Сотник

Пешим могол биться не любил и не привык, а после битвы коней от войска уже отвели.

Кони могольские к переходам привычные. Низкорослые, мохнатые, они сроду не подковывались, сена не знали, пропитание себе добывали сами – копытами из-под снега.

Налетели воины Евпатия, и пошла жестокая сеча.

Первую сотню басурман русские ратники вырубили быстро, да остальные моголы сумели организоваться, за луки схватились. Но русские с криком «Славься!» рубили и давили.

Подоспела дежурная сотня моголов, рубка на равных пошла – жестокая и беспощадная. Моголы после битвы с владимирским войском подустали, да и растерянность свою роль сыграла.

На первых порах рязанцы верх одерживали, глубоко они вклинились в лагерь супостатов. Было бы их побольше, до шатра самого Субэдея добрались бы.

Но уже несколько сотен моголов коней оседлали и по своему обыкновению с визгом в атаку кинулись.

Завязли рязанцы в месиве людей и коней. Направо и налево рубят, мертвые падают, но на их место живые моголы встают.

Некоторое время Алексей рядом с Брянчиславом дрался, но потом его в сторону оттеснили.

Могольские щиты удар меча не держали и разлетались в щепы. Но чужих воинов было слишком много: снесешь мечом одного, а справа или слева возникает другой.

Боковым зрением Алексей видел, что рязанских ратников становилось все меньше и меньше. Лошади уже ступали по трупам, потому что вся земля была устлана ими. Алексей остро пожалел, что на нем нет кольчуги, а в руке – щита. Пару скользящих сабельных ударов он уже пропустил, армяк был рассечен на спине и слева, и оттуда поддувало.

Пал рязанский знаменщик, не видно прапора боярского, как и самого боярина. Он был слишком заметен в своем золоченом шлеме, и моголы бросили против него самых опытных воинов. Слишком тесно было на поле боя, временами могольская и русская лошади толкались боками, бились копытами – даже кусали друг друга.

Алексей был на голову выше рязанцев, не говоря уже о моголах, и был заметен в бою. Никто из врагов не мог устоять против него больше минуты. Меч Алексея описывал сверкающие полукружья, как мельница крыльями на ветру. Только каждый такой полукруг прибавлял моголам потери – отсеченную руку или голову.

Моголы старались держаться на недосягаемой для меча дистанции, но долго так продолжаться не могло. Лук в такой толчее применить было нельзя, и моголы нашли другой способ.

Один из могольских воинов зашел сзади, что было совсем не сложно, и, выждав момент, набросил Алексею на шею волосяной аркан. Обычно могол сразу пускал своего коня в галоп, стаскивая чужого всадника на землю. А в толчее как пришпорить коня? И могол стал тянуть за аркан.

Когда шею захлестнула жесткая петля, Алексей попробовал перерубить ее мечом. Но аркан набросили сзади, и точно ударить не получалось. Алексей задевал его лезвием, но перерезать не удавалось. Не зря могольские всадники носили длинные волосы, связанные на затылке в пучок, и перерубить их было не легче, чем толстую жердь. Алексей быстро это понял и выпустил меч из руки.

Аркан стягивал его шею все сильнее и сильнее, воздуха не хватало, счет шел уже на секунды.

Обеими руками он ухватился за петлю, напряг мышцы, и – о, чудо! – ему удалось ослабить хватку. Еще одно усилие – и аркан удастся снять.

Но тут на него набросились с двух сторон, ухватили за ноги и стащили с коня. Эх, седла не было и стремян, опереться не на что.

Алексей упал, моголы навалились по два человека на каждую руку и ногу, шустро связали тонкими кожаными ремешками. Потом с трудом подняли, перебросили поперек лошади. Гомонили радостно, руками размахивали. Ухватив, повели под уздцы лошадь.

Внизу, совсем рядом, мелькали трупы моголов и рязанцев.

Алексей зубами скрипел от злости. Вот влип! А ведь о жестокости моголов к пленным наслышан был. Быть сваренным в котле живьем или оказаться с содранной кожей – еще не самое худшее.

Недалеко от юрты какого-то мурзы его сбросили с лошади. Снег смягчил падение. Рядом лежали еще несколько рязанцев.

Бой постепенно стих. Уже не слышно было криков ярости и боли, звона оружия, ржания лошадей.

Алексей слегка повернул голову вправо, влево: полторы дюжины пленных, восемнадцать человек от двух тысяч! Но каждый из погибших воинов Коловрата забрал с собой одну, две, три жизни могольские – кому как повезло.

Алексей усмехнулся: если так будет воевать каждый город или княжество, силы могольские истают быстро. Помощь из Каракорума если и придет, не раньше чем через два года, слишком далеко столица империи.

Моголы собрали трофеи – оружие, щиты, шлемы и кольчуги убитых, обобрали мертвых, сняв с них цепочки, перстни, кольца. Проще говоря – мародерствовали. Потом продолжили пир и лишь далеко за полночь угомонились, улеглись спать прямо на снегу, постелив конские потники, вокруг каждого костра – десяток.

Пленники лежали на снегу. Перед боем ратники поснимали с себя тулупы и кожухи – в бою такая одежда только движения стеснять будет. А сейчас холодно стало. Поверх исподнего – только поддоспешник, на нем – кольчуга. Железо промерзло, и людей бил озноб.

На Алексее кольчуги не было, а шлем сорвали с головы, когда стащили с лошади. Но у него сильно мерзли ноги, кроссовки – обувка летняя.

Моголам было глубоко плевать, замерзнут пленные русские воины или нет, поскольку участь их все равно была предрешена, всех их должны были казнить утром.

Когда начало всходить солнце, Алексей понял, что истекают последние часы жизни. В таком безвыходном положении он был первый раз. Были бы свободны руки – можно было бы воспользоваться артефактами. Но увы…

Вдали виднелась Коломна, город старый и хорошо укрепленный. отсиделись вчера горожане. Нет чтобы ударить на моголов, глядишь – чувствительные потери моголам совместно нанесли бы. Неужели думают и дальше отсидеться? Нет, моголы мимо не пройдут, не за тем они на Русь шли – за трофеями.

Раздался рев трубы, ударили барабаны.

К пленным подскочили моголы, подняли их на ноги. От холода и усталости некоторые пленные воины стояли с трудом, ноги их не держали. Русские воины сгрудились в плотную кучку, каждый понимал: это – конец службы, конец жизни. Каждый из них испытывал страх, но воины старались не показывать свои чувства перед врагом. Никто не упал на колени, не попросил пощады.

Из шатра вышли несколько моголов в теплых, богато расшитых халатах, в войлочных шапках, в красных ичигах с загнутыми носами. Судя по тому, как угодливо прогибались перед ними десятники и сотники – не иначе как мурзы и нойоны.

Но Алексей, как и рязанцы, ошибался: перед ними были сам Батый и Субэдей.

Немного за спинами и сбоку встал толмач.

– Где ваш воевода? – спросил Субэдей, и толмач тут же перевел.

Говорил толмач по-русски хорошо, но с типичным для азиатов акцентом.

– Пал на поле боя, как и подобает богатырю, – вскинув подбородок, ответил один из рязанцев.

– Найдите мне его, – кивнул Батый.

Пленники стояли на месте, а рядовые моголы кинулись на поиски, воеводу от рядового воина всегда можно было отличить по украшенным ножнам меча, по шлему, по шерстяному плащу.

Долго искали воеводу под грудами тел, но все же нашли.

Коловрат был человеком крупным, и к шатру его тело несли шестеро моголов. Труп окоченел, и могольские воины с трудом разжали его руку с зажатым в ней мечом.

Батый приблизился, всмотрелся в лицо русского воина:

– Так вот какой, воевода Коловрат! Лицо твое запомнить хочу. Настоящий герой!

Батый помолчал. Тишина стояла над могольским лагерем, никто не смел слова вымолвить.

– Если бы ты служил у меня, держал бы я тебя у самого сердца своего, – сказал Батый.

Сказанное было неожиданным для всех – и для моголов, и для рязанцев.

Хан уже собрался уходить и, повернувшись к шатру, бросил несколько слов. Толмач тут же громко перевел: