Дождь идет

Один из первых дней

(тревожно-ностальгический)

Юлия Чижова шла по незнакомым улицам чужого города и с грустью удивлялась сама себе. Как она могла на такое решиться? Переезд на новое место жительства казался таким простым и обыденным, а на самом деле это как заново родиться. С криками, кровью, слизью, только вот мамочке на живот уже никто не положит. Отчаянный поступок в том старом, таком привычном, даже заскорузлом мире представлялся единственным правильным и спасительным решением. Но теперь Юля с дрожью в теле ощущала, что сберечь свою любовь и семью таким способом – авантюра сродни прыжка с крыши. Прежняя жизнь, что осталась там, за спиной, не хотела отпускать и роилась в мозгу картинками из детства и юности. Юля прекрасно понимала, что назад дороги нет. Любовь – вот ножницы, которые отрезают начальный период человеческой жизни и сдают в архив в виде свадебного альбома. Замужняя женщина, в которую так натужно превращалась Юля, печально вздохнула, не уставая удивляться, почему двум влюбленным людям порою так тяжело ужиться рядом. А ведь начиналось у них с Николаем все довольно бодренько. Тем более, жизненную стезю они выбрали одного профиля. Служили в одной организации, старались, цеплялись, карабкались, вгрызались, чтобы пустить корни, а теперь вот решили раз – и сигануть в неизвестность, надеясь от удара слипнуться, как два аморфных тела, и превратиться в наикрепчайший сплав. А всему виной амбиции кипучего возраста. Казалось, жили душа в душу. Служили плечом к плечу. Но вот этими частями тела и натерли синяки друг другу. Начали меряться: чье плечо ушло вперед, кто подпрыгнул выше, кто шагнул шире. Пока со стороны никто не вмешивался, так бы и мерялись до окончательного притирания. Но люди сверху решили выдернуть ее, Юлию Чижову, чуть вперед. Наградили за успешное завершение особо сложного дела. Торжественно перед строем. Дали грамоту. Обыкновенную красивую бумажку, но как же это заело Николая. Хотя объективно он был в праве обижаться. И в расследовании он участвовал не меньше жены, и жизнью рисковал, и хитроумные ходы придумывал, а остался в тени. Притом очень глубокой. Начальнику отдела – медаль, Юле – грамоту, остальным «спасибо за службу».

– Может, в рамку повесим? – предложила она тогда любимому с патриотическим трепетом разглядывая свою награду, а он в ответ посмотрел на нее так безразлично, как случайный прохожий.

– Вешай, карьеристка. Я-то тут при чем.

– Что? – она аж захлебнулась.

С тех пор и завертелась безумным смерчем бесконечная спираль разборок, споров, оскорблений, подозрений и прочих нелицеприятных моментов, превратившая их семейную жизнь в очень зыбкую субстанцию.

Переезд в другой город и явился тем прыжком, которому предрекалась семейно-спасательная миссия. Устроить служебный перевод оказалось очень даже непросто, но это только добавляло ему судьбоносной ценности. Бытовые неурядицы усиливали жертвенность акции, а личные договоренности между супругами доводили мероприятие до абсурда уже в самом зародыше. Прежде всего, они решили на профессиональном поприще оказаться подальше друг от друга. Юля попала в оперативный отдел районного МВД, а муж Николай – следователем в прокуратуру с испытательным сроком. Образование ему позволяло, но эта неопределенность с должностью сразу же покоробила его израненные амбиции и в будущем сулила лишь усиление депрессивных настроений. Впрочем, в каком виде они проявятся, было пока что неведомо. Супруги договорились дома по делам службы не общаться. От слова совсем. Тот, кто первым добьется профессионального успеха, объявляется победителем и официально становится чуть выше в семейном тандеме. Получает пожизненное уважение и преклонение. Еще они поклялись отказаться от интимной близости до определенного момента, который каждый из них должен был прочувствовать сердцем. Это была в большей степени инициатива женщины, чтобы досадить этому зацикленному на карьерных достижениях мужлану хоть таким образом. Мол, думай, милый, о службе, и пусть тебя ничто не отвлекает. Они даже пытались потребовать у нового начальства отдельные комнаты в общежитии, в которое их временно поселили до разрешения жилищного вопроса в более цивилизованном виде. Никто их бредовые капризы слушать не стал, выделили двухместный номер. Это можно было считать добрым знаком и первым шажочком к возрождению полноценной ячейки общества, если бы масса других негативных факторов не перекрыла малюсенькие проблески доброй надежды на будущее.

Комендант общежития Элеонора Ивановна, принимая Юлю в своем ухоженном пропахшем дорогим парфюмом кабинете, показалась с виду доброй, порядочной женщиной.

– Мы вас поселим на втором этаже. поближе к земле, – увещевала она вновь заселявшуюся елейным голоском. – В самом конце коридора, чтобы мимо вашей двери поменьше метушни было. Там еще удобный балкончик с торца здания. Если что – подышать воздухом или бельишко просушить. Правда ребята наши там иногда покуривают, но, если захотите, мы дверь туда можем перекрыть наглухо. На счет туалета, тут придется приспосабливаться. По проекту санузлы имеются в каждой секции на две комнаты, но они не работают. Водопроводная система вышла из строя, и когда нам выделят деньги на ее ремонт, самому богу не известно. На каждом этаже есть общий сортир, но вам я, так уж и быть, разрешу пользоваться секционным. Там замок навесной. Вот ключ. Только вы водой запасайтесь, чтобы унитаз смывать. Ведер побольше закупите. Помывка в общей бане в подвале. Но вам, опять же, как сотруднице соответствующих органов и женщине, я предоставлю доступ в мой служебный душ. Он там же, на вашем этаже.

Комендантша положила перед Юлей еще один заветный ключик, который в данном заведении можно было оценить как золотой.

– Спасибо, – робко пробормотала Юля Чижова.

Она домашняя мамочкина девочка, никогда не жила в общежитиях и воспринимала все происходящее не иначе, как эпизод из звездных войн.

– Муж ваш пускай в общий душ ходит, – продолжила наставления местная хозяйка. – А моего, если в нашем индивидуальном застанете, не пугайтесь. Он у меня принципиальный. Ему хоть батальон голых баб поставь, он не прореагирует. Он мне доказывает, что сохранить честь и достоинство даже в таком притоне, как наше общежитие, очень даже возможно. На мое поведение своим дебильным примером намекает.

На радужной картине, которую обрисовывала комендантша до этого момента, стали проступать серо-грязные пятна. Золотой ключик в руках Юлии Чижовой потускнел.

– Может, тогда лучше не надо, – протянула она его хозяйке обратно.

– Я же говорю вам: мужа моего не бойтесь. Угрозу этот ревнивец представляет только мне. Просто не замечайте его. При встрече делайте вид, что он для вас человек невидимка. Вам это по праву. А я вот отмахнуться от него не могу. Хотя, честно признаюсь, он меня так бесит, прям до чертиков, но деваться некуда. Семья, дети. А так давно бы убила паразита своего благоверного.

Юля от такого потока откровений уже давно порывалась уйти, но комендантша никак не хотела ее отпускать. Как киллер, который еще не произвел контрольный выстрел в голову жертвы.

– Понимаете, – перешла она на полушепот. – Я должна признаться. Ведь вы все равно узнаете и не только благодаря своей службе. Сплетни ведь никто не отменял. Я, знаете ли, детдомовская. К девочкам привыкла с рождения. И тут работаю только из-за этого. Здесь это легче устроить. Ну вы понимаете меня?

Киллер из комендантши действительно вышел бы знатный. Контрольный в голову сработал убийственно. Когда до сознания Чижовой дошел смысл невнятных и путанных намеков комендантши, ключ в ее руке, казалось, стал жечь.

– Тогда уж точно заберите, – Юля заговорила еще более решительно.

– Что вы! В отношении вас я никогда не посмею. Заверяю! Хотя вы, скажу честно, очень даже в моем вкусе. Аппетитная дамочка. Но на данный момент, даже если вы сами захотите – нон стоп. Исключено полностью. Я пока что хочу старость на свободе встретить.

Муж Николай все это время ждал в коридоре. Он, конечно, имел опыт казарменной жизни, но перед Элеонорой спасовал, даже еще не зная всей ее гнусной подноготной. Сейчас Юля благодарила провидение, что зашла в кабинет коменданта одна.

Она выделила мужу его ключ, и они пошли вселяться. Внутри комнаты действительно было сносно, но в туалете их ждал антисанитарный шок, описывать который не хватит красок серо-буро-ржавых тонов.

– Во! Одно ведро здесь есть!

Нашелся все-таки хоть какой-то повод для радости.

– Понадобится еще прикупить тары и тазик. А доставку воды тебе придется взвалить на свои плечи, дорогой.

– Я могу и в общий клозет ходить. Не принц, – заартачился было Николай, но Юля, хоть и пыталась верховодить, имела такой печальный, затравленный вид, что муж тут же одумался сопротивляться.

– Ладно, – заунывно протянул он, сдавая позиции на полуспущенных тормозах. – Попробую решить вопрос: почему я водовоз?

Юля улыбнулась с благодарностью. Он было намерился приобнять ее и утешить, но она тут же отпрянула, как дикая рысь.

– Договорились же! Даже не прикасаться.

Потом они делили кровати и разбирали свои сумки. Вещей на первый случай взяли в меру своей грузоподъемности. Очень много места в багаже заняла форма, а еще постельные принадлежности и всякие полотенца. Это Юлина мама помогала им собираться и настояла на своем принципе, что нет большего счастья, чем спать на ложе, заправленном чистым постельным бельем. Носильной одежды поместилось в обрез. Даже белья минимум. Одежный шкаф, после размещения в нем всех вещей, имел вид бедного родственника и обиженно скрипел при каждом раскрывании дверец. Лишние пустые тремпеля навевали тоску. Коробку с косметикой женщина даже не сообразила, куда приткнуть и сунула ее на крышу шкафа. Гигиенические принадлежности рассовали по тумбочкам. Сумки с остатками вещей запихнули под кровати.

Юля села на свое ложе и осмотрелась. Вместо радости бытия на глаза навернулись слезы. Еще и есть хотелось.

– Коляша, – назвала она мужа, как в прежние счастливые времена, а то, что они действительно таковыми являлись, в данный момент она осознала до самой последней клеточки своего тела. – Может, в кафе?

– Пошли, если отыщем что-либо подходящее.

Особой удачи не выпало им и на этот счет. Заведение, которое попалось им в ближайшем квартале, изысканностью не отличалось. Наибольший дискомфорт создавал дым сигарет. Чижовы были оба некурящими, а Николай к тому же и непьющим. Он кривился и от запаха спиртного, и от раскрасневшихся рож за соседними столиками. Супруге он все же заказал бутылочку ликера – подсластить начало самостоятельной жизни без мамкиных пирожков. По этой причине возвращение в общежитие и даже первая ночь для женщины уже не казалась столь ужасной.

Все эти скорбные события происходили при заселении несколько дней назад, а на данный момент Юля брела со службы опять в упадочном настроении, по ходу размышляя о перипетиях своей судьбы. Воспоминания о заселении заметно замедлили ее шаг. Аромат сладкого ликера давно уже выветрился с ее губ, и энтузиазма к возвращению «домой» поубавилось. Теперь это священное с детства слово «дом» приходилось применять к этому гнусному месту проживания, а это так коробило ее душу. Единственная дочь довольно обеспеченных родителей, она не ведала всех гадких нюансов самостоятельной жизни. Холеная особа такая характеристика вполне соответствовала ее натуре. Там, в родных пенатах, бытовые вопросы легонько цепляли Юлю по касательной. Она всецело полагалась на маму. Да и после замужества свекровь помогала тоже. Они вполне ладили. Здесь же Юля чувствовала себя сломанной заводной игрушкой. Пружинка внутри вроде есть, а ключика, чтобы ее завести, нет. Вот она передвигается вдоль по улице, а того, что должна делать обычная замужняя женщина по пути домой, сообразить не может. Единственно, на что ее сподвигло подсознание на уровне рефлекса ‒ это заскочить в магазин купить хлеба и колбасы. Еще она купила большую бутылку газировки. Это в большей степени для себя. От чая с общей кухни она решила отказаться из-за брезгливости и недоверия к соседям этого вертепа.

В комнате Юля застала мужа спящим в одетом виде. Наверное, ждал ее и задремал. Такую версию поведения супруга она придумала себе в удовольствие, акцентируя на предположении «ждал». Тут же, представив себя чуткой женой, она осторожно присела за стол и достала из сумки сверток с продуктами, стараясь не шелестеть упаковочной бумагой.

– Во! – неожиданно вскочил муженек, потирая руки в предвкушении приятных вкусовых ощущений.

Женская чуткость супруги осталась ним незамеченной.

– Дай хоть нарежу.

Юля пыталась остановить напор мужчины, но Коля перехватил нож в свои руки и рубанул палку колбасы посередине.

– На, – сунул он одну половину женщине, а вторую смачно откусил прямо так.

– Зверь, – с укором, но очень мягким пожурила его Юля. – Хоть с хлебом ешь, хищник.

Хлеб оказался свежим, мягким и пахучим. Коля жевал, жмуря глаза от удовольствия.

– Что так поздно? – поинтересовался он, сбив взбесившийся в нем приступ голода.

– Представь себе, мне кабинет выделили, хоть маленький, но сугубо личный. Я там одна буду сидеть, – доложила жена, тоже прищурив глаза от удовольствия, но уже другого рода.

– Знаем. Там раньше уборщицы швабры хранили.

– И дело поручили, – Юля стойко пропустила колкость мужа мимо ушей.

– Что лично тебе? – удивился Николай.

– Представь себе. Еще и помощника выделили, капитана Стрельцова.

– Капитана? Сопляка какого-то? Выскочку?

– Нет. Он старенький такой дядька. Ноги еле волочит.

– Так может, это ты у него в помощниках?

– Нет! – сразу взвилась жена, вскочив на ноги. – Говорю же, майор Полетаев поручил следствие лично мне.

– Убийство по неосторожности? Что тебе могли поручить с ходу совершенно на новом месте! Ты в этом городе даже названия улиц еще не знаешь.

– Мы ведь договорились? – супруга сузила свои глазки до китайских щелочек и приблизила свое лицо впритык к фэйсу мужа. – Дома о работе ни слова! Или ты забыл наш договор?

– Что даже так, в общих чертах? – Коля покорно отпрянул на безопасное расстояние.

– Даже так, – отрезала Юля.

– О чем же тогда говорить? – Коля значительно снизил тон.

– О погоде, – вяло посоветовала жена и сразу как-то сникла, как осенний листок.

На самом деле ей так сильно хотелось поделиться всей накопившейся за день информацией с дорогим для нее человеком. Ее язык так чесался. Казалось, он просто распух во рту, как поставленное на опару тесто. Какая там погода! Лучше совсем рот не открывать, а то язык вывалится и шмякнется на пол куском мокрого, никому не нужного мяса.

До самого отбоя почти не общались. Были, конечно, бытовые дела, но почему-то погрязнуть в них с головой по-семейному не тянуло никого из супругов. Коля принес ведро воды в туалет для смыва унитаза и посчитал свою миссию исполненной. Тазик для постирушек они так и не удосужились купить. Грязное белье Юля потихоньку складывала в старый пакет и хранила в углу за шкафом. Личный душ комендантши она пока что не отважилась посетить. Один раз сунулась в общий, но там у нее неизвестные неуловимые мстители стащили трусы, которых и так было в обрез. Содеяно это было в шутку или от ненависти к правоохранительным органам останется причисленным к загадкам истории, но доверие к местным обитателям, которого и так было на донышке, улетучилось окончательно. Чистить зубы и умываться Юля приспособилась на службе в туалете, для чего зубную щетку, мыло и пачку салфеток постоянно таскала в своей распухшей сумочке.

Уже лежа в кровати, Юля буркнула, отворачиваясь к стене:

– Не переживай, скоро и тебе поручат какое-нибудь дело.

– Уже поручили. Только я не на первых ролях. На подхвате, – проворчал Коля в ответ из-под своего одеяла, но дальше углубляться не стал, соблюдая пресловутый супружеский пакт о неразглашении.

Вскоре со стороны его кровати стал раздаваться могучий мужской храп. Юля долго ворочалась и не могла уснуть, но вовсе не из-за канонады носоглотки супруга. Она разговаривала со спящем Коленькой мысленно, иногда даже всхлипывая в бессильной тоске, которую порождала стена сложившихся семейных обстоятельств. О том, как ей сегодня было непросто: больно, обидно, неприятно, сложно, конфузно, стыдно…

Тут мысль ее споткнулась. Юле стало трудно перечислять бесконечный ряд прилагательных такого рода. Она стала в подробностях перебирать моменты прожитого дня.

Вот она вошла в кабинет своего начальника. подполковника Полетаева. Глаза шефа лучились неподдельной доброжелательностью.

– Ну что, Чижик? Послужим на благо Отчизны?

От такой фамильярности женщина просто опешила и покраснела не только до ушей, до самых пяток. Ее защитная реакция быстро переориентировала шефа на более официальный тон. Он поставил ее перед фактом довольно казусного назначения. Принять руководство оперативной бригадой, которая уже выехала на задание под руководством другого офицера – капитана Стрельцова. Чтобы нагнать дела подполковник, конечно, выделил ей служебный транспорт и пообещал сообщить об ее назначении будущим подчиненным, но на деле вышло из рук вон плохо.

Прибыв на место происшествия, она застала там лишь одного человека. Остальная часть группы уже уехала. Тело погибшей девушки увезли в морг. Кинологи тоже ушли с концами. Собака взяла след и увела их очень далеко. Им было выгоднее вернуться в управление, чем обратно сюда.

– Капитан Стрельцов, – представился смещенный старший группы.

Он посмотрел на Юлю без неприязни, но каким-то совершенно бесцветным, даже мутным взглядом. Ей стало очень неуютно в своей скоропалительной ипостаси оперативного руководителя.

– Труп лежал там, – указал капитан на участок примятой травы в метрах двадцати от дороги. – Девочка школьного возраста. Личность не установлена. Документов при себе не имела. Доктор предположил, что ей сломали шею. Смерть наступила приблизительно в час ночи. Вот я тут я запротоколировал процедуру осмотра.

Чижова приняла, протянутую ей папку, но двинуться с обочины дороги в траву не торопилась. Сперва она просто огляделась по сторонам. От ее первых шагов зависело очень много. Конечно, опыт у нее был, но на новом месте крайне важно не наломать дров в самом начале.

Место происшествия представляло собой пустырь. Вдали ограниченный железнодорожной насыпью. С противоположной стороны автотрассы располагалось большое кафе. С двух боков к нему вплотную примыкали два пятиэтажных здания расположенных перпендикулярно по отношению друг к другу.

– Да, – предугадал ее предположение Стрельцов. – Из окон этого дома могли что-нибудь видеть. Местный участковый Сидоркин пошел с опросом по квартирам.

Юля поморщилась.

– Я ждал вас, – снова опередил ее мысли пожилой капитан. – Сейчас тоже туда отправлюсь, если прикажете.

Чижова дернулась было в траву, но напарник будто нанялся бежать впереди паровоза.

– Там уже все затоптали. Трава слишком высокая.

– Кто обнаружил тело? – наконец Юля смогла вставить свои первые пять копеек.

– Утром поступил анонимный звонок. Голос мужской.

Юля снова надолго замолчала. Нагоняла значимости.

– Как вы думаете, как она туда попала? От дороги приличное расстояние, а следов борьбы не видно.

– Кто его знает. Скорее всего, тело перенесли.

– Ладно пойдемте, – Юля решилась на более активные действия.

Идти в паре со Стрельцовым было не ахти. Он еле ковылял через дорогу.

– Ладно, – решила женщина. – Вы…

– Павел Степанович, – вновь с опережением подсказал ветеран.

– Идите в кафе. Поговорите там. Главное – ночной сторож. Сами понимаете. А я – Юлия Васильевна, – она тыкнула пальцем себе в грудь. – Пойду, помогу Сидоркину.

‒ Вот и познакомились, – проворчал капитан, перенаправляя движение своего неустойчивого тела.

Юля скривилась, глядя ему в след.

– Господи… – чуть слышно прошептала она.

Ее назначение в этот момент не казалось уж таким казусным. Хотя на самом деле еще со школьных лет ей нравились мужчины такого плана с каким-то физическим дефектом. Типа одноногого Сильвера из «Острова сокровищ». Была в облике подобных субъектов какая-то притягательная для девичьего сознания загадка.

Чтобы попасть к подъездам требовалось обойти одну из пятиэтажек. Здания были разными по количеству подъездов. Чижова благоразумно пошла в сторону более короткого из них. По пути она обратила внимание на стриженый газон перед домом, который был изрядно потоптан и усыпан какими-то мятыми цветами. Обитатели этого здания, окна которого не выходили прямиком к дороге, были менее интересны для следствия, но кое с кем из них она пересеклась уже на улице. Мужчина в спортивном костюме возился с какими-то кабелями, стоя у самой стены на бетонной отмостке.

‒ Вот хулиганы, – посетовал он, с ходу обращаясь к подошедшей Юлии, – оборвали кабель антенны. Я-то сам телевизор не очень. Разве что футбол. А вот жена, та спозаранку к ящику. Сегодня утром всю голову прогрызла. А оно оказалось – обрыв. Я понимал, что кабель слишком низко висел, но все некогда было подтянуть. И на кой он им понадобился! Силу дурную девать некуда.

– Да, – подтвердил другой мужчина, стоявший чуть поодаль, – Я в окно видел: бесилась тут кампания малолеток.

– Ночью? – уточнила у него Юля.

– Нет, днем, но во второй половине, ближе к вечеру.

– А ночью вы ничего не видели из окна?

Мужчины подозрительно посмотрели в сторону Чижовой, удивляясь ее апломбу задавать вопросы с такой строгостью. Она ведь была в гражданской одежде. Юле пришлось достать свое удостоверение.

– Там, у дороги, после полуночи произошло убийство, – более значимо аргументировала она причину своего интереса.

– Да? – хором подтвердили мужчины свою неинформированность.

Следователь окончательно охладела к подобным свидетелям.

Попав во двор, она сразу же увидела Сидоркина. Он как раз выходил из одного подъездов более длинного здания, которое как раз располагалось параллельно автотрассе. Тот был легко узнаваем в форме, а ей снова пришлось представляться даже перед ним при помощи все того же документа.

– Ого! Какого полку нам прибыло симпатичного, – пытался пошутить молодой милиционер, но, наткнувшись на колючий взгляд оперативницы, стал более сдержанно докладывать о проделанной работе.

Он, высокий, крепкий парень, смотрел на низкорослую начальницу сверху вниз. Юля заметно скукожилась под этим взглядом из поднебесья.

– Момент инцидента из жильцов никто не видел. Один алкаш утверждает, что заметил, как какой-то мужик переносил что-то тяжелое. Я запротоколировал его показания, но верить такому индивиду – себе дороже.

Участковый протянул Чижовой несколько бумаг.

– В основном жалуются на какую-то компанию подростков, которая якобы бузила тут вчера вечером. Даже подозревают, что те взбирались на крышу.

– Так может, они местные. Их собственные дети, – здраво предположила Чижова.

– Нет, утверждают, что чужие, – скривился он, как будто укусил кислое яблоко. – Хотя, кто его знает. Не исключено, что выгораживают своих. Тут такая публика занудная. Вечно жалуются на кафешку, что на первом этаже. Мешает оно им, придуркам. А если после ее закрытия нормальное заведение в заброшку с разбитыми окнами превратится? Тогда, видимо, счастливы будут. Тихо станет. Конечно, бомжи и наркоманы, которые там со временем обживутся, поспокойнее веселых граждан за праздничным столом.

– Вы на крышу поднимались? – Чижова постаралась побыстрее отвлечь патетический настрой коллеги.

– Какого черта, – почти грубо попытался он отпаять, но женщина проявила характер.

Умудрившись взглянуть уничижительно по отношению к строптивому подчиненному даже снизу вверх, она молча вошла в подъезд и двинулась дальше. Сидоркин, вспомнив о субординации, уныло поплелся следом, но в итоге где-то потерялся между этажами. Чердак оказался открыт. На площадке убиралась какая-то женщина. Она искоса взглянула в сторону Чижовой, которая тут же засветила свою красную книжицу.

– Насыпалось вот мусора с чердака. Убираю, – пояснила она раздраженным голосом. – А больше никто не хочет. У нас тут подъезд идиотов. Никому ничего не нужно, только гадить мастера.

– Вчера кто-то поднимался на крышу?

– Я уже участковому все доложила, – заартачилась было местная жительница, но под тяжелым взглядом Чижовой быстро пошла на повтор своих сообщений. – Я их лично не видела. Слышу какой-то шум на чердаке. Мужа хотела отправить, но мой чурбан из той же когорты пофигистов. А я сама пока сюда добралась, они уже спустились. Слышно было только шум по лестничной клетке. Я им крикнула угрозы, а в ответ только смех. Вот так повадятся наркоманы на чердак, что потом делать? А еще хуже – бомжи поселятся.