Контрразведчик

Наиболее выраженные выступления против обрусевших немцев произошли в Москве. С 27 мая, за три дня, произошли массовые погромы. Было зверски убито пять немцев, раненых было сотни, их не считали. Разгромили 732 магазина, склада, дома. Причем содержимое разграблено, а 60 объектов сожжено. Убытков на 50 млн рублей.

Губернатор был вынужден ввести в город воинские части, задействовать конный дивизион жандармов. К концу мая череда погромов стихла, зачинщиков, ежели находились такие, арестовали.

Все это российских немцев испугало. Кто-то стал покидать страну, перебираясь через Петроград в Финляндию, затем Швецию и в Германию. Нашлись такие, которые остались, затаили злобу, начали сотрудничать с германской агентурой.

В Петрограде с началом войны насчитывалось 2 073 800 жителей, из них русских 82 %, белорусов 3,7 %, поляков 3,4 %, немцев 2,5 %. Причем 11 % жителей имели двойное гражданство России и Германии.

В Петрограде, по примеру Москвы, псевдопатриотические силы тоже попытались устроить погромы немцев. Однако полиция и жандармерия жестко пресекли. Во время войны устраивать погромы, волнения – чревато. Полиция задержала несколько наиболее активных погромщиков, после допросов выявили подстрекателей, завели следственные дела и передали в суд.

На волне антигерманской истерии граждане стали строчить доносы на соседей, подозревая их в шпионаже на Германию или вредительстве. Времени и сил Охранного отделения на проверку доносов уходило много, а в результате – пшик. Работа есть, а итоги нулевые. Весь отдел перелопатил груду руды, а ни грамма ценного материала. Обидно впустую трудиться. И плюнуть на доносы нельзя. Иной раз они давали информацию.

Несколько доносов решил проверить сам, его сотрудники были перегружены реальными делами. Выбрал адреса, чтобы поближе друг к другу, дабы времени меньше тратить на переходы. В столичном Охранном отделении одна легковая автомашина на приколе из-за отсутствия бензина, его почти весь отправляли на фронт. Еще была служебная пролетка, но ее оставляли для экстренных вызовов – взрыва или пожара на оборонном предприятии, теракта в отношении чиновника или полицейского, офицера армии или гвардии. Правда, с началом войны они почти прекратились, так как все партии сочли их антипатриотичными. Потому приходилось пешком, либо на трамвае, которые ходили с перебоями. Электроэнергия была нужна в первую очередь заводам.

Первый адрес на Моховой. Не центр, но рядом, до Фонтанки рукой подать. Нашел дом, поднялся на этаж, постучал в дверь, которую открыл преклонного возраста мужчина. Одет в потертый сюртук коллежского регистратора, видимо для солидности. Матвей вытащил из папки лист бумаги с доносом.

– Вы писали?

– Я, не отрицаю.

– Так в чем ваши подозрения в отношении гражданина Савичева выражаются?

– Сосед он по дому и на чердаке голубятню устроил. Давно, года за два до войны.

Матвей молчал, ждал продолжения. И хозяин молчал.

– Так в чем крамола?

– Как? Вам невдомек? Он же германцам голубиной почтой шпионские донесения доставляет.

– До немецких позиций далеко, голуби не доберутся. А где сосед работает или служит?

– На пенсионе, как и я.

Тьфу ты! Если бы трудился на оборонном заводе или чиновником в серьезном ведомстве, мог иметь доступ к информации, интересной противнику. Скорее всего – старые разногласия с соседом, неприязнь.

– Мы проверим, – поднялся Матвей. – Впредь прошу писать, имея более серьезные основания.

Второй адрес недалеко, в Саперном переулке. Донос написал сосед на соседа. Доносчик работал в магазине приказчиком. И магазин в соседнем доме. Дома доносчика не оказалось, но жена подсказала, где его можно найти. Матвей в жандармской форме был. При беседах с информаторами или на допросах форма оказывает определенное психологическое воздействие.

Матвей в магазин вошел. Ни одного покупателя, только сам приказчик за прилавком. Магазин мужской одежды, во время войны товар не самый востребованный. Матвей поздоровался, попросил:

– Мне бы гражданина Федосова.

– Я Федосов и есть.

– Мы можем поговорить приватно?

– Я в магазине один.

– Вы давали информацию на соседа?

– Писал, не скрою. Шпион германский, арестовать его надо и к стенке.

– В чем вы его подозреваете конкретно?

– Он же немец! Готлиб его фамилия.

– И что?

– На чугунке служит в начальственных чинах.

С началом войны немцы перекрыли Финский залив минными заграждениями, а Балтику блокировал кайзеровский флот. Уже с осени 1914 года вся тяжесть снабжения громадного города легла на железную дорогу. И то, что сосед немец и служит на чугунке, ни о чем не говорит. Однако Матвей записал все данные на соседа – фамилию, имя и отчество, в каком депо или на каком направлении железной дороги служит? Оказалось – на Царскосельском, в паровозном депо. И должность незначительная – нарядчик, по уровню немногим выше бригадира ремонтников. По определению не мог знать секретов. Не поленился, сходил в полицейский участок. Никаких проступков, поведение образцовое, примерный муж и семьянин. И этот донос отправил в архив. Если человека подозревать только из-за фамилии, то в столице полсотни тысяч изменников наберется. О таком массовом предательстве помыслить невозможно.

На третьем адресе оказался человек психически ненормальный. Весна, время обострения. Начал о видениях, о вибрациях земли и дальше чушь полная. Уже через пять минут словесного извержения Матвей понял – нужен психиатр, а донос на заговор всех царских чиновников можно отправить в архив. Служебное время потрачено впустую. Почти три часа бредовой говорильни. А ведь это время можно было провести с пользой. Утверждать, что немецких агентов в городе нет, нельзя. Их вычислить и задержать, обезвредить – его задача и его подчиненных.

Зато на следующий день дежурному звонок с железной дороги.

– Охранное отделение? Говорит начальник станции Ржевка. Мои сотрудники задержали вредителя.

– Чем же он вредил?

– Песок в буксы вагонов подсыпал.

– Ждите, подъедем.

Станция Ржевка это в районе Пороховых заводов, по Приморской железнодорожной ветке. Матвей в Ольгино на дачу по этой линии ездил. Ржевка – станция в основном промышленная. Сюда приходят и отправляются грузы с близлежащих заводов.

Прихватив фельдфебеля для конвоирования задержанного, на служебной пролетке выехали. Добирались долго, Ржевка на окраине города. Вокруг заборы заводов и фабрик, вид унылый, прохожих почти нет. Здание вокзала невелико, возле кабинета начальника станции несколько железнодорожных рабочих. Их всегда можно узнать по черной униформе, в петлицах скрещенные молоточки, штаны в области колен замаслены мазутом.

– Поймали ирода! – зашумели рабочие при виде жандармов.

Матвей с фельдфебелем вошли, поздоровались. На полу в углу кабинета сидел задержанный, рядом двое рабочих, явно охраняли. У задержанного лицо в синяках, левый глаз заплыл, губа припухла, на подбородке кровь, рубаха на груди порвана.

– Кто это его так? – спросил Матвей.

– А пусть не гадит! – откликнулся рабочий.

– Доложите подробно, – попросил Матвей. – Разрешите присесть?

– Да, пожалуйста. По приходе на станцию рабочие-вагонники осматривают ходовую часть, где надо, заливают мазут в буксы, иначе расплавятся подшипники, букса на ходу загорится, будет крушение.

– Это понятно.

– Рабочие увидели, как этот человек открывает крышки букс, хватает песок и землю с насыпи и бросает в буксы.

– Не было, напраслину возводите, – прошепелявил разбитым ртом задержанный.

– Тогда что вы делали у грузовых вагонов? – спросил Матвей.