Уходящие в вечность

Ну что ж, это право писателя на собственное восприятие. Но оно явно не совпало с тем, как это представлялось Гранину.

Позднее мы с Наташей пришли к общему мнению, что если бы не было этого задиристого вопроса Гранина, то, может быть, не получилось бы и столь интересного разговора. Гранин спровоцировал Зурмински на острый диалог, сразу же дав понять, что не хочет ограничиваться обменом любезностями, как это обычно бывает при первом знакомстве. Зурмински был ему интересен как представитель страны с иным менталитетом, причем сам переживший военные невзгоды. К тому же это был его коллега по литературному ремеслу, человек, который через свое творчество пытается докопаться до истины, ставя перед собой непростые вопросы, и старается сам же на них ответить, когда создавшаяся картина становится ясной.

Следующий вопрос Гранина был таким же кинжальным: «Почему немецкие солдаты, поняв весь ужас военной авантюры в России, участниками которой они стали, не прекратили воевать уже зимой 1941–1942 годов?» Ответом Зурмински было слово «присяга». По его твердому мнению, именно поэтому германские солдаты продолжали отчаянно бороться до весны 1945 года, хотя многим уже было ясно, что война проиграна.

В свою очередь Зурмински задал вопрос, который, чувствовалось, продолжает волновать его до сих пор: «Что русский писатель и бывший фронтовик думает относительно не всегда корректного обращения советских солдат с местным немецким населением, когда войска Красной Армии перешли границу с Германией?» По поводу поведения наших войск в Восточной Пруссии Гранин сказал, что этот поход был мщением. Больше эта тема не обсуждалась, хотя мне показалось, что оба писателя к ней еще не раз вернутся. И не только в процессе общения, но и в своих произведениях.

Как-то незаметно разговор переключился на роман Зурмински «Отечество без отцов». Гранин сказал: «Книг о войне написано так много». Поморщился, давая таким образом понять, как ему тошно от переизбытка низкопробных произведений. А затем докончил свою мысль: «Но Вашу книгу было интересно читать». Потом спросил немецкого писателя, существовал ли реальный Роберт Розен, главный персонаж романа.

Зурмински ответил: «Дневник Роберта Розена имеется на самом деле, но я убрал из него лишнее, подсократил. Да и погиб настоящий Роберт Розен еще в декабре 1941 года. Дневник вестфальца тоже существует».

В своей записи разговора между писателями России и Германии я пометил тогда: «Гранин и Зурмински – это люди с четко сформировавшимся мнением о войне. Это ясно отражается в их произведениях. Зурмински явно стремится в своих многочисленных книгах к тому, чтобы тема войны перестала наконец разделять наши народы. В маленьком рассказе «Ирина или часы» писатель размышляет: «Но не пора ли все же в этой истории поставить точку? Может быть, следует когда-нибудь прекратить ход тех часов, что по кругу разносят зло?» По его мнению, все солдаты – жертвы войны. Через этот тезис он пытается уравнять победителей и побежденных, тех, кто шел как завоеватель, и тех, кто защищал свою родину от вооруженных посягательств. Он хочет, чтобы немцев в мире перестали воспринимать как наследников тех, кто когда-то был преступником. Но из разговора с Граниным он, видимо, понял, что это пока лишь его мечты. Для нашего писателя-фронтовика деление солдат на агрессоров и защитников по-прежнему остается принципиально важным.

Когда беседа была уже в самом разгаре, Зурмински попросил Гранина порекомендовать, какие из его книг, переведенных на немецкий язык, стоило бы почитать. Гранин не стал рекламировать свои произведения. Мы с Наташей в один голос назвали такие его книги, пользующиеся широким признанием, как «Картина» и «Потерянное милосердие». Назвали также и «Вечера с Петром Великим». Все они издавались в Германии. Свою «Блокадную книгу» Гранин не рекомендовал читать, так как она, на его взгляд, «слишком тяжелая». Трудно сказать, что он имел при этом в виду. Может быть, просто пожалел Зурмински, решив поберечь его от дополнительных переживаний?

На вопрос Зурмински, сколько книг написал Гранин, тот не смог назвать точного количества, но сказал, что издавалось их много и большими тиражами. Посмеялся, что некоторые произведения даже через тридцать лет после того, как они были написаны и после неоднократного их переиздания, редакторы все равно умудряются править.

Под конец беседы Гранин спросил Зурмински, что тот думает о Гюнтере Грассе, лауреате Нобелевской премии. И вот тут-то впервые проявилась схожесть их взглядов. Гранин был явно удовлетворен ответом Зурмински и со свойственной только ему интонацией произнес свое любимое: «Это правильно», когда тот заявил, что писатель не должен полностью отдаваться политике и писать свои произведения в угоду ей. А у Грасса, по мнению Зурмински, это возведено в абсолют, когда происходят какие-то важные политические события либо государственные структуры приступают к формированию новой политической линии в отношении общественных масс. Гранин заметил, что, в сущности, большая редкость, когда писатель не поучает правителей и не вмешивается в политические вопросы. Даже у Толстого подобное можно наблюдать в значительной мере. Единственным и удивительным исключением является Чехов. Вот тут политика полностью отступает, и на первый план выходят в полном своем многообразии человеческие отношения и столкновения характеров. Через полтора часа встреча завершилась. Чувствовалось, что она наложила на всех ее участников глубокий отпечаток. Это было столкновение мнений, где стороны с первого раза не смогли достичь единства взглядов. Но отрадно было видеть, что оба писателя этой встречей не были разочарованы. Они почувствовали интерес друг к другу. Между ними возникло нечто общее, понятное только им одним и неподвластное другим участникам встречи, хотя Трауте, Наташа и я все время находились рядом. У них появилось явное желание продолжить диалог.

Первый шаг к этому сделал через некоторое время Арно Зурмински, послав Даниилу Гранину письмо с просьбой написать предисловие к русскому изданию его романа «Отечество без отцов», если тот будет опубликован в России. В 2010 году книга вышла в издательстве «Центрполиграф» в моем переводе. В предисловии Гранин отметил, что «роман для русского читателя понятен и близок. По-разному, но обе стороны – жертвы навязанной нам войны».

Говоров против Кюхлера

9 декабря в России объявлено Днем героев Отечества. Среди тех, кого вспоминают в этот день, непременно звучит имя Маршала Советского Союза Леонида Александровича Говорова. Это особенно приятно нам, жителям города на Неве, который в блокаду назывался Ленинградом и который советские воины защищали под командованием Говорова.

В Германии такого праздника нет, но там есть День скорби по погибшим в Первой и Второй мировых войнах, в которых немцы оба раза потерпели поражение. Вспоминают в этот день и тех немецких солдат, что погибли под Ленинградом, воюя под началом генерал-фельдмаршала Георга фон Кюхлера. Но вот самого Кюхлера, кроме его родственников, наверное, никто не вспоминает. И вот почему.

С 1942 по 1944 год Ленинград был местом встреч военачальников двух враждовавших армий. Лично они не виделись, но по боям, проходившим на Ленинградском фронте, друг о друге знали хорошо. Несмотря на то что Говоров (22.02.1897 – 19.03.1955) был значительно моложе Кюхлера (30.05.1881 – 25.05.1968), умер он раньше его. Говорову на момент смерти было лишь 58 лет. Видимо, острее воспринимал войну и переживал все ее тяготы сильнее других, что не могло не сказаться на здоровье.

Обычно при характеристике враждовавших людей упор делается на их противопоставлении. Однако применительно к данному случаю на первый план вышли удивительные совпадения, которые сопровождали Говорова и Кюхлера в течение всего периода их противостояния под Ленинградом.

Оказалось, что оба полководца – и Говоров, и Кюхлер – были артиллеристами, то есть представителями такого рода военной профессии, которая требовала математического мышления, строгости и четкости действий. У Говорова эти качества, видимо, были особенно развиты, недаром за глаза его называли «аптекарем», имея в виду его скрупулезность даже в мелочах и въедливость при изучении обстановки, когда ему нужно было понять замысел противника. Кюхлеру все эти качества также были присущи, но, может, не в силу характера, а по причине немецкого менталитета, где на первый план, особенно в военной области, традиционно выходили порядок, дисциплина и организованность.

У Говорова и Кюхлера имелось еще одно сходство: оба очень любили работать с картами обстановки. Вот что вспоминает в книге «Операция “Искра”» бывший член Военного совета 5-й армии П. Ф. Иванов: «Уникальной была способность Говорова читать карту обстановки. Пользуясь ею, он разгадывал замыслы противника, перед его взором она словно бы оживала со своими реками и силами и средствами противника. Поколдует над картой и скажет: «Завтра гитлеровцы полезут отсюда». Он редко ошибался в своих прогнозах. Поразмыслить, поколдовать над картой стало неотъемлемой потребностью Говорова. Он любил в поздние часы, сбросив дневные заботы, склониться над картой военных действий». Что касается Кюхлера, то после окончания в 1913 году Военной академии он служил в топографическом отделе Генерального штаба. Это была великолепная школа для карьерного роста будущего генерал-фельдмаршала.

У обоих, несмотря на разницу в возрасте, к моменту их военного столкновения под Ленинградом был уже солидный боевой опыт. Говоров участвовал в Гражданской войне, пройдя после ее окончания последовательно должности командира артиллерийского дивизиона и полка, затем он был начальником укрепрайона, после чего находился на преподавательской работе в Артиллерийской академии. Участвовал он и в советско-финской войне 1939–1940 годов. Перед войной окончил академию Генерального штаба. Так что к командованию 5-й армией в боях под Москвой осенью 1941 года он подошел зрелым и опытным специалистом. С апреля 1942 года генерал-лейтенант Говоров находился в осажденном Ленинграде, командуя сначала группировкой войск Ленинградского фронта, а затем и всем Ленинградским фронтом.

Георг фон Кюхлер прошел Первую мировую войну командиром батареи и офицером Генерального штаба. Приход Гитлера Кюхлер встретил одобрительно, в 1934 году он стал уже генерал-майором. Именно на этот период приходится его тесное сотрудничество с нацистами, чью программу он принял безоговорочно. Во Вторую мировую войну в сентябре 1939 года Георг Кюхлер уже в должности командующего армией занял Данциг. Во французской кампании в мае 1940 года Кюхлер со своей 18-й армией, с которой впоследствии он пришел под Ленинград, за пять суток захватил Нидерланды, а уже через месяц, в мае 1940 года, его дивизии входили в Париж. За это он был удостоен звания «генерал-полковник». Военную кампанию против советской России он надеялся завершить так же успешно, как и три предыдущие. И первый год этой новой войны был для него в основном благоприятным. После добровольной отставки генерал-фельдмаршала Риттера фон Лееба 17 января 1942 года Гитлер наделил генерал-полковника Георга Кюхлера полномочиями командующего группой армий «Север». За Волховскую кампанию летом 1942 года Георг Кюхлер был удостоен воинского звания «генерал-фельдмаршал».

Говоров и Кюхлер имели достаточное представление друг о друге. В их штабах готовились исчерпывающие досье с описанием сильных и слабых сторон лиц, возглавляющих враждующие группировки войск. Поэтому, конечно, одерживая успех или терпя поражения при проведении частных операций и в масштабе крупных наступлений, оба военачальника должны были задумываться о действиях своего визави.

1943 год стал переломным в противостоянии Говорова и Кюхлера под Ленинградом. 18 января войска Ленинградского фронта прорвали блокаду города с западного направления.

В начале зимы 1944 года пришел час окончательной победы Леонида Говорова.

27 января Ленинград салютом торжествовал свою победу над врагом, блокада города была снята. Пытаясь избежать окружения войск, Кюхлер вынужден был повсеместно начать стремительный отход, надеясь закрепиться на заблаговременно созданной оборонительной линии «Пантера». В итоге его постигла участь предшественника – фельдмаршала фон Лееба, который без согласия свыше отступал от Тихвина, также стараясь избежать окружения. Устроив Кюхлеру разнос за самовольный отход, Гитлер отправил его в резерв, где тот оставался до конца войны. Затем Кюхлер был привлечен к суду как военный преступник и приговорен к 20 годам тюремного заключения. Правда, в 1951 году срок был сокращен до двух лет, и в феврале 1953 года генерал-фельдмаршал вышел на свободу.

Тема преступлений Кюхлера требует отдельного исследования. Основная часть обвинений была представлена Кюхлеру за период командования им 18-й армией. Вот что пишет немецкий исследователь военной истории Йоханнес Хюртер, автор монографии «Вермахт под Ленинградом», применительно к сентябрьским боям 1941 года под Ленинградом: «Через несколько дней генерал-полковник Кюхлер лично разъяснял командованию 50-го армейского корпуса, что войска должны препятствовать выходу беженцев из города и решительно применять оружие. Этот приказ стрелять в женщин и детей предшествовал указанию о длительном герметическом окружении».

Георг фон Кюхлер принял правила игры Гитлера, которые неукоснительно претворял в жизнь под Ленинградом. Это касалось также и его жестокого отношения к населению оккупированных 18-й армией областей Ленинградской области, в частности уничтожения пациентов психиатрической больницы имени Кащенко в Никольском под Гатчиной и в здании бывшего монастыря в Макарьевской Пустыни у Любани.

Умер Георг Кюхлер в 1968 году, как раз тогда, когда в Германии наступило время покаяния за гитлеровские злодеяния. В школьных учебниках Германии имя его не упоминается, и молодое поколение немцев о нем практически ничего не знает.

В отличие от него, имя Леонида Говорова стало всенародно известным после прорыва блокады Ленинграда, ему было присвоено звание «генерал-полковник», и он одним из первых был награжден орденом Суворова I степени. В 1944 году, когда Красная армия стала освобождать от врага захваченную территорию, ему было присвоено звание Маршала Советского Союза. Закончил войну он в 1945 году командующим Ленинградским фронтом в Прибалтике, одновременно координируя действия 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов. После войны состоял на различных высоких должностях в руководстве Вооруженных Сил, в том числе занимал пост замминистра обороны. Он был не только удостоен звания Героя Советского Союза, но и награжден высшим советским военным орденом «Победа». В Санкт-Петербурге у Нарвских ворот, напоминающих о победе над Наполеоном, маршалу Говорову поставлен памятник. Имя его по праву навсегда внесено золотыми буквами в историю города на Неве.

Почему Германия проиграла войну?

Писатель-фронтовик Даниил Гранин задавал свой вопрос о причине поражения Германии во Второй мировой войне многим. Спросил он об этом после выступления в бундестаге зимой 2014 года и бывшего канцлера ФРГ Гельмута Шмидта. Тот тоже прошел всю войну, хлебнул всякого. И его мнение для Гранина представлялось важным.

Но ответ оказался традиционным. Он типичный для Западной Европы: «Потому что американцы высадились 6 июня 1944 года во французской Нормандии». Даниил Александрович, возможно, надеялся при встрече с человеком столь высокого государственного уровня, что тот найдет и другое объяснение, но этого не случилось. Западный менталитет за 70 лет, прошедших после войны, остался прежним на всех уровнях.

Так почему все же немцы проиграли, а мы победили? Мы неоднократно беседовали с Даниилом Александровичем на тему побед и поражений в войнах. Однажды он привел мне стихи Пушкина из десятой главы «Евгения Онегина»:

Гроза двенадцатого года
Настала – кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог?

Гранин, обосновывая свою мысль, сделал упор на том, что перелом войны наступил во многом благодаря остервенению народа. Изменился дух нации, люди сплотились, возвысилось их национальное достоинство. Они осознали в полной мере, что вели справедливую борьбу за родную землю. В восприятии Гранина остальное было подспорьем: существенным, но не определяющим. Пушкинские слова как нельзя более точно ложились на нашу войну с гитлеровской Германией. Поневоле напрашивались аналогии. Маршал Георгий Жуков ассоциировался с пушкинским Барклаем, мороз 1941 года оказался таким же губительным для гитлеровцев, как и 150 лет назад для французов. Что касается русской православной церкви, то она, как и в прежние времена, вдохновляла народ на победу. Но главным стало как раз остервенение.

Думается, Гранин нашел правильный ответ на свой многолетний вопрос.

Дудин

– Дорогой друг! А как же я могу назвать тебя по-другому, ведь ты же взял в руки мою книгу.

Такими словами Михаила Дудина, нашего знаменитого фронтового поэта, я обычно начинаю свои встречи с читателями. Очень трогают меня эти слова из его книги «Где наша не пропадала», посвященной товарищам по оружию.

Виделся я с Михаилом Александровичем лишь однажды. Познакомил нас мой старший брат, художник Владимир Алексеев, иллюстрировавший несколько поэтических книг Дудина. Было это в конце 1992 года, когда я уже окончил военную службу. Узнав от брата, что Дудин воевал и против финнов, я принес ему редкую книгу: записки начальника Генерального штаба финской армии, которую удалось достать через знакомых. Помню, Михаил Александрович склонился над военными картами с обстановкой на Карельском перешейке, взял увеличительное стекло и медленно водил им по финским позициям. Чувствовалось его неподдельное волнение, как будто он возвратился в 1940-е годы и вновь проживал суровые военные будни.

От финских событий он сам перешел к теме блокады Ленинграда. Его все больше тревожила судьба Зеленого пояса славы, инициатором которого он сам являлся и который в начале 1990-х годов начал разрушаться. Война 1941–1945 годов в то нелегкое для Петербурга время отошла на задний план. Задача городских властей состояла в том, чтобы сдержать недовольство людей, испытывавших нехватку продовольствия и терявших работу. Видимо, и в силу таких причин настроение у Дудина было не самым хорошим. Когда я ему рассказал, что совсем недавно сопровождал группу бывших немецких солдат к местам их боев на Невском пятачке, Дудин вдруг оживился, сказал, что я занимаюсь правильным делом, способствуя, как переводчик, нужным встречам ветеранов войны. Когда-то они воевали друг против друга, теперь, по словам Дудина, настало время подводить итоги прожитому и передавать эстафету достойных взаимоотношений следующему поколению. По существу он благословил меня на работу в центре «Примирение».

Дудина сильно впечатлило, когда я рассказал, как немцы ищут захоронения своих сослуживцев в Ленинградской области. С огорчением он констатировал, что у нас солдата в войну не жалели, оттого так много пропавших без вести. После этого прочитал четверостишие, которое тотчас же мне запомнилось:

Я всей жизнью своей виноват
И останусь всегда виноватым
В том, что стал неизвестный солдат
Навсегда неизвестным солдатом.

А потом мы долго говорили о Невском пятачке. В начале 1990-х много писалось о том, что якобы он совсем не был нужен из-за своих огромных потерь. Я тогда не знал, к кому мне следовало больше прислушиваться. Скорее склонялся к тем, кто принижал роль Невского плацдарма. У меня тогда еще не было уникального документа в защиту героев пятачка – дневниковых записей командующего группой войск «Север» фельдмаршала фон Лееба. Тот 33 раза упоминает этот участок боевых действий в своих ежедневных оценках. Он был для него очень болезненной занозой.

Пока что я только слушал Дудина и записывал тут же, что он говорил. Занес в блокнот еще одно его четверостишие:

Там, где шумит базарная толпа,
Где на базаре немцу жулик ловкий
За доллары сбывает черепа
Моих друзей, погибших под Дубровкой.