Бей! Корсар из будущего

Меня втолкнули в комнату, впечатали на табурет и встали сзади.

Передо мной в пяти шагах стоял стол с письменными принадлежностями. За столом в кресле восседал невзрачного вида плюгавый служивый, раздувавший щеки от собственного величия и осознания важности своей персоны.

– Кто таков?

– Кожин Юрий, лекарь.

Вероятно, это был подьячий. Он старательно заскрипел пером по бумаге.

– Ты обвиняешься в злонамеренном убийстве боярина Сорокина Ильи. Что можешь сказать?

– На дороге я убил татя, который зарубил возничего и угнал возок с боярыней, назвавшейся мне Матвеевой Варварой. Мои слова может подтвердить боярский сын Андрей – мы вместе были. А еще пленный, что вместо убитого кучера управлял возком.

– Так, значит, не отрицаешь, что боярина жизни лишил?

– Нет, убил татя.

– Приведи сорокинского холопа.

Стоявший сзади амбал вышел и скоро вернулся с пленным ездовым, которого мы хотели повесить. Едва увидев меня, мужик ткнул в меня пальцем:

– Он, он это! Убил на дороге хозяина моего, честнейшей души человека, и меня хотел повесить.

– Это правда? – строго спросил подьячий боярского холопа.

– Истинно так! – Бывший пленный перекрестился.

– Подтверждаешь? – посмотрел на меня сыскной чиновник.

– Татя за злодейство убил, а сообщника – вот его – хотел повесить, было.

– Ага, – удовлетворенно кивнул подьячий. – Уведите холопа.

Ездового вывели.

– С какой целью убил?

– Наказать за разбой – я ведь говорил уже.

– Тогда зачем сам боярина обобрал?

– Не брал я ничего!

– А сабля в ножнах? Андрей ничего не скрывал, все как есть рассказал.

– Я ее и вправду взял, но потому только, что у меня пистолет был разряжен, другого оружия не имелось, а возок отбивать надо было. Найдите боярыню Матвееву, коли мне не верите, поговорите с ней.

– Не учи, я сам знаю, что мне делать. Вина твоя и твоего сообщника видна и так. После обеда на дыбу пойдешь, да пятки поджарим – все сам тогда и расскажешь, зачем боярыню искать?

Я похолодел. Положение складывалось не в мою пользу, хотя я продолжал считать себя невиновным.

А если эти костоломы начнут пытать – что от меня останется? На что способен еще буду? Попаду на дыбу – вывернут суставы, – о лекарской практике придется забыть напрочь. Потом мне стало смешно. На дыбе сознаешься в том, чего никогда не совершал. А после нее казнят за вины многие. О какой работе ты еще заботишься, Юра? Отсюда живым не выйти…

Я улыбнулся своей наивной вере в возможность справедливого исхода. Не тот век! Кровожадный Иван Грозный многим пример подал, как «суд» вершить – малюты скуратовы на Руси в большой силе!

Видимо, мою горькую усмешку эти изверги восприняли как вызов, и это разозлило подьячего. Он дал знак амбалам, и один из них врезал мне в ухо здоровенным кулачищем. Я, как пушинка, отлетел к стене. Из глаз сыпались искры, комната качалась, в ухе звенело. Если они начнут меня бить вдвоем, то мне и до дыбы не дожить.

Сколько раз я смотрел смерти в лицо…

Память бросила меня в первые дни в этом времени, в лето 1571-го, когда я, голодный и оборванный, на рязанском рынке загородил собой несчастную девушку от обнаглевших опричников. Я с гордостью вспомнил, как смог, безоружный, одолеть двух наглецов, в окружении застывшей от страха толпы. Мой счет нежитям, которым я помог предстать перед Судией, был открыт… Тогда мой дух крепила немая солидарность отчаявшегося рязанского люда, поддержавшего меня – кто как мог.

Я не боялся смерти в открытой схватке, на людях – ни тогда, ни потом, когда судьба сводила меня с лихими людьми.

А здесь, в каменном мешке, меня ждала позорная смерть. От страха расстаться с жизнью в бесчестии все холодело внутри. Обольют лжой перед Ксандром, Велимиром… Во мне вскипала жажда сопротивления злу, я не хотел быть перемолотым в безжалостной «мясорубке» инквизиторов Разбойного приказа, которым было с кого пример брать – о кровожадности самого царя Ивана легенды ходили…

Где мой всесильный покровитель – «око государево» – надменный Демьян Акинфиевич? Я давно внушил ему мысль, что моя смерть не останется без последствий. Для него… Или в неведении пребывает городской правитель? Как бы не стало поздно…

А дальше случилось совсем невероятное… Вот и не верь индусам, которые утверждают, что в критические минуты мысль может материализоваться…

В коридоре раздался топот ног, дверь от резкого удара распахнулась. Подьячий вскочил было, открыв рот для ругани, но лицо его вдруг приняло подобострастное выражение.

Я повернул голову и обомлел – наместник! Сам, собственной персоной!

– Что тут происходит? – прорычал наместник.

Он бесцеремонно подошел к столу, оттолкнув в сторону побелевшего подьячего, который так и остался стоять с раскрытым ртом, уселся в его кресло, смахнув рукой бумаги на пол.

– Вот, татя задержали, убил на дороге из пистоля боярина Сорокина, у него и сообщник есть.

– Это кто тать? Вот он? – наместник ткнул в меня пальцем.

– Он, – неуверенно подтвердил подьячий. В его службе появление наместника в Разбойном приказе было впервые, и в мозгу забрезжило понимание, что он сделал что-то не так.

– Кожин, встань, расскажи – как было дело.

Я с трудом поднялся, в голове еще шумело. Подьячий услужливо подставил табурет. Наместник кивнул. Я уселся и подробно рассказал о событиях на суздальской дороге.

– Где боярский сын?

Подьячий махнул рукой, и амбал притащил Андрея. Я с трудом его узнал – лицо распухло от побоев, рубаха была в крови.

– Он правду говорит? Расскажи, что сам видел, – повелел наместник.

Андрей медленно, кривясь от боли в разбитых губах, коротко пересказал об обстоятельствах убийства боярина: обнаруженном трупе возницы и последующей погоне за убийцами, сопротивлении вооруженного незнакомца и моем выстреле в него, возке с боярыней Матвеевой.

– Боярыню нашли?

– Нет еще, – проблеял испуганно подьячий.