Татьянин день

– Как? – изумилась Дуда, – всё-таки расстался с Ритой? Жаль! Они очень подходили друг другу. И почему так получилось? Не знаешь подробностей? Расскажи, что произошло. Ведь дня друг без друга не могли прожить! Неужели разлюбили? – предположила девушка. – Может быть, ты меня тоже разлюбишь? Скажи, можешь меня разлюбить? Но в ответ услышала лишь сладкое посапывание.

Дуда приподняла голову с мерно вздымающейся и опускающейся широкой груди и поняла, что ответа не услышит, поскольку Игорь спал. Дуда никак не могла привыкнуть к тому, что её молодой человек, мог вот так, в одно мгновение, иногда даже не договорив фразы, провалиться в глубокий сон, оставив наедине со своими мыслями…

«Ну вот, меня разбудил, растревожил, а сам взял и уснул», – с досадой подумала Дуда.

Мечтательно глядя то на люстру молочного цвета, висевшую почти под самым потолком, то на жалюзи, сквозь которые пробивался солнечный свет, она думала о приятных вещах, ждущих в праздничный день. Тишину комнаты нарушало негромкое, монотонное тиканье настенных часов с кукушкой. На душе стало уютно и спокойно. Дуда нежно обняла блаженствующего Игоря, стараясь прижаться сильнее, и очень скоро задремала…

Семейная жизнь

Всё получилось так, как и хотела Даля. Чем взяла Рудо белокурая красавица – осталось секретом. Но девушка очень скоро отвадила горячего латиноамериканца от прежних пассий. Перемены в поведении аргентинца не остались не замеченными. Соседи по комнате обратили внимание, что жизнь Рудо совершенно преобразилась: перестали появляться в гостях девушки, к которым все успели привыкнуть, оказался куда-то заброшен график регулярных встреч с подружками.

Тимуру казалось, что перемены, происходившие с другом, не к лучшему. Из независимого, обаятельного и любившегося гульнуть парня Рудо на глазах превращался в образцового подкаблучника, не смевшего ни в чём перечить желаниям своей новой дамы сердца. Когда Тимур впервые увидел Далю, несмотря на всю внешнюю привлекательность девушки, и её попытки произвести хорошее впечатление, эффект получился обратный. У Тимура отчего-то возникла стойкая неприязнь к новой знакомой.

– Даля не так проста, как это может показаться, и не та, за кого себя выдаёт, – как-то вечером, лёжа в кровати и собираясь отойти ко сну, поделился своими наблюдениями Тимур.

– Ты просто мало знаешь, – ответил, расплывшись в белозубой улыбке аргентинец, копаясь в шкафу и тоже готовясь лечь отдыхать, – это только так кажется, но она очень добрая и внимательная.

– Согласен, девушку не знаю, но сам-то когда успел хорошо узнать? Встречаетесь всего ничего? Объяснить сейчас не могу. Возможно, и ошибаюсь. Но не теряй головы, – посоветовал Тимур другу.

Даля, добиваясь своей цели, искренне считала, что поступает правильно. Девушку ничуть не смущало, что к Рудольфо она особых чувств не испытывает. Главное – появилась возможность уехать навсегда за границу, и глупо этот шанс упускать. В дело был пущен весь арсенал обольщения: чувственность, изысканный внешний вид, свобода отношений и демонстративная привязанность. Что же Рудо? Подобно зверьку из сказки Андерсена, потеряв всякую волю и остатки благоразумия от звуков волшебной флейты, он добровольно шёл в омут. Уже через пару месяцев Рудольфо оказался в полной власти девушки. Финальной точкой стала летняя поездка в Вильнюс. Мать девушки оценила выбор дочки и принялась активно обхаживать потенциального зятя. Рудо покорил не только радушный приём, оказанный родственниками Дали, но и сам город. Вильнюс понравился своей чистотой, ухоженностью и неспешным ритмом жизни, так не похожим на московскую суету. Немало удивило Рудо и чрезвычайное дружелюбие здешних жителей, которое, впрочем, легко объяснялось тем, что в нём без труда распознавали иностранца. Осенью на третьем курсе, когда Тимур переселялся в Главное здание, а Володя и Андрей покинули альма-матер, окольцованный Рудо уже обживался с молодой супругой в семейном общежитии на улице Кравченко. Скоро у молодых появился мальчик, в котором Рудо души не чаял. Всё сложилось как нельзя лучше, и каждый получил, чего хотел: Рудо – сына, внимание и заботу молодой жены и услужливой тёщи, а Даля – перспективу обосноваться навсегда за границей. Казалось, что пара сложилась и оба нашли свое счастье.

Два года, минувших со времени женитьбы Рудо, пролетели быстро. Как это ни удивительно, но семейная жизнь аргентинца удалась. Тимур не мог поверить своим глазам, но Рудо за короткое время из беспечного гуляки, склонного к частому адюльтеру превратился в примерного семьянина и заботливого отца. Такое радикальное преображение друга никак не укладывалось в голове, и возникал вопрос: «Тот ли это вообще человек, которого я до сих пор знал?» Даля удивляла своим поведением и отношением к супругу не меньше.

«Неужели ошибся в оценке Дали?» – думал Тимур, искренне радуясь, что оказался неправ в своём предположении.

Наступило лето. Рудо с блеском закрыл последнюю сессию в своей студенческой жизни и перешёл на шестой курс. На физическом факультете последний курс длится один семестр, заканчивается в январе и целиком посвящён написанию дипломной работы. Рудо после окончания летней сессии, по сложившейся традиции, на два месяца отправился в стройотряд. Если раньше, до женитьбы, денежная сторона вопроса поездок в студенческие стройотряды не носила определяющего характера, то теперь – всё иначе. За лето в стройотрядах студенты хорошо зарабатывали и обеспечивали безбедную жизнь на весь учебный год. Рудо считал, что должен содержать семью, у него подрастал сын, которому шёл второй год, и поэтому денежный вопрос стоял довольно остро. Мальчик рос буквально не по дням, а по часам, намного опережая сверстников. Даля шутила, что родила мужу второго Сабониса (знаменитый литовский баскетболист). Рудольфо не мог на него нарадоваться и немного грустил от мысли, что на целое лето будет вынужден расстаться с малышом. Даля, свободно владевшая английским языком, на лето осталась в Москве, чтобы пополнить семейный бюджет, подрабатывая гидом, а сына на время отправила к маме.

Дэвид

Филолог по образованию, специализировавшийся на русской литературе, Дэвид приехал в МГУ по обмену на годичную стажировку. Обычно на длительную стажировку специалисты приезжают с семьёй, но Дэвид, только недавно перешагнувший тридцатилетний рубеж, брачными узами обременять себя не торопился. Несмотря на то, что Дэвид готовился стать специалистом по русской литературе, язык он знал скверно, говорил с ужасным акцентом и любой студент-иностранец, проучившийся на подготовительном отделении МГУ, мог дать ему хорошую фору.

Даля познакомилась с британцем случайно, когда заскочила к Яне, своей подружке, аспирантке филологического факультета. Яна жила в Главном здании и с Дэвидом общалась по работе довольно часто, стажер из Британии обитал на одном с ней этаже. Новый знакомый впечатления не произвёл: невысокий, сухощавый, даже тощий, с непропорционально большой головой, тяжёлой выпирающей челюстью, редкими вьющимися рыжими волосами и серыми прозрачными, спрятанными за круглыми стёклами очков, глазами. Да и куда ему, с его-то внешностью, типичной для жителя туманного Альбиона, было тягаться с мужем Дали – жгучим латиноамериканским красавцем!

Совсем иные чувства вызвала встреча у Дэвида. Если сказать, что знакомство с девушкой произвело на него сильное впечатление – значит, ничего не сказать. Хватило одного взгляда, чтобы потерять голову. Что в образе незнакомки так подействовало на флегматичного британца, не понятно. Однако Дэвид стал искать повода и любого удобного случая, чтобы чаще видеться с пленившей воображение красавицей. Сначала напросился в помощники Дали как гиду, якобы в целях улучшения своего русского и изучения достопримечательностей города. Отсутствие языкового барьера позволило много и интересно общаться. Понемногу Даля стала интересоваться услужливым знакомым. Как-то незаметно облик британца перестал казаться блеклым и даже стал интересен своей необычностью. Безупречное воспитание, проницательный ум и отличный вкус очаровывали Далю гораздо больше, чем внешний вид молодого человека. Спустя некоторое время Дэвид, не стесняясь, выражал восхищение самой девушкой, её очаровательным сыном, фотографии которого довелось увидеть, побывав в гостях у Дали. В отношениях с девушкой британец не переходил дозволенных приличиями границ, понимая, что перед ним замужняя женщина.

Прошло больше двух недель с момента знакомства и почти ежедневного общения молодых людей. Дэвид много и охотно рассказывал о детстве, учёбе в старейшем британском университете, о Лондоне и Англии вообще, и о своих планах на будущее. Воображение девушки рисовало пасторальные картины жизни в туманном Альбионе и казалось, что именно о такой жизни она мечтала с детства. Думать о Рудо хотелось всё меньше. О сыне Даля вспоминала не так часто, как раньше, и звонила матери в Вильнюс намного реже.

В один из дней Дэвид сообщил, что на выходные едет в Ленинград. Даля не придала событию значения, лишь пожелала новому знакомому хорошей поездки. Но когда обнаружила, что рядом нет того, к кому успела привыкнуть, девушка заволновалась. Два дня, пока подданный её величества любовался красотами города на Неве, Даля неотступно думала о нём. Когда же восторженный от увиденного в Северной Пальмире Дэвид вернулся, девушке показалось, что только этого момента и ждала. Наверное, она больше чувствовала, чем понимала, что регулярные частые встречи не могут пройти просто так, но это отчего-то уже не пугало.

Молодые люди продолжали дружески общаться и захаживать друг другу в гости. Прошёл месяц. «Шила в мешке не утаишь!» – гласит народная мудрость. В один из дней Даля допоздна задержалась в гостях у Яны. Распрощавшись с подружкой, торопливо идя по коридору, неожиданно столкнулась с Дэвидом, который не мог скрыть радости от встречи. Несмотря на поздний час, уговорил девушку зайти ненадолго в гости. Даля замялась, но потом согласилась…

На следующее утро, лёжа в постели рядом с Дэвидом, она уже точно знала, что сделает всё, чтобы не разлучаться с ним. Далю не волновало, что она замужем и у неё подрастает сын, и непонятно, чего здесь было больше: желания стать настоящей британкой или действительно чувства, вспыхнувшего в её холодном сердце.

Каждый день они проводили вместе, смело строя общие планы на будущее. Дэвид сиял от счастья, как надраенная бляха солдатского ремня, и не сильно задумывался о том, как будет объясняться с мужем своей возлюбленной. А вот объясняться пришлось. Произошло всё как в скверном анекдоте. Рудо вернулся из казахстанских степей, где трудился студенческий стройотряд, на три дня раньше, чем обещал супруге. Он летел на крыльях любви, в прекрасном настроении! Еще бы! Получилось заработать много больше денег, чем планировал, и очень хотелось сделать жене маленький сюрприз: свозить на недельку к теплому морю, в любимый студенческий лагерь «Буревестник»! Самолёт прибыл ночью, но Рудо не стал дожидаться утра, пока начнут курсировать рейсовые автобусы. Взял такси и по двойному тарифу быстро домчался до общежития. Извинившись перед вахтёром за то, что так рано побеспокоил, поднялся на этаж и тихо, стараясь никого не разбудить, открыл дверь комнаты. Свет из коридора скользнул внутрь и осветил краешек расстеленной кровати. Сердце забилось часто!

«Наверное, спит? Не напугать бы мою милую», – с нежностью подумал Рудо.

Но в следующее мгновение, когда дверь открылась чуть шире, а свет выхватил из темноты всю нижнюю половину кровати, Рудо остолбенел. Из-под одеяла, рядом с нежными женскими ножками, торчали чьи-то рыжие и волосатые… Что случилось потом, Рудо плохо помнил. По счастью, его успели остановить дюжие молодцы из соседних комнат, сбежавшиеся на дикий грохот падающей мебели и истошный крик Дали. Результатом бурного объяснения стало разбитое лицо британца и травмы обеих рук аргентинца. Рудо, который всей душой был предан супруге, хранил верность и безумно любил сына, стал рогоносцем. Для латиноамериканцев – самое страшное оскорбление.

Скандал, к счастью, замяли. Дальше – развод по обоюдному желанию. Решением суда ребёнка оставили матери. А что Рудо? Он впал в жуткую депрессию. Единственное, что удерживало от окончательного срыва – подготовка дипломного проекта. Рудо с головой ушёл в работу…

В столовой

Если Тимур на отсутствие аппетита никогда не жаловался и в любое время был не прочь подкрепиться, то Рудо большим гурманом не слыл и к пище относился весьма равнодушно. Друзья едва успели проскользнуть в просторный, залитый светом зал, как тут же бдительная дежурная закрыла за ними высокую стеклянную дверь.

Столовая закрывалась, поэтому выбор блюд на витрине не отличался большим разнообразием. Пришлось довольствоваться тем, что завалялось на раздаче. В итоге на поднос к Тимуру перекочевал почти весь оставшийся на полках ассортимент. Набор блюд Рудо оказался куда скромнее и ограничился молочными сосисками с яичницей, салатом из моркови с яблоками, стаканом сметаны и чашкой чая с долькой плавающего в нем скукоженного лимона. Оплатив покупки, парни направились к свободному столику на подиуме, который отделялся от центральной части зала невысокой декоративной оградкой с дубовыми перилами. Друзья, расставив тарелки, уселись за стол у большого окна, прикрытого занавеской из прозрачного тюля. Народу в зале почти не осталось. За парой соседних столиков добивали остатки завтрака припозднившиеся аборигены из общежития.

Тем временем дежурная вывесила табличку «Закрыто» на входной двери, за которой осталась группа опоздавших и не сумевших прошмыгнуть в зал студентов. Повариха, полная женщина, облаченная в белоснежные одежды, с высоким колпаком на голове, важно прошествовала в центр зала, где присоединилась к другим сотрудникам, вышедшим из цеха на перерыв.

Недалеко от места, где проворно орудовали столовыми приборами Тимур и Рудо, собралась не большая, но шумная компания: повара, помощники, работники варочного цеха, сотрудники, трудившиеся на раздаче, и кассиры. Они, сдвинув несколько столов, уселись дружной компанией. Разговоры тружеников столовой периодически прерывались взрывами смеха. Набор блюд на столе у поваров и помощников ничем не отличался от того, что предлагался студентам. Тем временем в большом зале столовой кипела работа. Уборщицам за время короткого перерыва следовало навести порядок, чтобы успеть к уже скорому и самому беспокойному времени в работе столовой – обеду.

– Рудо, сегодня Новый год, не забыл? – глядя за спину приятелю, туда, где шумно чаевничали труженики в белых одеждах, спросил Тимур. – Какие у тебя планы? Где встречать собираешься?

– Что тут думать? Знакомые, с кем приехал когда-то Москву, хотят собраться. Наверное, больше не увидимся. Учёба подошла к концу. Скоро разъедемся по домам, кто куда, – с грустью сказал Рудо. Поковырявшись немного вилкой в салате, продолжил: – Да и я тоже собираюсь ехать домой…

– Как домой? – чуть не подавился Тимур. – Вот это новость! У тебя же красный диплом намечается! Не забыл, что 25 января, на Татьянин день, в торжественной обстановке из рук ректора его получишь, а там и аспирантура тебе гарантирована! Неужели бросишь всё и уедешь? Тема работы у тебя отличная, и шеф что надо. С таким раскладом через три года защитишь кандидатскую, и тогда уже не магистром, а доктором наук вернёшься домой! Мне помнится, ты и сам так планировал сделать.

Тимур не мог поверить в то, что сейчас услышал от друга. Новость подпортила и без того неважное настроение. Ко всему добавились грустные мысли о том, что приближается момент расставания с друзьями, вместе с которыми не один год прожил бок о бок. Не хотелось верить, что безвозвратно уходят в прошлое ночные посиделки в общежитии, когда можно без особых церемоний заглянуть в комнату к друзьям.

Тимур привык к общежитию, и ему не верилось, что безмятежная студенческая жизнь подошла к концу. Хотелось хоть как-то продлить это время и сохранить сложившийся круг общения, поэтому Тимур бросился уговаривать друга не спешить с отъездом.

– Зачем торопиться? – спросил Тимур.– Ведь ты здесь давно свой, почти что соотечественник?

– Нет, – пряча глаза, словно стесняясь признания, ответил Рудо, – не соотечественник…

– Да брось, не цепляйся к словам, ну, ты же по духу наш. Ты соотечественник не в смысле гражданина страны, а в смысле ментальности. Ну, сам рассуди. Тебе, чудак-человек, выгодней здесь продолжить учёбу, чтобы потом вернуться на родину, но в другом, более высоком статусе!

Тимур, столь красноречивый и убедительный, стыдился признаться себе, что главный мотив его увещеваний – простой эгоизм, а не забота о карьере Рудо.

– Всё, что ты говоришь, правильно – не возразишь, – Рудо положил вилку на стол, откинулся на спинку стула и, глядя в окно, задумчиво сказал, – полгода назад примерно так же рассуждал. Всё ясно и просто: что делать, и как строить жизнь. Правильно говоришь, что сейчас у меня есть все возможности, и есть прямая выгода от продолжения учёбы, но нет главного – нет желания здесь оставаться.

Голос Рудо то ли от волнения, то ли от нахлынувших воспоминаний задрожал.

– Очень хочу вернуться домой. Соскучился по родителям, по младшему брату и сестре, которых не видел уже семь лет. Подумать только семь лет! Здесь ничто не держит. Нет сил, даже до защиты потерпеть. Наверное, тоска по дому есть не только у русских. Последние месяцы совсем грустно стало, только работа и спасала. Сейчас, когда делать нечего и осталось дождаться только дня защиты, время словно остановилось. Там, далеко, я свой, а здесь – чужой…

– Почему чужой? А друзья, а университет, а знакомые и земляки? – горячо заговорил Тимур, – Понимаю, не срослось с Далей, так что, из-за этого жизнь рушить и карьеру свою гробить?

Всё, к чему сейчас призывал друга Тимур, в равной степени относилось и к нему самому, переживавшему разрыв с любимой девушкой. Его тоже ничего вокруг не радовало, и так же, как и Рудо, он испытывал щемящее чувство одиночества среди толпы. В собственной слабости и малодушии всегда труднее признаваться. Тимур сам только и мечтал о том, чтобы скорее покончить с дипломом и драпануть домой, на Кавказ, где ничего не напоминало бы ему о теперешних переживаниях.

«Когда, ко всему прочему, ещё и находишься в чужой стране, чувство одиночества, наверное, становится нестерпимым», – подумал Тимур.

Видя, что Рудо не радует тема, Тимур замолчал. Оба сосредоточенно смотрели в свои тарелки, орудуя ножами и вилками. Быстро по-армейски прикончив свой завтрак и отхлебнув глоток ещё горячего чая, Тимур поднял глаза на собеседника, который к этому времени тоже практически завершил трапезу. Тимура охватила тоска от мысли, что, возможно, это их последняя беседа за одним столиком. Стало понятно, что аргентинец не рисуется и действительно очень скоро покинет страну, уедет за океан, и они вряд ли когда-нибудь встретятся. Отгоняя невеселые мысли, Тимур, снова заговорил.

– Как дома? Как родные и близкие?

– Нормально. К счастью, все живы и здоровы. Больше всех скучает мама, отец спокойнее относится к разлуке, а брат и сестра стали взрослыми. Представляешь, – оживился Рудо, – сестра, пока я здесь учился, успела выйти замуж и даже родить дочку! Так что я теперь еще и дядей стал. В голове не укладывается! Когда уезжал, сестре только четырнадцать лет исполнилось, а тут она уже мамой стала! Даже представить трудно.