НЕ наша Russia. Как вернуть Россию?

Что меня удивило? Оказывается, попы не просто замолчали необходимость своего руководства христианами в деле строительства Царство Божьего на земле, они вообще освободились от этой обязанности, объявив, что Царство Божие на земле невозможно, а те, кто хочет его построить, – еретики. Таким образом, Христос стал еретиком собственного учения.

Интересным является и то, что рай и ад попами уже упразднены; нет их. Вопрос: а куда деваются души умерших, – подвис в воздухе, но православных это не сильно интересует. И когда я настойчиво пытался выяснить у «грамотного православного», где же он собирается найти приют после смерти, то наслушался многого. Оказалось, что попы теперь учат, что после смерти праведник «соединяется с богом», но объяснить, как это, «грамотный православный» не смог, хотя и высказал разные версии.

Начал с того, что праведник соединяется с богом, как жених соединяется с невестой в духовной жизни; потом, возможно, православный вспомнил, как на самом деле жених соединяется с невестой, и высказал мнение, что души праведников станут богами второго сорта. На просьбу объяснить, как организовано это ОАО «Бог и компания», «грамотный православный» не нашел что ответить и сообщил, что души живут в боге. Но мое предположение, что души праведников соединяются с богом, как глисты соединяются с человеком, было отвергнуто в пользу жизни душ в пятом или десятом измерениях и в конце концов «грамотный православный» признал, что не представляет, что с душами происходит, но уверен, что происходит что-то очень хорошее.

На мое любопытство, что же происходит с душами грешников, раз ад обанкротился, последовало разъяснение, что грешники тоже где-то живут, но если души праведников живут в братской любви друг к другу, то грешники живут в одиночку. Судьба дьявола после упразднения ада осталась мне неизвестной: православный уклонился от обсуждения этого вопроса.

От этой дискуссии у меня осталось впечатление, что христиане кончились, поскольку истинного страха перед перспективами жизни после смерти утех, кто называет себя христианином, уже нет.

Люди, в том числе христиане, смотрят на толпу и поступают, как толпа, а ведь толпа у нас атеистична. Соответственно, зачем бояться загробной жизни, если атеисты ее не боятся? И нынешние христиане эдакие хитрованы, которые «не кладут яйца в одну корзинку», и на всякий случай как бы еще и верят в бога, под чем они понимают послушание попам. Думаю, что именно отсюда следует и безразличие православных к тому, что именно их ожидает после смерти. Причем если присмотреться, то именно попы, начиная от патриарха, всем своим поведением показывают, что они бога не боятся, соответственно и паства держит учение Христа «в игноре».

Когда-то один бодрый раввин пробовал дискутировать в «Дуэли». От него я узнал, что вера иудейская – это не то, что написано в священных книгах иудейства, а то, что евреям скажут раввины. Похоже, что вера православная, как вера иудейская, – это уже не христианство, это уже какое-то «попианство».

Но, может, все же махнуть рукой на все нестыковки нынешнего христианства с учением Христа и стать под начало попов?

Рискованное это дело.

Аналогия

Мне вспомнился абсолютно аналогичный случай веры в то, что обещают попы, увиденный мною в фильме о еврейском гетто в Вильнюсе, показанном на телеканале «Россия». В этом фильме, пожалуй, впервые было сообщено, как и кто практически осуществлял холокост советских евреев.

Оказывается, немцы поставили во главе вильнюсского гетто сиониста Якоба Генса, и тот по очереди формировал партии евреев и отправлял их «переселяться». Переселяли евреев недалеко – в Понары, где их расстреливали в котлованах недостроенных бензохранилищ. Литовцы буквально кричали евреям из гетто: «Вас расстреливают!» – а евреи не хотели в это верить. Понимаете? Не хотели! Они верили «своим» сионистам, своим раввинам. Сказать, что у них сомнений не было, нельзя: этот Гене ходил с карманами, набитыми золотом, которое ему давали евреи за то, чтобы он не включал их в ближайшую партию «переселенцев», тем не менее Генсу и раввинам тупо верили.

Свидетель-литовец, в те годы подросток, живший в Понарах, рассказывал, что его мать специально выходила к колоннам евреев, почти не охранявшимся, и предупреждала их: «Разбегайтесь, вас ведут убывать!» А евреи ей отвечали: «Вас первых расстреляют!» Те же, кто оставался в гетто, прилежно работали на немцев и были уверены: раз они хорошо работают, то с ними ничего не случится. В гетто работали школы, театр, евреи весело отдыхали на пляже, устраивали спортивные соревнования, а сионист Гене формировал и формировал из них партии для «переселения».

Коммунистически и просоветски настроенные евреи пытались уйти в партизаны, но еврейская масса не давала им этого сделать и доносила на них в гестапо, так как боялась, что немцы за уход в партизаны рассердятся на все гетто. Уцелевшая женщина, в молодости очень красивая, рассказала, что отец грозился ее проклясть, если она уйдет к партизанам, и она убежала в леса только с зубной щеткой. В фильме она говорит, что когда ее отец попал в партию «переселенцев», то он перед расстрелом, наверное, ее вспомнил. Вот этой смелой женщине можно посочувствовать в том, что у нее погибли родные. Но как сочувствовать ее отцу, тупо верившему сионистам и раввинам? Тогда нужно сочувствовать и баранам на бойне, которых ведет козел-провокатор.

И вот так этот Гене «переселил» в могилы не сто, не тысячу, а 38 тыс. евреев Вильнюса и еще 10 тыс. евреев из округи, но особенно он отличился с еврейским гетто в Ошмянах. Там он уничтожил всех евреев, вместе с детьми, силами еврейской полиции вильнюсского гетто. А остальным евреям даже это не помогло: евреи ему тупо верили.

Между прочим, авторы фильма предусмотрительно умолчали о раввинах вильнюсского гетто, а ведь их должно было быть не менее десятка. В чем была их роль?

В свое время я публиковал такую выдержку из американской газеты, присланную диссидентом из Белоруссии: «Многие слышали историю Бабьего Яра. Но не все знают, почему фашисты так легко уничтожили такое огромное количество евреев? Все было просто. Немцы арестовали 9 раввинов. По «просьбе» немцев все 9 (!) выступили с публичным обращением к евреям г. Киева. Мол, просим организованно собраться, и евреи, как элитная нация, будут переправлены в безопасное место. Почему ни один из этих раввинов не сказал людям правду? Почему ни один из девяти не поступил так, как поступают арабы-палестинцы с оккупантами?

Трудно осуждать людей за трусость, если над тобой самим не стояла старуха с косой. Но правда в том, что эти раввины (все девять!) лгали людям всю свою сознательную жизнь, как этот любавичский ребе. Я не знаю их дальнейшую судьбу. Может быть, их тоже расстреляли. Может, они смогли спасти свои шкуры и сегодня продолжают читать Тору в какой-либо синагоге в Чикаго или в Тель-Авиве. Бог им судья».

Бог, он-то, конечно, судья. Но бог каждому человеку дал мозги не только для развлечений и судить будет не только раввинов, но и тех, кто им тупо верил. А православные верят попам и полагают, что за эту веру будет им много счастья. И нам с ними?

А может, на все махнуть рукой и сказать себе: «Пропади они все пропадом! Живем один раз, так сделаем все, чтобы урвать от жизни как можно больше, а там хоть трава не расти!»

Знаете, и здесь не все просто, поскольку, судя по надежным данным, живем мы не один раз. То есть, со смертью собственного тела мы не умираем. Вопрос это, конечно, непростой, но и его необходимо хотя бы коснуться.

Первая смерть моего тела

Я умер в начале 11 – го утра 23 июля 2009 г.

Вернее, умерло мое тело, да и то не насовсем, но, по-своему, очень кстати.

Последняя статья, которую я написал до этой смерти, уже находясь в больнице, была посвящена по сути тому, что человек после смерти своего тела не умирает, посвящена была тому, чем я начал заниматься уже давно и к чему время от времени возвращался. Я понимаю, что большинство читающих верят (как и я когда-то) в то, что после смерти их тела и они умирают, что с ними больше ничего не будет, а будет небытие. Верите – верьте! Но почему не убедиться в том, что это действительно так? Почему не заинтересоваться этим вопросом?

Ну да ладно о вере, продолжу о себе. Язык не поворачивается сказать, что мне повезло, тем не менее это так; я по воле случая участвовал в эксперименте по установлению факта того, умирает человек после смерти своего тела или нет. Более того, я даже был объектом этого эксперимента. Поскольку приходится допускать, что по результатам этого эксперимента можно сделать и иные выводы, я дам как можно больше подробностей.

После вынесения мне савеловским судом дичайшего по своей беззаконности приговора о двух годах условно и запрете на профессиональную деятельность за призывы к экстремизму товарищи настояли, чтобы я проверил причины постоянных болей в грудине. И я с вещами, приготовленными для тюрьмы, после оглашения приговора попал к опытным кардиологам, которые с первых анализов определили у меня прединфарктное состояние и запроторили сначала в реанимацию, а потом в отделение интенсивной кардиотерапии. Провели полное обследование, собрали консилиум и объявили свой приговор: альтернативные способы лечения применить ко мне нельзя, реальный выход – АКШ (операция аорто-коронарного шунтирования).

Надо сказать, что со стороны выглядит эта операция очень зверски: распиливается грудина, обнажается и останавливается сердце с переводом пациента на искусственное кровообращение, вскрывается и обнажается вена на левой ноге (если не подходит – на правой, если и там не годится – на руках), из вены вырезаются куски, которые шунтами вшиваются в обход поврежденных участков коронарных сосудов сердца. Если любопытно, посмотрите в Интернете; зрелище не для слабонервных. Альтернатива этой операции – надежда, что неизбежный для меня инфаркт будет несмертельным и удастся вовремя получить медицинскую помощь. Надо было выбирать. Я подумал и принял решение в пользу одного большого планового ужаса против непредсказуемых ужасов без конца.

Эту операцию делает 3–4 часа бригада из 9 хирургов и врачей иных специальностей. Итак, 21 июля мне сделали операцию АКШ без каких-либо осложнений. Хирург поставил 4 шунта, анестезиологи и реаниматоры без проблем вывели меня из наркоза, утром следующего дня меня из реанимации на 2-м этаже подняли в отделение на 6-м этаже. Через день, утром 23 июля, моя сиделка Валя Шейн на коляске повезла меня в перевязочную для извлечения трубочек дренажа, через которые отсасывалась накапливаемая в прооперированной полости жидкость.

Извлекать дренажи пришел сам хирург. Он ножницами перерезал нитки, крепившие дренажи к телу, извлек их… и из отверстий вверху живота, из которых только что извлекли трубочки дренажей, толчками хлынула кровь. К животу прижали ванночку, и кровь в ней быстро прибывала. Повисло молчание; молчал хирург, молчала стоявшая за моей спиной и придерживавшая меня сзади медсестра.

– Вы меня что – промываете? – задал я глупый вопрос.

– Нет, – ответил из-за спины очевидно встревоженный голос медсестры.

У меня закружилась голова, я сообщил об этом, хирург скомандовал положить меня на стол, медсестра придержала меня, когда я опрокинулся на спину. После этого я потерял сознание.

Далее я пришел в себя, когда умер и находился в состоянии клинической смерти, но именно об этом я и пишу статью, поэтому вернусь к этой теме в конце работы.

В конечном итоге я начал приходить в себя как обычно после операции – когда меня выводили из наркоза. В самом начале, как и после первой операции, я ничего не видел, но, в отличие от первого раза, когда ничего не болело, сейчас очень сильно болело то, что мы считаем и называем сердцем, – область под левой частью груди. Говорить я не мог, да и не пытался, поскольку из опыта первой операции знал, что в трахее у меня трубка и она не дает мне продувать голосовые связки. Я попытался приподнять ноги (они действовали), но, видимо, они были под одеялом, и на это шевеление никто не обратил внимание. Руки мои были привязаны к боковинам реанимационной кровати бинтами, но кисть была свободна, и я средним пальцем правой руки начал ритмично бить по боковине. Тут же возле меня раздался голос:

– Он хочет нам что-то сказать! – И после некоторой паузы прозвучал вопрос, адресованный мне: – Вам больно?

– Да! – Я ударил пальцем вертикально.

– Болит грудина? – тут же попробовал догадаться спрашивающий.

– Нет! – Я покачал пальцем горизонтально.

(Дело в том, что мы, «штатские», знаем, что сердце находится слева, а врачи знают, что оно находится практически в центре груди и боли сердца отзываются болью в грудине.)

Повисла недоуменная пауза и меня спросили:

– Легкие?

Я опять покачал пальцем горизонтально.

Опять повисло недоумение, но, наконец, меня догадались спросить, как штатского, не обученного медицинским премудростям.

– Болит сердце?

– Да! – Я ударил пальцем вертикально.

– Так это же и есть грудина! – досадливо воскликнул кто-то. – Потерпи, сейчас мы все сделаем!

Пару минут спустя мне показалось, как что-то прохладное как бы омывает сердце, и боль практически сразу же ушла.

Затем началась уже знакомая по первой операции процедура. Мне сообщили, что отключается искусственная вентиляция лёгких и я буду дышать самостоятельно, но через трубку, вставленную в трахею. Все прошло нормально; я дышал через трубку. Затем предупредили, что сейчас извлекут из трахеи трубку; ее тоже извлекли без проблем. Ко мне стало возвращаться зрение; и я увидел возле кровати мутный контур заросшего черной короткой бородой мужчины в бирюзовом хирургическом костюме – реаниматора.

В реанимации я стал получать первые подробности того, что со мною произошло, и подтверждение того, что я действительно умирал и находился в состоянии клинической смерти. По моей гипотезе, я находился в состоянии, когда моя душа уходила из тела (о душе – позже).