Последний связной

– А вдруг бомжи только притворяются, – мелькнула у Майкла в голове мысль и он, нащупав под собой металлическую пластину, оказавшуюся блюдом из нержавеющей стали, стараясь сделать это незаметно, засунул ее под куртку на уровне груди – теперь, если его ударят ножом, то крепкая сталь может защититься.

– Кто за тобой гонится? – спросил Борис по-английски, и Майкл хотел объясниться, но тут в потолке камеры со скрипом открылся люк, из которого раздались голоса – кто-то разглядывал камеру сверху, подсвечивая себе фонариком. Пришлось ему спешно зарыться в матрацах.

– Сейчас бомжи выдадут? – вертелась в голове гадкая мысль.

А голоса в потолке продолжали разговаривать между собой: – Вот здесь, посмотрите, товарищ майор. Они тут все сидят, пока я не разрешу выйти.

– Чтоб утром их выставил! И сколько ты берешь с них, Коржаков? – спросил голос майора.

– Да ладно, товарищ майор, как все, так и я. Зато камера под контролем: люди все проверенные, выходят наверх по команде и убирают за собой каждый день. У них даже старший есть: – Эй, Стравинский, строй всех!

– Стройсь! Лица показать! – скомандовал Борис, и бомжи выстроились в шеренгу, подняв глаза в сторону люка.

– Эх, резануть бы вас всех из автомата, да выгребать из ямы не охота, – огорченно сказал Коржаков.

– А кто там, у стены? – спросил майор, посветив на дно камеры.

– Так, это матрасы, – сказал Квазимодо.

– Отвечаешь? – спросил майор, наводя пистолет Борису в лоб.

– Проверьте, – спокойно сказал тот и Майор, переведя ствол в сторону Майкла, уверенной рукой, не торопясь, ровной строчкой, прострелил матрасы вместе с Майклом из своего пистолета.

Всего выстрелов было пять и Майкла два раза сильно толкнуло, но лежал он молча, боясь шевельнуться, а Майор еще немного помаячил в люке и пропал.

– Стравинский, с тебя триста евро, – крикнул сверху Коржаков напоследок.

– За что, я ведь уже платил? – запротестовал Борис.

– За беспокойство! За то, что вы тут суки сидите, а у меня вся шея в мыле.

– Ладно, гражданин начальник, утром отдам, – пообещал Борис.

– И что бы вы у меня, твари, сегодня до темноты не выходили, – подтвердил Коржаков. Голоса наверху скоро затихли, и в камере наступила гнетущая тишина.

– Кердык иностранцу, – сказал Квазимодо через минуту, снимая берет.

– Посмотрите, – приказал Борис, и к Майклу кинулись бомжи: каждый из них, наверное, представлял себя на его месте с пулей в животе. С него стащили матрасы, ожидая увидеть мертвое тело, но увидели живые глаза.

– I, o’key! – сказал Майкл, а его все продолжали ощупывать, в поисках повреждений и с радостью видели, что он даже не ранен.

– Ты смотри, живой! Теперь сто лет проживешь, – восхитился Борис.

А Майкл осмотрел себя сам и определил, что все пули, пущенные в него, пошли мимо: две из них прошили через матрац между его ног, еще две попали в металлическое блюдо на груди, оставив в нем глубокие вмятины, и еще одна, последняя, лишь оцарапала ему левое ухо.

– Отметить надо, – сказал Борис. – Если хочешь, пойди умойся.

В углу у бомжей оказался туалет – пластмассовая воронка, уходящая одним концом в отверстие стены, а вместо умывальника – чайник, подвешенный на веревке над алюминиевым тазом.

Майкл смыл с лица мусор, хлебные крошки и вернулся к бомжам.

Борис притащил из темноты складной алюминиевый стол, другие бомжи принесли пластиковые ящики вместо стульев, потом на столе появилась одноразовая посуда и еда.

– Водочка Столичная, – гордо заявил Квазимодо, неся к столу прозрачную запотевшую бутылку.

– Салатика поешь из ресторана Прага, – сказал Майклу пожилой бомж, по имени Семеныч, выкладывая на стол салаты; все они были в фабричной упаковке: оливье, с кальмарами и рыбные.

– Это то, что в ресторане не продано, – объяснил Борис. – Их по правилам на следующий вечер оставлять нельзя, а нам сойдет – вот нам швейцар, и дает, а мы ему мусор выносим и тротуар выметаем.

– А вот колбаска сырокопченая, брауншвейгская. Куснешь? – предложил пожилой бомж, протягивая Майклу пол батона колбасы.

Вся еда пахла аппетитно, и лишь хлеб, от которого все отламывали куски грязными руками, вызывал у Майкла брезгливость.

– Извини, воды здесь не хватает, – сказал Борис, поймав его взгляд, и произнес: – За здравие!

Все выпили грамм по сто водки из пластиковых стаканчиков.

– Семеныч! Чего менты прикопались! – заскулил негр, который был не в силах отойти от испытанного страха.

– Не бойся Люмумбушка. Господь нас защитит и каждому воздаст по заслугам.

– Да я их всех урою! – начал кричать негр, хлебнув из второго стакана, а Майкл, вспомнил про то, что он в розыске.

– Ченчь, сэр. Обмен, – доставая из кармана двести долларов, сказал он, показывая на плащ Квазимодо, нужный ему для маскировки, решив, что его собственный костюм давно примелькался во всех уличных системах видео наблюдения.

– Не могли бы вы продать мне вашу одежду? – вспомнил он несколько слов по-русски.

Квазимодо прошел в угол, где, за неимением гардероба, на гвоздях в стене висели костюмы, плащи и куртки, откуда притащил, совсем еще новый плащ, который накинул на Майкла: – Бери, пользуйся.

– У вас коллекция моделей пред апорте? – пошутил Майкл.

– Да в Москве иначе не проживешь – бомж не должен отличаться от прохожего. Поэтому мы и ходим в костюмах, а иногда в униформе.

Вон Квазимодо ходит в форме дворника, так он вхож в любой, охраняемый двор, а там можно разжиться шмотками от богатеев.

– Возьмите за плащ, – сказал Майкл Квазимодо, протягивая ему, двести долларов, но тот протестующе замахал руками и от денег отказался.

Тогда Майкл достал еще несколько сотенных купюр.

– For аll. Всем, – сказал он, отдавая деньги Борису.

– Это он на общак дал, – сказал обрадовано Борис бомжам, – нам для крыши завтра надо, и Семенычу ботинки новые купить.

Бомжи еще больше повеселели, на столе взамен выпитой появилась следующая бутылка водки, а Борис продолжил свои расспросы.

– Так кто тебя ищет? – спросил он.

– Это не власти. Это ваши предатели, – попытался объяснить Майкл.