В октябре 2004 года мне довелось поработать в немецком городе Фрайбург в архиве вермахта, где имелись, наряду с другими, документы 1-й пехотной дивизии с картами о проведении этой операции. В них я нашел, в частности, подтверждение тому, как наше командование пыталось помочь защитникам пятачка. В приказе по 1-й пехотной дивизии от 29 апреля 1942 года так говорится об этом: «Все попытки противника переправиться через реку успешно отражены. Девять переполненных лодок (от 20 человек и более в каждой. – Ю. Л.) потоплены».
Но и для немцев эти бои были кровопролитными. Донесение 1-го пехотного полка о потерях в ходе операции по ликвидации советского плацдарма скрупулезно подтверждает это: убит 81 солдат, ранены 389 и пропали без вести 19 человек. Всего выбыли из строя 489 солдат. По немецким данным, наши потери в целом составили 1400 человек. В плен были взяты 117 советских солдат, в том числе четыре офицера во главе с командиром 330-го полка майором С. А. Блохиным. В плен его взяли в бессознательном состоянии после тяжелого ранения в обе ноги. В немецком госпитале их ампутировали, а затем для Блохина наступили долгие годы скитаний по лагерям военнопленных и послевоенная борьба за реабилитацию своего честного имени.
Так закончился первый полугодовой этап наиболее кровопролитных боев защитников Невского плацдарма.
Полгода передышки
Последующие месяцы в весенний и летний периоды1942 года участок Невского фронта, а вместе с ним и территория бывшего Невского пятачка последовательно занимались подразделениями 12-й танковой, а затем и 28-й легкопехотной дивизиями вермахта. Осенью им на смену прибыла «крымская» 170-я пехотная дивизия.
«Только старые командиры, познавшие бойню Первой мировой войны, могли припомнить, что видели нечто подобное Невскому плацдарму. Лишь изредка торчал раздробленный пень дерева на земле, перепаханной тяжелой артиллерией, реактивными минометами и авиабомбами. Подбитые танки стояли возле глубоких воронок и окопов, ведущих к русским траншеям. Из стен окопов торчали руки и ноги убитых русских солдат. Все остальное было засыпано землей после взрывов снарядов. Кругом были минные заграждения» – такое описание дает Х. Кардель в «Истории 170-й пехотной дивизии».
Советские солдаты, участники боев за пятачок, дают схожую оценку. В воспоминаниях А. Соколова в сборнике «Невский пятачок» так описывается плацдарм, отвоеванный осенью 1942 года: «Страшная картина открылась перед нами. Клочок выжженной земли, сплошь покрытой осколками разорвавшегося металла, представлял собою лабиринт окопов и траншей, в котором легко было заблудиться. Поверх всех траншей, ходов сообщения, блиндажей в беспорядке лежало великое множество «ежей» – мотков и рогаток из колючей проволоки. Многими участками траншей и ходов сообщения давно никто не пользовался: они осыпались от разрывов мин и снарядов, стали мелкими».
Возрождение Невского плацдарма
Силами стрелкового батальона 9 сентября 1942 года была предпринята попытка переправиться на левый берег Невы в районе Московской Дубровки. Однако она не удалась. В ночь с 25 на 26 сентября началось форсирование Невы сразу в нескольких местах. Удачной оказалась попытка захвата небольшого плацдарма у деревни Арбузово, рядом с тем местом, где ранее был Невский пятачок. Так началось его второе рождение. За ночь удалось перебросить передовые группы 70, 86, 46-й стрелковых дивизий и 11-й отдельной стрелковой бригады. На какое-то время на левом берегу возникла неразбериха: в снарядных воронках, почти что рядом с советскими бойцами, укрывались немецкие пехотинцы. Опасаясь попасть по своим, ни та ни другая сторона временно не использовала артиллерийские средства. В течение следующего дня пятачок восстановил свои прежние границы.
В ночь на 6 октября по приказу советского командования Невский плацдарм был временно оставлен. Два дня на том берегу не было никого из наших бойцов. И удивительное дело: в течение двух суток, не снижая плотности огня, немцы усиленно долбили снарядами и минами «гнойник 170-й пехотной дивизии», как они называли пятачок, ни разу не осмелившись его атаковать. Не обнаружило немецкое командование и повторного занятия пятачка сводной ротой из добровольцев 70-й стрелковой дивизии в ночь на 8 октября. 11 октября подразделения 46-й стрелковой дивизии сменили эту роту и оставались на плацдарме до окончания его существования в феврале 1943 года. За это время они отразили до 300 атак противника.
Роль плацдарма в прорыве блокады
12 января 1943 года началась операция «Искра», завершившаяся 18 января долгожданным прорывом блокады Ленинграда. Однако наступление с Невского плацдарма вновь не имело успеха. Подразделения 45-й стрелковой дивизии смогли продвинуться лишь на 600 метров. Памятуя о предыдущих тяжелых боях, немецкое командование сосредоточило на этом участке фронта два полка 170-й пехотной дивизии, оголив при этом район Марьино. Именно там и был осуществлен первый успешный прорыв 136-й стрелковой дивизии, сыгравший судьбоносную роль в исторической встрече Ленинградского и Волховского фронтов у 1-го и 5-го Рабочих поселков.
Так что пятачок сыграл свою важную роль в прорыве блокады, стянув на себя значительные силы немецких войск и заставив их ошибиться в установлении направления главного удара советских войск.
17 февраля 1943 года немцы под угрозой окружения оставили позиции перед Невским пятачком. Выполнив свою задачу, Невский плацдарм прекратил существование, которое с учетом полугодового перерыва продолжалось около 400 блокадных дней.
Еще раз о потерях на Невском пятачке
С 1975 года в нашей справочной и военно-исторической литературе утвердилась цифра о 200 тысячах советских солдат, погибших на Невском пятачке. Цифра явно заказная, из газеты «Правда» к очередному юбилею Победы. Видимо, кому-то захотелось таким образом показать преимущество нашего горя над немецким.
К сожалению, наверное, никогда не удастся точно установить число погибших там. Но реально оценивать ситуацию надо, отделяя потери в боях за овладение плацдармом и на самом пятачке. Самые крупные потери несли наши войска на правом берегу Невы в местах переправ и при форсировании реки. Здесь были сконцентрированы все силы атакующей стороны. В этот момент солдат еще не был готов к бою и оставался полностью беззащитным, не имея возможности укрыться от воздушных налетов противника и артиллерийского огня. А именно от него был наибольший урон. Уже к концу сентября 1941 года немцы подвели к Неве дивизион артиллерийско-инструментальной разведки, который с точностью до метра просчитал данные по всем участкам переправ советских войск. После чего были созданы три артиллерийские группы: «Север», «Центр» и «Юг», расположившиеся на Невском фронте от Шлиссельбурга до Отрадного. Крупнокалиберная артиллерия, в том числе специально доставленные французские 150-мм гаубицы и 210-мм минометы были укрыты на Келколовских высотах. Из района Синявино огневую поддержку оказывали орудия 227-й пехотной дивизии. Большие потери среди наших войск вызывала вражеская авиация из состава немецкого 1-го Воздушного флота, так как у советской стороны, особенно в начальный период, не было достаточного количества средств противовоздушной обороны.
Оценочно можно все-таки ориентироваться на цифру в 50 тысяч советских солдат, погибших на самом Невском плацдарме, учитывая при этом, что были не только периоды наивысшего напряжения боев, но и отдельные паузы, когда в основном велась снайперская война. Не следует забывать, что полгода – с конца апреля до середины сентября 1942 года – территория пятачка была в руках немцев. Необходимо также помнить о том, что изза его крошечных размеров (около двух километров по фронту и до 800 метров в глубину) практически не было возможности размещения там большого количества войск. Однако даже это количество, уменьшенное в четыре раза в сравнении с официально признанными данными, заставляет задуматься о величии самопожертвования людей, шедших фактически на верную смерть. До сих пор поисковые отряды находят сотни останков погибших, лежащих там в несколько рядов.
Немецкие потери убитыми в боях за Невский плацдарм составляют оценочно около 10 тысяч солдат. Все эти данные подлежат уточнению. Но хорошо бы их считать отправными, поскольку они в любом случае реальнее тех, что до сих пор фигурируют в официальных источниках.
Бои за Невский плацдарм уходят в историю вместе с его участниками. А вместе с ними постепенно стирается память о тех событиях. Это естественный, хотя и грустный процесс. Поэтому сегодня все более актуальным становится вопрос: как продлить эту память, это чувство сопричастности к героической трагедии Невского пятачка? Как не броситься в очередную крайность, говоря о бессмысленных жертвах войны, забывая, что защитники плацдарма приближали победу?
Отрадно, что мероприятия по случаю 70-летия Великой Победы вызвали дополнительный приток военно-исторических исследований, эмоциональных воспоминаний, дискуссий, дифирамбов, а также критических замечаний. Но вместе с тем хотелось бы, чтобы при этом соблюдалось этическое чувство меры при описании боев за плацдарм на Неве. Это необходимо во имя погибших солдат и ради здравствующих ветеранов Невского пятачка и битвы за Ленинград.
Блокадный дневник Клавдии Никифоровой
С «Блокадным дневником» Клавдии Ивановны Никифоровой я познакомился во время съемок документального фильма о Невском пятачке. Режиссер фильма Нина Прахарж дала мне посмотреть рукописную тетрадь. Это была копия воспоминаний блокадницы о страшном военном времени. В них ясным почерком были помещены и три небольших стихотворения. В предисловии к дневнику обратила на себя внимание такая запись: «Завещан моей внучке Власовой Анне Валерьевне». Приложен был также адрес самой Клавдии Ивановны в Ульяновске и ее телефон.
Мне стало интересно узнать, где находится оригинал дневника, жив ли автор, и если да, то имеется ли возможность поговорить с этой женщиной, так просто и доступно написавшей о величии подвига и человеческом горе ленинградцев. Не откладывая дела в долгий ящик, позвонил в Ульяновск и имел счастье разговаривать с самой Клавдией Ивановной, которая любезно поведала историю одного из своих стихотворений, помещенных в дневнике. Написала она его в самое смертное блокадное время, когда многими ленинградцами овладела безысходность, они подошли к краю пропасти, из которой уже не могло быть возврата. По своему стилю и ритмике стихотворение созвучно «Казачьей колыбельной» Михаила Лермонтова. Написано оно было в феврале 1942 года, называется «Блокадная колыбельная».
Вновь воздушная тревога.
За ночь третий раз.
Я лежу в своей постели,
Не смыкая глаз.
Мой единственный сыночек
Рядышком лежит.
Неподвижный и холодный,
Третьи сутки спит.
Спи, родной, не просыпайся!
Я прошу как мать!
Вдруг опять попросит хлебца,
А мне негде взять!
Тяжко каждому солдату
На любой войне!
Умирать голодной смертью
Тяжелей вдвойне.
Скоро я по Божьей воле
Обрету покой.
Перед смертью крепко-крепко
Обнимусь с тобой!
Чтоб в одной могиле братской
Вместе нам лежать!
Спи, мой славный! Спи, хороший!
Я прошу как мать.
В нашем городе блокадном
Хуже, чем в аду.
И я с радостью великой
На тот свет уйду!
Уготовано за муки
Место нам в раю!
Спи, дитя мое родное!
Баюшки-баю.
В этом стихотворении Клавдия Никифорова рассказала о безутешном горе своей матери и умиравшем десятимесячном брате Сереже. Он умер позднее, в поезде, когда семью удалось наконец эвакуировать. Клава, ей тогда было восемнадцать лет, вынесла тело брата из вагона на остановке и положила сверху на гору других трупов. Названия станции она не запомнила. Всего из многодетной семьи Никифоровых умерли одиннадцать человек. Отец Клавы ушел из жизни самым первым, еще до войны. Он был расстрелян в 1937 году как «враг народа».
В «Блокадной колыбельной» меня поразило то, как восемнадцатилетняя девушка смогла понять и передать чувства женщины-матери, какой она сама еще не была. Страдания матери стали ее собственной мукой, ее горем. Стихотворение проникнуто безысходностью, покорным ожиданием смерти как избавления. Оно передает состояние человека, дошедшего до последней грани, разделяющей жизнь и смерть. Этот человек уже готов переступить черту, надеясь, что смерть прервет страдания, станет не просто избавлением от них, а переходом в иное состояние, где душа, а не измученное тело продолжит дальнейшее существование.
В «Блокадном дневнике» представлены еще два стихотворения, написанные Клавдией Никифоровой. Они совсем другие, отражающие патриотический порыв ленинградцев. Эти стихи притягивают, вместе с автором испытываешь гордость за непокоренный город. Стихи подкупают жизненной силой автора. Они проникнуты верой в то, что удастся отстоять Ленинград.
Первое стихотворение, написанное блокадной зимой, когда еще оставались физические силы, называется «С Новым 1942 годом!».
Без елок и свечей
При отблесках коптилок,
Встречаем мы сегодня
Новый год!
Но в будущее смотрим с оптимизмом:
Переживет блокаду наш народ!
В историю уходит
Сорок первый год.
Поднимемся, друзья!
Часы уж полночь бьют.
Водою снеговой