Победная весна гвардейца

Сам стал осматривать комнату. Один портфель, второй. Открыл – обычный набор. Бритва, одеколон, одёжная щётка, зубная щётка и жестянка с леденцами. А ещё папка с документами. Открыл – приказы, какая-то ведомость в виде таблицы. Немцы педанты, бумаг у них много. Причём зарегулирована каждая мелочь. Как-то помпотех показывал трофейный «Бюссинг» на потеху офицерам. Грузовик-то хороший, но к нему книга с инструкциями. Для примера, при проколе колеса. Пункт первый – остановить, пункт второй – заглушить двигатель. Пункт третий – поставить под колёса упоры, взяв их в ящике № 3 под кузовом с левой стороны. И так далее на сорок четыре пункта. Жуть! И бедный тот немецкий помпотех, ибо машин немецких разных марок в войсках полно, так ещё союзных хватает – чехословацких, итальянских, масса трофейной техники. Одних английских под Дюнкерком было взято более трёх тысяч, да ещё французские, датские, советские. Для каждой свои запчасти, свои зачастую инструменты.

Илья сгрёб со стола бумаги с машинописным текстом, с нацистскими орлами на печатях. Переводчики потом разберутся, стоящие бумаги или нет. Да и офицерам соврать нельзя, по бумагам понятна и должность и дальнейшие действия подразделения.

Все бумаги переложили в один портфель.

– Иванюта, давай за Долгошеевым, пусть бежит сюда с нашими сидорами. Сейф, посмотри, как там дела у Шкоды? Может, помочь надо.

А Шкода уже сам дверь в избу открывает, физиономия довольная. В левой руке немецкий солдатский ранец.

– Хлеб у немцев собрал и копчёную колбасу.

– Сгодится. Как обошлось?

– Лучше не бывает.

За спиной Шкоды возник дед.

– Это что делается? Ты же, ирод, говорил, что упрёте одного офицера! А побили всех германцев! Меня же повесят!

– По-другому не получалось! Ты прости, деда! Если есть, к кому уйти, отсидись неделю, дней десять. Потом немцам не до тебя будет, слово даю.

Дед отмяк.

– Когда вещички собирать?

– Мы через пять минут уйдём. Можешь собирать всё, что понравится – сапоги, ранцы, оружие. Это твои трофеи.

– Дык, зачем оно мне?

– Сапоги продашь с выгодой, как наши придут. Оружие – партизанам отдай, уважать будут.

И своим разведчикам:

– Выходим.

Ночь, дождь идёт, на дороге пустынно. Илья побаивался, что выстрелы и взрывы могли услышать. Поэтому чем быстрее они исчезнут, тем лучше. Подбежал Долгошеев с сидорами. Каждый забрал себе свой. Илья засунул портфель с бумагами в сидор, в портфеле дождь бумаги не зальёт, не испортит. Взгляд на грузовик упал. Это же прекрасная возможность оторваться! У легковушек проходимость хуже, особенно в непогоду, да и второй водитель нужен. Насколько он знал, его разведчики водить не умели. Илья распорядился грузить немцев в грузовик, сам в избу вернулся и к столу, под свет лампы. Карту свою достал, всмотрелся. От хутора можно через Коковчино, потом Яново, выехать к Богушевску. Там железнодорожная станция, застава, проверки, потому грузовик перед городом в лес загнать или утопить в озере и курсом девяносто через Бабиновичи на Выходцы. Сэкономят сутки ходу или километров сорок. Главное – нет мостов с обязательными заставами, дороги просёлочные. Не исключено – развезло их после дождя, так пешком получится дольше, вымотаются. Офицеры-то пленные торопиться не будут, всю группу тормозить при возможности. А с грузовика, как с подводной лодки, им не деться никуда. Грузовик рядом с избой стоит, где гитлеровцы на ночлег устроились. В избе ни окон, ни дверей нет, выбило взрывной волной. А грузовик с виду цел, стёкла, фары. У грузовика разведчики и пленные офицеры. Им позволили кителя надеть, чтобы белыми исподними рубашками не отсвечивали.

– В грузовик всем, Сейф – в кабину.

– Я водить не умею.

– На место пассажира, рулить буду я. А ты приготовь автомат, не исключено, что придётся через заставы прорываться, хотя лучше бы обошлось.

Военная техника – грузовики, танки, бронетранспортёры, ключей зажигания не имеют, солдат их может утерять в бою, его могут ранить или убить.

Илья забрался в кабину, подсветил фонарём, нашёл тумблер зажигания, круглую педаль стартёра на полу. Двигатель завёлся с пол-оборота. Илья вытянул манетку заслонки карбюратора, прогреть мотор. Выбрался на ступеньку кабины, приподнял рукой брезентовый тент.

– Все в кузове?

– Все! Теперь гоним до Ярцево без остановок, за скорость плачу по двойному тарифу! – пошутил кто-то из разведчиков.

По голосу – Иванюта. Понятное дело, ехать не идти, хотя бы часть пути.

Илья за руль, осмотрел приборы. Бензина – третья часть бака. Если бы в баке был настоящий бензин, хватило бы километров на сто пятьдесят пробега. Но с сорок второго года весь автотранспорт Германии ездил на бензине синтетическом. С едким запахом, плохой теплопроводностью, большим расходом горючего. Нефть с румынских месторождений перерабатывалась, и весь бензин шёл только в авиацию. На высоте синтетический бензин не обеспечивал мощности моторов, хуже того – они внезапно глохли.

Илья выехал с хутора. Теперь бы не пропустить поворот на Коковчино.

– Сейф, не пропусти дороги справа. Нам туда.

Если бы о повороте на грунтовку не знать, в темноте запросто проехали бы мимо. Да ещё фары светили через узкие щели, по-фронтовому, давая скудный пучок света метров на двадцать впереди, короче, чем тормозной путь. Впрочем, грузовик на скверном бензине развивал, судя по спидометру, сорок километров. Илья за дорогой присматривал и за Сейфулиным. Придрёмывать разведчик начал. Конечно, толком вторые сутки не спал, потом часового убрал. Вроде уже привычное дело на фронте, а не просто человека ножом убить. Артиллеристам проще, послал снаряд куда-то далеко, а убил он кого или только землю выворотил – неясно. Чужую жизнь забрать, пусть и врага, всегда стресс, выброс адреналина. После стресса всегда отходняк, спать хочется. Но Сейф не один такой, скорее всего, в кузове разведчики тоже заснули. И хоть приказывай им, а человеческую сущность не изменить.

Илья рукой разведчика в плечо толкнул.

– Марат, не спи. Выйдем к своим, хоть трое суток дрыхни. А сейчас соберись, Коковчино рядом.

Даже в небольшой деревне были старосты, в сёлах обязательно несколько полицейских, в большом селе – целая полицейская комендатура и взвод полицейских.

За пеленой дождя деревня появилась неожиданно. В свете фар слева от дороги покосившийся забор, за ним тёмная изба. Невелика деревня, а в ней ни одного огонька и не слышно ни одного звука, как мёртвая.

Собак немцы ещё в сорок первом году постреляли, живность – сожрали. Кое-кто из крестьян успел корову в лес увести, подкармливал её, доил. А как снег выпал, полицаи по следам скотину нашли, хозяев пороли прилюдно.

Проскочили деревню за минуту, дальше прямая дорога на Яново, двенадцать километров, судя по карте. Грунтовая дорога раскисла, но грузовик идёт уверенно. Слева и справа лес. Сейчас бы ещё не попасть под нападение партизан. Сочтут, что одиночный грузовик – лёгкая добыча, и превратят в решето из автоматов трофейных. Полчаса, и в Яново въехали. За ним поворот налево, к Алексиничам, а прямо к Богушевску, до него пятнадцать километров. Илья на спидометр поглядывал, на пройденный километраж. Скоро городу быть. Поезд справа показался внезапно. Мелькнул и погас луч прожектора, загромыхали вагоны. Железная дорога и автомобильная на подходе к городу шли параллельно. Илья нажал тормоз, остановился. Через километр – два город, им туда нельзя соваться. На въезде в любой город у немцев заставы. Надо бросать грузовик, причём не на дороге, отогнать с неё в лес, иначе грузовик укажет путь разведгруппы. Где-то справа должно быть озеро, но времени искать его не было. Илья вышел из кабины, обошёл кузов, заглянул через задний борт. Шкода пытался бороться со сном, поднимал голову, веки смыкались, снова ронял голову и вскидывал. Остальные, включая пленных, спали.

– Подъём! Красивая жизнь кончилась. Всем из машины!

Коротким сон был, часа полтора, но разведчиков освежил. Выбрались из кузова, тент хорошо укрывал от мороси. Сейчас под мелким холодным дождём куда сонливость девалась. Илья вывернул руль, съехал с дороги в лес. Между крупными деревьями лавировал, мелкие ломал… и вдруг удар, мотор заглох, передок машины вниз ушёл. Илья выбрался из кабины. Левое переднее колесо в глубокую яму угодило, грузовик на раму лёг. Теперь, чтобы его вытащить, тягач нужен. Жалко технику, её бы в народное хозяйство. В нашем тылу бабы в селе на коровах пашут, на лошадях грузы возят. А тут такая техника без пользы ржаветь будет! Ничего, одолеем Германию, поднимем свои заводы и колхозы, лишь бы людей сохранить. Потери Союз понёс в войне огромные, даже разгромленная в 1945 году Германия намного меньше. Народ СССР расплачивался своими жизнями за ошибки руководства. Героизм всегда бывает там, где раздолбайство других, их бесталанность, лень и тупость.

Соединившись с группой, повёл её на восток, буквально через километр вышли к железной дороге, залегли на опушке. Впереди, до рельсов, сто метров зачищенного пространства. Жители окрестных деревень, согнанные полицаями и охранными батальонами, лес вокруг насыпи вырубили, торчали одни пеньки. Потом немцы густо установили на зачищенной земле противопехотные мины. А поскольку партизаны белорусские продолжали «рельсовую войну», пустили в промежутках между поездами дрезины с пулемётчиками, на ответственных участках поставили караульных через каждые сто метров. На Украине такого массового партизанского движения не было. С одной стороны местность не располагала. Таких лесных массивов, как в Белоруссии, где можно дивизии укрыть, в Украине не было. С другой – жители западных областей советскую власть не любили, служили немцам. В Украине действовало городское подполье в промышленных районах – Харьков, Одесса, Донбасс.

Осмотрелись, вперёд Иванюта пополз, он до разведки сапёром служил. Мины были, поставлены на неизвлекаемость. Иванюта веточки втыкал в те места, где мины обнаруживал. По его следу поползли остальные. Пленным немцам повторять не пришлось. Мины не разбираются, кто свой, кто чужой. И понимали, что, если будут ранены, русские в госпиталь их не поволокут, добьют ножами. Жестоко, но таковы неписаные правила войны. Для разведчиков сорвать задание, значит, снова идти в чужой тыл. Впереди Иванюта ползёт, за ним Шкода, следом оба немца, для этого пришлось им руки развязать. Замыкают группу Сейфулин и Илья.

Иванюта уже до насыпи добрался.

– Вперёд! – скомандовал Илья.

За пеленой моросящего дождя караульных не видно. Только последний разведчик рельсы преодолел, послышался звук мотора. К месту перехода шла дрезина. Все замерли. Заметят с дрезины? Ни быстро ползти, ни бежать по минному полю нельзя, взорвёшься сам и группу погубишь. На дрезине вспыхнула фара, повернулась вправо, туда, где они были пять-десять минут назад. Если бы немец повернул фару влево, осветил группу. А поскольку дрезина ехала, уже через пару минут миновала место, где разведчики лежали в напряжении, держа пальцы на спусковых крючках. Если бы фара осветила разведгруппу, немцы огонь открыть не успели бы, разведчики опередили. Но тогда группа будет обнаружена, немцы начнут преследовать, это они умеют. Вцепятся, как репейник в собаку. Теперь пять километров до шоссейной дороги Витебск – Орша. Успеют преодолеть до рассвета – можно идти днём, дальше густые леса до передовой. Не успеют – придётся лежать весь день, ибо по шоссе движение оживлённое. Не успели, фарт кончился. И всего-то сотню метров отделяет их от леса на другой стороне. А преодолеть невозможно, рокада загружена. Только прошла колонна, как с другой стороны, от Орши, одиночный мотоциклист. И так весь день. Илья разведчикам отдых устроил. Отоспались, доели остатки сухого пайка. Выручила найденная у немцев копчёная колбаса, поделили поровну. Немцев тоже кормили, не столько из-за человеколюбия, сколько из прагматизма, немцы должны иметь силы ползти и идти наравне с разведчиками. Пленные офицеры, похоже, уже смирились со своей участью. В плену тоже жить можно, и многие пленные после войны вернулись домой. Правда, последний военнопленный покинул СССР в 1954 году. Мужиков-то после войны поубавилось сильно, немцы работали на стройках, восстанавливали разрушенное. Согласно военной конвенции получали питание по норме, которую не имели советские люди, после войны им было позволено получать письма и посылки от родных.

Всё же кончился день, в сумерках движение стало редким. А потом транспорт вовсе исчез. Немцы опасались партизанских обстрелов и налётов, по ночам старались не передвигаться. Вот теперь разведгруппа перебежала шоссе, укатанную гравийку. А дальше лесом, с редкими привалами. Уже и пушечная стрельба слышна стала, потом пулемётная. Около трёх часов стали видны осветительные ракеты, значит – передовая рядом. Некстати прекратился дождь. При нём пересечь передовую было бы проще. Но выбирать не приходилось. Да ещё Илья опасался, что наши войска начнут артподготовку перед наступлением. Все виды орудий – пушки, гаубицы, реактивные миномёты начнут огонь по разведанным целям. И не приведи Господь, попасть под удар своих же снарядов. Пока можно было – шли, потом поползли, преодолели вторую траншею. Впереди самое опасное – первая линия. В этой линии обороны солдат больше, часовые бдят, ракетчики осветительные ракеты пускают периодически и методично. Также дежурные пулемётчики постреливают. Даже если ничего подозрительного на нейтральной полосе нет, пустят для острастки – мол, не дремлем, службу несём – очередь. Звуки для любого фронтовика привычные и не опасные, если в землянке сидишь или в траншее полного профиля. А когда через вражескую траншею перебраться скрытно надо, там ощущения другие, острые, чувство опасности реальной возрастает.

Мало перемахнуть через траншею, ещё через заграждения пробраться надо, в темноте, не задев пустых банок и бутылок, не наступив на мину. Пульс частит, в висках бьёт, кажется, что твоё дыхание слышно всем, обостряются все чувства – зрение, слух, обоняние. Нервы напряжены. До траншеи метр – все замерли. Не спеша прошёл часовой. Пулемётное гнездо в полусотне метров в виде ДОТа. Периодически оттуда постреливают, а огоньков на стволе не видно, стало быть – ДОТ или ДЗОТ. Первым через траншею Иванюта перебрался, за ним пленные. Илья и Сейфулин им ножи показали и палец ко рту прислонили. Мол – полное молчание или зарежем. Поняли немцы, глаза опустили. Никому умирать не хочется. Старшему из офицеров, майору, от силы лет сорок, гауптману лет на десять меньше, полжизни впереди. На фронте, желая выжить, даже завзятые атеисты, коммунисты начинали верить в Бога, в приметы, да хоть в чёрта. Кто выжил в мясорубке, считал – за счёт молитвы и истовее верить начинали, но в том никому не сознавались. Илья до поры до времени политрукам-замполитам верил, что атеисты. А потом у убитого полит-рука в кармане маленький складень нашёл, иконы складные. А у раненого тяжело замполита уже в сорок третьем крестик и молитву, завёрнутые в чистый носовой платок. Только Молох войны не разбирает – русский ты или немец, верующий или нет, продал душу дьяволу, как эсэсманы, или сохранил. Молох исправно, ежесуточно собирал свою жатву.

За немцами другие разведчики траншею перемахнули прыжком, за бруствер спрятались, а Иванюта уже вперёд ползёт, руками убирает банки пустые и прочий гремящий мусор, причём аккуратно, чтобы не звякнул. Продвижение медленное, потому что не только в бутылках и банках дело, ещё и в минах. Землю перед собой впереди ощупать, нет ли подозрительного бугорка, под которым мина затаилась? Да и бугорка может не быть, если мина давно поставлена и земля под дождём просела. Для разведчиков – самый плохой вариант.

Иванютин на колючую проволоку наткнулся, поднял стволом автомата. Первым прополз Шкода, за ним немцы, затем остальные. Замыкающим Илья. Сам прополз, колючку придержал, чтобы Иванюта прополз под ней. Таким же способом второй ряд колючей проволоки преодолели, третий. Илья назад обернулся – далеко ли передовая. Вдруг спереди ядрёный матерок и хлопок мины-лягушки. Очень своеобразная мина. Наступишь ногой или локтем надавишь, взводится ударник, отпустишь – срабатывает вышибной заряд чёрного пороха, мина подпрыгивает на полметра – метр вверх и взрывается. Радиус разлёта осколков небольшой, но в данной ситуации для немцев знак, на нейтральной полосе, недалеко от их траншей, враги. Сразу взлетела осветительная ракета. Разведчики и пленные замерли. Когда ракета погасла, Илья приподнял голову.

– Кто ранен? Или убит?

– Шкоде руку оторвало, один немец убит, – отозвался Сейфулин.