Метро 2035: Эмбрион. Слияние

Кого здесь охранять…

– Товарищ Зосс, – спросил полковник, – все готово?

Ираида отвлеклась на мгновение, нужное для решительного кивка.

– Внимание персоналу! – звучно продолжил Васильев. – Первая стадия на половинной мощности, вторая – в случае успеха – на три четверти. Мастер-ключ я пока применять не буду.

«Осел ты, – грустно подумал профессор. – Без пиковой мощности результат будет смазан. Но и применять полностью страшно, конечно. А, да ладно…»

– Запуск А-трансформатора, Ира. Мощность ноль пять расчетной, – скомандовал он вслух. – Вольтарян, все по графику. Начнем с вашего зоопарка.

По команде начальника отдела лаборант завел в зал управления четырех собак, провел к дверце приемного отделения S-трансформатора. Заманил внутрь и пристегнул по одной к специальным креплениям, закрепил датчики на теле, шлепая присоски на специально выбритые участки кожи. Потом настала очередь птиц. Две совы, клетка с волнистыми попугаями. Голуби.

Датчиков было меньше, в основном сетки на головы для снятия энцефалограмм в реальном времени.

Все поголовье размещалось внутри конусообразной камеры, на подготовленных местах. Собаки не волновались, их предварительно приучили к помещению, заводя и пристегивая несколько раз в день. Одна из овчарок негромко залаяла, остальные молчали. Птицы клекотали о чем-то своем, но в целом было тихо.

– Готовность минус три. Минус два. Минус один…

– Ноль, – сказал в наступившей – животные были за плотно запертой дверцей камеры – тишине профессор.

Ираида Зосс мягко коснулась пальцами клавиш одного из ноутбуков. Послышалось гудение. Сперва еле заметное, словно кто-то включил парой этажей выше пылесос, подбирая с пола невидимые пылинки. Потом громче и громче, в гул вплелись басовитые нотки, будто оборудование обиделось и теперь ворчало на своих создателей.

– Реактор в норме. Установка в норме. Двадцать семь процентов мощности.

Бронированное стекло, прикрывавшее вид на вторую приемную камеру, ведущую в А-трансформатор, озарилось неярким сиянием. Призрачный свет, дробящийся, неровный. Тысячи шаров Теслы, расположенные в одному Веденееву известном порядке на стеллажах камеры, начали светиться, хотя эта часть установки получала минимум питания.

– Норма. Тридцать семь процентов мощности.

Гудение теперь не просто было слышно. Еле заметно вибрировали пол, стены, сам воздух, кажется, начал дрожать от сдерживаемой мощи аппаратуры, отбиравшей энергию у компактного ядерного реактора сотней метров ниже. Зашелестели сетчатые решетки уходившей наверх вентиляции; даже лампы освещения, хоть и не мигали, начали светить более тревожно. То ли яркость снизилась, то ли это просто было ощущение от общей напряженной атмосферы зала.

– Норма. Сорок один процент. Сорок семь процентов. Ноль пять мощности.

– Подавайте сигнал на животных, – приказал полковник.

Собаки взвыли, это было слышно даже через толстое стекло и металл двери. Вольтарян дернулся, но глянул на датчики и на время успокоился.

– Пульс повышен. Давление в норме, температура в норме. В самой камере – тоже… – произнес он. Голосовые сообщения дублировали то, что все ученые и руководство видели на мониторах. Традиция, что поделать.

– Ждем? – уточнила Ираида Зосс. Вопрос был задан одновременно и полковнику, и Веденееву. Всем, кто принимал решение.

– Минуту, – сказал Васильев. – Если не будет сбоев, разрешаю мощность ноль семьдесят пять от максимальной.

Шестьдесят секунд прошли в тишине. Гудение, свет, застывшие на рабочих местах люди. Одеколоном Дорченко воняло, кажется, от всего, включая мебель.

– Время. Поднимаю мощность.

Вольтарян открыл рот, но промолчал. Собаки больше не выли, параметры их организмов были без критических отклонений. Что-то ему не нравилось, но интуицию к делу не пришьешь. И эксперимент ею тоже не остановишь.

– Реактор в норме. Установка в норме. Гамма-кривая растет расчетно. Шестьдесят три процента мощности.

Гул теперь напоминал рев двигателя самолета, готового пробежать по взлетной полосе и унести куда-нибудь к морю человек триста.

– Шестьдесят девять процентов, – повысив голос, чтобы перекричать гудение, сообщила Ираида.

От камеры с животными слышался тихий треск, словно рвалась ткань. Вольтарян привстал, не отрывая взгляда от монитора.

– Непонятно, – сказал он. – Показатели в пределах…

Помещение тряхнуло. Несильно, но заметно, как бывает при небольшом землетрясении, балла в три-четыре.

– Что за?.. – поинтересовался полковник, но не договорил.

Ровное, хотя и громкое гудение перешло в настоящий вой – истошный собачий лай раздался, как всем показалось, прямо в зале управления. Вольтарян вскочил и, не обращая внимания на крики профессора, рванулся к двери приемной камеры трансформатора.

– Капитан Вольтарян! Отставить! – заорал полковник, легко перекрыв командным голосом гул и крики, но и его ученый не послушался, рывком открыв дверцу и бросившись в работающую установку.

– Дебил, – негромко сказала Ираида. Почти шепотом, но почему-то ее услышали все. Шамаев молча кивнул бритой головой.

– Выключайте питание! Выключайте! – скомандовал полковник. – Человек в опасности!

– S-трансформатор потом прогревать сутки, – зло откликнулась женщина. – Зачем этот дурак туда полез?

Эдик появился на пороге камеры, волоча совершенно обезумевших собак. Непонятно даже, как он удерживал за ошейники четырех взрослых овчарок, но ему это удалось. От зверей и переброшенной через плечо связки из трех клеток с птицами волочились оборванные провода с датчиками. Не обращая внимания на гвалт, Вольтарян ринулся через зал. Но не к двери, ведущей в питомник, как подумал прикрывший ее безопасник, а напрямую к лифту на верхний уровень.

Лаборант Кнутов обернулся к Ираиде, взглядом спрашивая: вмешаться? Женщина молча покачала головой.

Дорченко попытался было остановить выглядевшего совершенно безумно ученого, но его тут же укусила одна из овчарок. Безопасник с криком отшатнулся, нащупывая на пустом поясе кобуру, но оружия не было. Ни у него, ни у кого-то еще – полковник заранее распорядился не заходить с ним в зал управления.

– Наверху задержат, – сказал Васильев, провожая взглядом захлопнувшиеся створки лифта. – Совсем он спятил на своем зверье, гуманист херов.

Помещение еще раз качнуло, мягко, но заметно, словно оно находилось не в земной толще, а в трюме огромного корабля.

– Семьдесят пять процентов мощности, – как ни в чем не бывало сообщила Ираида. – Реактор в норме, установка в норме. А-трансформатор готов к работе. Внимание! Гамма-кривая растет по экспоненте.

– Давайте проведем эксперимент с человеком, не выключать же… – предложил профессор Веденеев. Он дрожал от нетерпения, как охотничья собака на поводке: запах добычи уже есть, а хозяин не пускает, держит.

Шамаев посмотрел на него чуть насмешливо и размашисто, напоказ, перекрестился:

– Николай Петрович, вам спятившего Эдика мало?

Полковник, давно уже вскочивший, толкнул Дорченко к двери в отсеки:

– На лестницу! Руку замотай и догони мне этого придурка! Полномочия код «Сирена», наверху скажешь, помогут.

Профессор пожал плечами. Его дело – чистая наука, а не все эти люди. Военные, сумасшедшие, всякие. Иногда ему казалось, что лучше бы никого из них вообще не было.

– Кнутов, вы готовы? – уточнил он.