Генеральская мафия – от Кутузова до Жукова

Возникает вопрос: почему Кутузов не дал сражение на более сильной позиции? Ответа у историков нет. И напрашивается первая беспокоящая мысль о том, что у Кутузова были какие-то свои резоны, о которых история умалчивает.

Позиция русской армии по условной прямой с северо-востока на юго-запад пересекала новую Смоленскую дорогу на Москву, идущую с запада на восток. Длина фронта была примерно 10 км (по прямой) от деревни Маслово до деревни Шевардино. По полю предстоящего боя протекала река Колоча – правый рукав Москвы-реки – и впадала в Москву-реку за правым флангом русских позиций. Правая половина фронта шла вдоль Колочи, имевшей очень крутой правый (русский) берег и низкий левый (французский) берег. Правда, и на левом берегу были возвышенности, однако они отстояли далеко от реки, образуя до воды низкий берег и болотистую пойму. Но далее, к левому флангу, позиции русских войск. Колоча текла с запада, поэтому линия фронта на левом фланге от реки отклонялась, оставляя между берегом и позициями достаточно пространства для действий французских войск – до 2 км в районе левого фланга.

Поперек русских позиций, из их тыла к реке Колоче, с расстояния примерно 5 (южный) и 8 (северный) километров шли два глубоких оврага, практически соединяющихся у реки, по дну оврагов к реке текли ручьи. Овраги были проходимы, но с точки зрения маневра русских войск это было очень неудобно. Ермолов вспоминает: «Рано утром князь Кутузов осматривал армию. Не всюду могли проходить большие дрожки, в которых его возили». А пушки везде могли проходить?

Итак, правый фланг русской армии с севера был защищен Москвой-рекой, с фронта крутым (метров 10–15) обрывом правого берега Колочи, слева (от левого фланга русской армии) правый фланг был отгорожен глубоким и длинным оврагом. Правый фланг фактически был крепостью, через которую и проходила новая Смоленская дорога. Скажем так, была прекрасная возможность пострелять по французам с высокого берега правого фланга и удобно отступать по этой дороге дальше на Москву и за Москву.

А левый фланг шел через чистое поле, упираясь в очень условное препятствие – леса, скорее даже рощи. Поскольку эти рощи защищали фланг уж очень условно, то у деревни Шевардино 6 тыс. рабочих построили полевую земляную крепость – редут. Смысл Шевардинского редута многим историкам непонятен, поскольку он никак не защищал выхода французов в тыл левого фланга с юга, а сам редут, открытый со всех сторон, защитить было очень тяжело. Это было попыткой хоть как-то улучшить заведомо негодное для битвы поле боя.

Что еще важно понимать: на юге, параллельно новой Смоленской дороге, из Ельни шла старая (почтовая)

Смоленская дорога, а километрах в 10 в тылу нашей армии старая дорога почти вплотную подходила к новой Смоленской дороге. То есть если бы Наполеону не нужно было разгромить русскую армию, а просто быстро дойти до Москвы, и если бы он пошел по старой дороге, то обошел бы русскую армию, оказавшись у нее в тылу. И возможность каким-то соединениям французской армии (той же коннице) выйти в тыл Кутузову по этой дороге у французов сохранялась все сражение, и они пытались это сделать.

Что вообще становится понятным после обозрения карты Бородинской битвы? Что не только Наполеон, но и никакой дурак не стал бы атаковать правый фланг русской армии. Ведь атаковать пришлось бы под русским огнем с высокого берега. Правый фланг был заведомо бездействующим, и было совершенно понятно, что все события обязаны были происходить на левом фланге.

Так оно и было. 24 августа подошел французский авангард и ударил по Шевардинскому редуту, который мешал переправе и развертыванию французской армии. Разгорелся ожесточенный бой, в ходе которого редут переходил из рук в руки и в конце концов остался в наших руках, но, ввиду его изначальной бесполезности, редут ночью оставили.

Правда, уже к этому времени стало понятно, что выходу французов через левый фланг в тыл противопоставить нечего, и фронт русских войск загнули на юг. У деревни Семеновское спешно строились полевые укрепления – флеши, названные впоследствии «Багратионовы», – это был центр левого фланга. Левой оконечностью фланга была стоящая на старой Смоленской дороге деревня Утица, а правой – высота с батареей, впоследствии названной «батареей Раевского». В этом месте фронт всей армии ломался, выдаваясь углом вперед, – заведомо убийственное для армии построение. А в тылу фланга оказался южный (Семеновский) овраг, мешавший быстро подать в передовую линию большую массу войск, – опять убийственное построение.

Таким образом, позиция была исключительно мерзкой – такой, на которой местность никак не используется для повышения эффективности своего оружия, а конфигурация фронта дает преимущество противнику, особенно в артиллерии. Опытный артиллерист Ермолов написал о получившейся на начало битвы позиции: «Но в то же время преломление линии, образуя исходящий угол, давало неприятелю выгоду продольных рикошетных выстрелов». И какую выгоду!

Барклай де Толли пишет в рапорте об этом сражении: «В сей позиции сии войска стояли под перекрестным огнем неприятельской артиллерии; с правой стороны от той части, которая действовала против центра армии и вышеупомянутого кургана, и сия неприятельская артиллерия даже анфилировала (простреливала вдоль. – Ю.М.) нашу линию, с левой стороны от той части, которая овладела всею позицией 2-й армии; но дабы сделать преграду неприятельским успехам и удерживать остальные, нами еще занимаемые места, не можно было избегнуть сего неудобства, ибо в противном случае мы должны были бы оставить вышеупомянутый курган, который был ключ всей нашей позиции, и сии храбрые войска под начальством генерала от инфантерии Милорадовича и генерал-лейтенанта Остермана выдержали сей страшный огонь с удивительным мужеством».

Раз уж так получилось, раз уж Кутузов с точки зрения тактики выбрал позицию исключительно бездарно, то что было делать? Нужно было усилить ее огневую защиту – заполнить левый фланг войсками и артиллерией, чтобы артиллерийских стволов хватало не только для поражения пехоты, но и для сбития французских батарей.

Напомню, что французы атаковали колоннами, и эти колонны были исключительно уязвимы от огня артиллерии при подходе к нашим боевым линиям. Когда колонны прорвутся, тогда войска перемешаются и артиллерии тяжело стрелять, но пока они идут – это идеальная цель! Вот цитата из рапорта командира 4-го кавалерийского корпуса генерал-майора Сиверса:

«Когда две передние флеши нашими войсками оставлены были, усмотрел я намерение неприятеля, в нескольких колоннах пехоты и кавалерии следующего, под прикрытием тиральеров (легкие войска, стрелки. – Ю.М.) обойти наш левый фланг, через что зайти в тыл всей нашей позиции и отрезать корпус генерал-лейтенанта Багговута. В ту минуту взяты мною от ближайшей батареи два батарейных орудия и три легких и поставлена батарея гораздо впереди 2-й армии на пригорке возле самого лесу; действие картечных выстрелов по оным колоннам было столь разительно, что колонны были опрокинуты и неприятель уже не осмелился повторить атаку, но, усмотрев вскоре батарею, старался сбить мною поставленную…» Всего пять орудий смели атаку нескольких колонн французов!

И вот теперь ответьте на вопрос: как Кутузов распределил силы между правым, заведомо бездействующим флангом, и левым, по которому назавтра ожидался удар основных сил Наполеона? Правильно: он на правый фланг поставил две трети сил и артиллерии, а на левый – одну треть! Почему?!

Правый фланг занимала 1-я армия Барклая де Толли, левый – 2-я армия Багратиона. У 1-й армии было и за ней закреплялось 420 орудий, за 2-й – 204. Кутузов заведомо обрекал пехотные корпуса 1-й армии (Богговута, Остермана-Толстого и Дохтурова) на бездействие в битве, а два корпуса Багратиона (Раевского и Бороздина) – на уничтожение.

Протестовали против такой диспозиции остальные генералы? Можно не сомневаться, что Багратион не молчал, но Ермолов этого не слышал, зато слышал, как протестовал начальник штаба Беннигсен.

«25-го августа армии в полном бездействии обозревали одна другую. В ночи взят у нас редут при селении Шевардине; из него видно левое наше крыло со всеми недостатками местности, недостроенными укреплениями, и не могло быть сомнения, что оно будет предметом атак, и уже в том направлении замечены генералом Беннигсеном главные силы неприятеля, хотя по превосходству повсюду было их достаточно. Исправляя должность начальника главного штаба всех действующих войск при князе Кутузове, он предложил, как меру предосторожности, сократить линию заблаговременно, оставя на правом крыле, в лесу и засеках, несколько егерских полков, два пехотные корпуса, бесполезно стоящие поблизости, передвинув к центру, дабы могли вспомоществовать 2-й армии; предложение не уважено!

…Генерал Беннигсен остановил его у возвышения, господствующего над окрестностию, на котором конечность крыла 2-й армии (правого) занимала только что начатое укрепление, вооруженное 12-ю батарейными и 6-ю легкими орудиями. Прикрытием служила пехотная дивизия корпуса генерала Раевского. Возвышение это называл генерал Беннигсен ключом позиции, объясняя необходимость употребить возможные средства удерживать его, ибо потеря его может быть причиною гибельных последствий. Князь Кутузов ограничился тем, что, не изменяя положение 1-й армии, приказал левое ее крыло довольно далеко отклонить назад, отчего конечность избегала внезапных атак скрывающегося в лесу неприятеля и возможности быть обойденною.

…Если бы по настоянию генерала Беннигсена II-й и VI-й корпуса прежде сражения поставлены были ближе и в непосредственное сношение со 2-ю армиею, при содействии их войска, их составляющие, не одни противостали бы непрестанно возобновляемым с чрезвычайными усилиями атакам неприятеля. Армия не подверглась бы ужасному раздроблению. Не так далеки были соображения Кутузова, и то доказали последствия».

Протест генералов Кутузов, по-видимому, не мог так просто игнорировать, и он 25-го, в день перед сражением, передает Багратиону из своего огромного резерва корпус Тучкова, но как передает! Формально корпус передавался 2-й армии, но Кутузов приказал этому корпусу стоять на старой Смоленской дороге за батареей и войсками, оборонявшими перед этим корпусом деревню Утицу Кутузов поставил его в это место якобы для засады, но на кого он устраивал засаду в тылу своих войск? Рано утром в день битвы Беннигсен, втайне от Кутузова, своей властью снял этот корпус «из засады» и перевел на высоты у крайней оконечности левого фланга. Его за это ныне попрекают – нарушил хитроумные планы Кутузова! Какие? Какой противник мог беспечно проходить мимо выбранного Кутузовым места, чтобы целый пехотный корпус мог на него внезапно напасть?

Теперь об обязанности Кутузова проявить инициативу в битве, то есть самому ударить по французам. Ведь все его командование битвой выглядит очень сомнительно именно с полководческой точки зрения. Ермолов пишет: «Недостаточны были средства наши, и князь Кутузов, пребывающий постоянно на батарее у селения Горки, не видя близко мест, где явно было, сколько сомнительно и опасно положение наше». Автор статьи в Википедии, оправдывая то, что Кутузов на правом фланге запер в бездействии главные силы армии, пишет: «По замыслу Кутузова такая мощная группировка войск надежно прикрывала московское направление и одновременно позволяла при необходимости наносить удары во фланг и тыл французских войск». А историк Тарле приводит и слова Кутузова: «Когда неприятель… употребит в дело последние резервы свои на левый фланг Багратиона, то я пущу ему скрытое войско во фланг и тыл». Во как!

Хотелось бы, чтобы это было так, поскольку позиция у Бородино уж больно напоминала ту позицию, в которой Кутузов одержал красивейшую победу над турками год назад, когда он ударом на другом берегу Дуная по турецкому тылу запер переправившихся через Дунай турок в их лагере и заставил сдаться. Здесь, у Бородино, тоже была похожая ситуация, хотя Колоча – это, конечно, далеко не Дунай.

Но главные силы (правый фланг) Наполеона оказались на правом берегу, а тылы (левый фланг) на левом.

И было исключительное место для осуществления такого удара по тылам Наполеона – деревня Бородино, расположенная на левом, французском берегу. К ней вел мост через Колочу, эта позиция была ограждена двумя оврагами, в вершинах оврагов была господствующая над местностью высота (на которой французы потом поставили батареи для обстрела нашего берега). Этот плацдарм легко укреплялся, завести бы сюда 1–2 бездействовавших на правом фланге корпуса (тысяч 20–30 пехоты) и артиллерию из резерва, и Наполеон был бы поставлен в тяжелейшее положение и, скорее всего, не переправлялся бы на правый берег, пока не разрешил бы вопрос с этой проблемой. При этом его войска стали бы углом вперед, подвергаясь перекрестному огню артиллерии 2-й армии и артиллерии с этого плацдарма у Бородино. Кутузов это видел. Я так уверенно пишу потому, что он имитировал подготовку такого удара – он создал плацдарм вокруг Бородино. Но как!

Бородино защищали две пушки и гвардейский егерский полк. Во-первых, егеря не приспособлены для защиты таких объектов, потом, это вообще не силы – в егерском полку было даже по штату менее 1400 строевых (в пехотном – более 1900). Кроме того, егеря, прекрасно отбив атаки французов 24 августа, 26-го встретили врага так, что цензурных слов не хватает.

И грянула битва

Статья в Википедии сообщает: «В 5.30 утра 26 августа более 100 французских орудий начали артиллерийский обстрел позиций левого фланга. Одновременно с началом обстрела на центр русской позиции, село Бородино, под прикрытием утреннего тумана в отвлекающую атаку двинулась дивизия генерала Дельзона из корпуса вице-короля Италии Евгения Богарнэ. Село оборонял гвардейский Егерский полк под командованием полковника Бистрома. Около получаса егеря отбивались от 4-кратно превосходящего противника, однако под угрозой обхода с фланга вынуждены были отступить за реку Колочу. Вслед за ними переправился и 106-й линейный полк французов. Командующий 1-й Западной армией Барклай де Толли направил на помощь 1, 19 и 40-й егерские полки, которые контратаковали французов, сбросили их в Колочу и сожгли мост через реку. В результате этого боя французский 106-й полк понес тяжелые потери».

А Ермолов исправляет в этой красивой версии: «В баталионе на аванпостах до того была велика беспечность, что многие нижние чины спали, снявши мундиры. Прочих баталионов в равной степени была неосторожность, но немного менее беспорядков». То есть гвардейские егеря проспали атаку и удрали на правый берег в подштанниках, после этого плацдарм закончился не начавшись. Надо думать, к великой радости Кутузова, поскольку теперь было хорошее оправдание тому, почему он не мог проявить инициативу ударом по тылам Наполеона, – не стало плацдарма.