Атаман царского Спецназа

– Котлов Юрий.

– Спасибо, выручил, бо все полегли бы тут, подрастерялись мы маленько. Ратник?

– Нет, приходилось просто.

Не мог же я им рассказать, что драться научился в институтской секции.

– Откуда сам?

– Из Москвы, да давненько не был здесь, не знаю даже, ждет ли кто, – продолжал врать я.

– Да, слыхали мы, пожар в Москве был ноне сильный, много домов погорело, даже сказывают – царский дворец и митрополичьи палаты сгорели; царю Ивану что – новые хоромы отстроят, холопов у него много.

– Это какому Ивану?

– Да ты что, паря? Ивану Четвертому, он помазан на царствие уж восемь месяцев как.

Прокололся я слегка, историю надо было лучше учить.

– А далеко ли до Москвы, мужики?

– Да нет, с утречка двинемся, а вскоре и Москва.

– А чего же вчера не дошли?

– Так за постой платить надо – за лошадей, за себя; где же денег взять?

Утром обозники снова сварили кашу с салом, мы не спеша поели. Крестьяне запрягли лошадей. Поскольку возничих не хватало, пришлось мне сесть на телегу и взять в руки вожжи. Еще двух лошадей с телегой привязали уздцами к передним телегам. Так и тронулись.

Часа через два в облаках пыли въехали в посады. С обеих сторон тянулись убогие избы, кузнечные, гончарные, кожаные, столярные мастерские. Их можно было узнать даже по запаху.

Постепенно дома становились лучше, и вот мы въехали в городские ворота. Стражники взяли с каждой подводы по полушке, и мы вкатились в сам город. Я был разочарован – немощеные улицы, сбоку смердящие канавы, деревянные дома и пыль. Да и по размерам, как нынешняя Шатура, наверное.

Наш небольшой обоз проследовал на рыночную площадь. Здесь я тепло попрощался с попутчиками и отправился восвояси. Собственно, даже и не отправился.

Походил по торгу, посмотрел, что продают. Были здесь мясные ряды с висящими тушами свиней и коров, рыбные, с самым разнообразным товаром – свежей рыбой, вяленой, копченой всех размеров, овощные, где торговали репой, капустой, свеклой, луком и морковкой. Вот картошки тут не было, видимо, не успел дойти до нас этот Колумбов подарок. В тряпичных рядах рябило в глазах от многоцветия рубашек, штанов, платьев, отрезов.

По старым фильмам я думал, что все ходили в сером или черном. Ничего подобного – расцветки поражали разнообразием. Штаны и рубашки были красные, синие, голубые, фиолетовые, зеленые, самых разнообразных оттенков. В ряду кожевенников сапоги – мужские и женские, высокие и низкие, на каблуке и без, из любой кожи, тоже разных цветов, даже красные. Кирзовых вот только не было – изобретение сталинских времен.

Кожевенники, все, как один, заинтересованно разглядывали мою куртку. А некоторые даже вышли из-за прилавков и, поздоровавшись и испросив разрешения, рассматривали молнию и кнопки на рукавах. Цокали языками и под конец спросили:

– Чья работа?

– Турецкая. – Видя непонимание, я вовремя вспомнил: – Османская.

– А-а-а, – с разочарованием вздохнули мастера. – Кожа у них отвратная, да вот застежка интересная, только уж больно тонкая работа. Небось дорого купил?

Я чуть не брякнул – сто баксов, да вовремя прикусил язык.

Ювелирный ряд удивлял тонкой работой, блеском камней и матовым сиянием золота и серебра. Молчаливые, серьезные торговцы, окинув взглядом мою одежду, даже не делали попыток зазвать к своему прилавку. Одет я неподобающе, не выгляжу в их глазах кредитоспособным. Вывод: одеться надо по местной моде. Хорошо сказать – одеться, тут и подхарчиться не на что, в кармане только рубли да американские доллары, обе валюты еще не существуют.

За ювелирным рядом пошел оружейный. Мама моя, родной московской милиции на вас нет! На прилавках и в лавчонках лежало смертоносное железо – булавы, кистени, ножи, сабли, палаши, мечи, копья, рогатины, пики, простые и богато отделанные. Висели и стояли щиты, кольчуги, бахтерцы, куяки, шлемы всевозможные. Ей-богу, глаза разбегаются.

Наверное, при деньгах есть смысл зайти сюда еще. Как я заметил, у всех мужчин здесь на поясе висели два ножа: один маленький – обеденный, второй – здоровенный тесак. Надо бы и мне так.

Я вышел с торга – что мне здесь делать без денег? В толчее меня толкнули, я, в свою очередь, толкнул женщину с двумя корзинами; та неловко упала на бок. Корзины упали, одну в толчее тут же кто-то ловко подхватил, и корзина исчезла. Я успел схватить вторую и помог женщине подняться. Пока она, ругаясь, отряхивалась, я стоял рядом. Наконец она привела себя в относительный порядок, и мы отошли от потока людей чуть в сторону. Извинившись еще раз, я отдал ей корзину, сказал, что вторую кто-то схватил и унес.

– Да видела я, – с досадой произнесла она, – татей полно, грешным делом, я подумала, что и ты из таких, да не похож. Ладно, бог с ней, с корзиной – там только овощи были. За то, что уронил меня, неси корзину до дома, тяжела больно.

Придется нести, виноват. Мало того, что женщину толкнул, пусть и нечаянно, так она еще и корзины лишилась.

Шли квартала четыре, правда длинных. Подошли к двухэтажному деревянному небольшому дому за забором. Женщина открыла ключом калитку, я вошел во двор и перевел дух, поставив корзину на землю.

– Заноси на крыльцо, помощник. Давай хоть квасом али сбитнем угощу.

Мы зашли в дом. Пока хозяйка ходила за квасом, я огляделся. Мужских вещей нигде не было видно, знать, вдова или незамужняя. Хотя откуда у незамужней свой дом?

Хозяйка вынесла корец с квасом, и я выпил. Хорош квасок – холодный, ядреный, аж язык щиплет.

– Как звать-то тебя, помощник?

– Юрием.

– А меня Дарьей. Чем на жизнь промышляешь?

Я смутился:

– Да пока ничем.

– А живешь где?

– Жил в Москве, да давно дома не был; вернулся, а в Москве пожар был, многих домов нет, да и улицы нет.

Дарья оценивающе оглядела меня:

– Ко мне пойдешь по хозяйству помогать? Вдова я, год как мужа схоронила; плохо бабе одной в доме: где забор поправить, где крышу подлатать, да и страшно одной по ночам.

– Чего же слуг не наймешь?

– Да нанять-то можно, только где я денег на все возьму? Муж был – жили в достатке, он купец был. А как его не стало, быстро деньги кончились. Ежели согласен, комнату для жилья выделю, кормление за мой счет, а вот денег дать не смогу, нету.

Были ли у меня варианты? И жить где-то надо, и есть что-то. Поживу пока, а там огляжусь – видно будет. Я согласился.

Дарья проводила меня в одну из комнат на первом этаже, сама хозяйка жила на втором. Я снял косуху, повесил ее на деревянный штырь на стене. Больше никаких вещей у меня не было.

В углу висело зеркало, я подошел и посмотрелся. Матерь Божья! Зарос щетиной, глаза впали, нечесаные волосы. Бомж, да и только. Выйдя в коридор, окликнул хозяйку. Она выглянула из дверей кухни.

– Хозяйка, не найдется ли гребня? И как насчет помыться?