

– Кто оперирует?

– Да вот… я, Гусев Юрий, доктор из отделения хирургического лечения диабетической ретинопатии и патологии оперированного глаза, – пробормотал я, ожидая разноса.

Но он, наоборот, подбодрил меня, сказав:

– Продолжайте, только переднюю камеру восстановите. Все нормально, все идет хорошо.

Я так и сделал, как сказал Святослав Николаевич. Закончил операцию хорошо. Понаблюдал эту девушку, через несколько часов у нее никаких негативных последствий не было, а позитивный эффект по зрению был в итоге достигнут. Я считаю, что это было не просто «боевое крещение». Своей поддержкой великий Фёдоров дал старт моей карьере хирурга-офтальмолога, который обязан быть тщательным и осторожным, но не имеет права на страх и нерешительность.

Надо сказать, что при радиальной кератотомии перфорация (прокол) роговицы была частым осложнением. Разрез роговицы нужно было делать как можно глубже – чем глубже надрез, тем лучше послеоперационный результат. Опытные хирурги специально делали микроскопические проколы, что позволяло компенсировать близорукость высокой степени эффективнее, чем при стандартных операциях. Стандартной операцией убиралось до ?6 диоптрий, то есть у пациентов с миопией большей степени до «единицы» зрение не компенсировалось. За счет более глубоких разрезов с микроперфорациями можно было убрать до ?7 и даже до ?8 диоптрий, что мы и делали, когда позволяло строение глаза. Мы делали очень много радиальных кератотомий – это было ноу-хау нашего института, к нам выстраивались очереди из желающих избавиться от очков.

В общей сложности я провел несколько тысяч таких операций. И даже впоследствии обучил данной операции моего заведующего Ярослава Иосифовича Глинчука и многих молодых хирургов, потому что Святослав Николаевич обязал всех уметь это делать, настолько был высокий спрос.

Научная работа

Под руководством Святослава Николаевича я защитил кандидатскую диссертацию. Тема была очень актуальная, связанная с лечением послеоперационных эндофтальмитов – внутреннего воспаления глаза. Я работал тогда в отделении патологии оперированного глаза, и мы редко, но все же наблюдали таких пациентов. В минимальном проценте случаев после операции попадала в глаз инфекция, и возникал эндофтальмит. Это крайне тяжелое осложнение с высоким риском потери глаза. Можно назвать этих пациентов самыми сложными во всем институте! Все врачи переживали за таких больных. Каждый случай разбирали на общебольничной конференции.

Фёдоров очень ревностно относился к каждому случаю. «В самом передовом институте в стране и даже, возможно, в мире – и возникают эндофтальмиты? Такого быть не должно! Если они возникают, значит, в чем-то есть проблема», – говорил Святослав Николаевич.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 2
На страницу:
2 из 2