Таргитай

– Где ты добыл этот клинок? – вопросил Таргитай, с трудом вытолкав из себя слова.

– Этот меч в древности, – произнёс Гардей с сожалением, словно хочет вернуться в те самые времена, о которых рассказывает, воротить себе жизнь, молодость и богатырскую силу, – ковали гномы для самого Перуна! Он долго разил им врагов, омывал клинок в их крови и слезах их вдов. Но потом он оставил Меч в тайнике для героя, который сумеет его найти! Я сумел… добыл… и вот теперь передаю другому… достойнее чем ты, Сварог, никого вокруг…

Голос принялся затихать, истончаться, словно говорящий удаляется прочь. Свет под крышкой саркофага погас.

Единственным источником остался горящий на крышке саркофага факел да Меч в руке Таргитая.

– Проклятый Перун, – пробормотал дударь, – ты меня обхитрил. Снова подсунул свой меч.

Он уже собрался бросить с таким трудом добытое оружие, за спиной в перевязи висит меч обычный, пусть и не столь могучий, но тоже вполне годный для сражений и битв.

Однако в голове настойчиво бьётся мысль, что если воевать за добро и справедливость, то лучше оружия, чем меч бога воинских дружин, не придумаешь.

Только на время! – пообещал себе Таргитай торопливо, словно оправдываясь. – Как только искореню несправедливость и зло, тотчас брошу или опять перекую во что-нибудь полезное!

Он зевнул, повёл широкими плечами. Усталость навалилась внезапно, словно весь день катил в гору огромный камень, а тот постоянно срывался и приходилось спускаться к подножию, чтобы вкатывать наверх снова.

От костра идёт сухой жар. Невр присел у костра и спустя минуту уже спал, привалившись к стене в двух шагах от потрескивающего огня. Рот на миг приоткрылся, а затем Тарх принялся легонько причмокивать пухлыми губами. Сложил широкие, как лопаты, ладони и по-детски подложил их под щеку. Пламя бросает на его скулы и лоб оранжевые блики.

Когда проснулся, от костра остались одни угольки. Оставив их тлеть – пусть тушит тот, у кого дел меньше, – он, освещая путь факелом, выбрался по ступеням наружу.

В очи ударил яркий свет. Когда глаза привыкли, Таргитай увидел, что солнце уже высоко. Вокруг зеленеет трава, в небе проплывают массивные, похожие на взбитые подушки облака. Поправив за спиной полученный от Гардея Меч, невр двинулся куда глаза глядят.

***

В животе громко урчит. Топая по вьющейся среди деревьев дорожке, дударь принялся мечтать, чтобы попалась корчма или, на худой конец, харчевня, где можно будет неспешно перекусить, заморить червячка, отведать, откушать, угоститься, а потом уж поесть, насытиться и даже налопаться от пуза. Кушать уже давно не хотелось, теперь Таргитаю отчаянно хочется жрать.

Он выудил из-за пояса дудочку. Пальцы осторожно забегали по прорезанным дырочкам. Раздувая щёки, он принялся дудеть на разные лады. В сердце уже стала зарождаться новая песня – о крепкой, нерушимой дружбе. О любви. О селянах, что живут в радость, сеют, пашут, собирают грибы в лесу, а по праздникам водят хороводы и жгут костры до небес, славя богов.

Вскоре ноги вынесли на широкую утоптанную дорогу. Он сошёл на обочину и дальше шёл, так и сяк складывал слова, подгонял друг под друга, наигрывал мелодию, исправляя, улучшая, пробуя брать так и эдак.

Зелёный ковёр степи сменился золотом полей. Взгляд скользит по сторонам, замечая фигурки работающих там крестьян. На осеннем солнце поблёскивают серпы. Со смехом и разговорами мужчины и женщины срезают крупные спелые колосья, увязывают в снопы, и те стоят то здесь, то там на выкошенном поле, точно огородные пугала.

При виде дударя женщины поворачивают головы, мужчины хмурятся и сплёвывают. Взгляды полны осуждения: этот крепкий парень ходит без дела и дудит, когда мог бы вот так же, как они, заниматься неизбежным и тяжким трудом!

Селянки поглядывают с улыбками, вслушиваясь в музыку, что льётся из дудочки.

Таргитай и не заметил, как поравнялся с неспешно едущими по дороге телегами. Там громоздятся мешки с зерном, бочки с рыбой. Из деревянных клеток слышно кудахтанье, идёт стойкий запах навоза. Возницы подстёгивают коней, из-под колёс летят облачка пыли.

Впереди на солнышке ярким золотом сияют соломенные крыши домиков, торчат колодцы-журавли, лают собаки.

Он хотел уже обойти стороной эту вольготно раскинувшуюся деревеньку. Однако ветер донёс умопомрачительные запахи еды, и Тарх тут же представил себе целиком запечённого кабанчика с разваристой гречневой кашей, а потом еще жаренную с грибами картошку, холодный ягодный квас в пузатом кувшине. В животе жалобно квакнуло, напоминая, что ел в последний раз уже чуть ли не вечность назад.

Развернувшись, будто повинуясь воле местного колдуна, Таргитай потопал к расположенным вдали хаткам.

Дальше на холме блистает гонтовыми крышами город. Выглядит надёжным и защищённым, стены из толстых ошкуренных брёвен стоят гордо, несокрушимо. За ними, как грибы после дождя, множество домов, в небо тянется дымок. На самой вершине холма видны башни княжеского терема из белого камня. Ветер треплет яркие прапоры.

Ворота гостеприимно раскрыты, словно приглашают, мол, заходи, тут и еда, и ночлег, и отдых. По дороге нескончаемым потоком внутрь тянутся гружённые телеги из сел. Из города везут мешки с намеленой мукой или едут порожними. Лица крестьян довольные – назад везут деньги, купленные для хозяйства товары.

Таргитай идет, уже предвкушая, как отыщет корчму, закажет лучшей еды. Жареный поросёнок хоть как-то поможет отвлечься от того, что остался без верных друзей. Дорогу в жизнь лучше протаптывать на сытый желудок.

Вновь поднеся сопилку к губам, он принялся играть лёгкое, весёлое – о солнышке, речке, птичках в небе и доброй молодой вдове, что пустила на ночлег красивого пастуха.

Мелодия едва стала набирать темп, как за спиной загрохотала земля. Песня оборвалась, невр вскинул голову и обернулся.

Вдоль дороги несутся всадники. Семеро воинов на крепких поджарых конях, в лёгких доспехах из кожи с нашитыми булатными пластинами. На солнце блестят злые потные лица. С телег их провожают настороженными взглядами.

Позади на привязанных к сёдлам веревках, выбиваясь из сил, бегут измождённые люди. Волосы бедолаг спутались от пота. Лица покрывает дорожная пыль, грязные разводы. Сквозь прорехи в одежде пламенеют следы от плетей. Над ранами с жужжанием вьются толстые зелёные мухи, остервенело впиваются в мясо, в текущую из ран сукровицу. Пленники измождёно смотрят перед собой.

При виде золотоволосого парня с косой саженью в плечах воины натянули поводья. Все семеро смерили его взглядами, заметив огромный Меч в перевязи.

Повинуясь натянувшимся удилам, кони замерли. Воины бросили руки на рукояти мечей. Однако, заметив у здоровяка сопилку, а на лице – полуозадаченное выражение с налётом мечтательности, убрали ладони от оружия.

Воины переглянулись. Тот, что впереди блестит на солнце вспотевшей лысиной, подал коня вперёд.

– Эй, ты! – гаркнул он. – Варвар, ты на земле князя Кологора! Ни один чужестранец не смеет топтать его владения без спросу. У тебя за плечами меч, но в руках дудка, хе-хе. Сомневаюсь, что умеешь пользоваться оружием. Отдай его добровольно, а сам отправишься с нами. Дударь нам как раз нужен. Ха-ха-ха! У князя сегодня пир!

Воины дружно захохотали. С виду этого парня распирает сила, но судя по детскому и наивному взгляду, сопилке в руках, мощью своей пользоваться не умеет. Похож на деревенского простачка, который где-то раздобыл меч, но, скорее всего, просто машет им, как дубиной.

Выражение на лице Таргитая поменялось. Небесная синева в глазах сменилась холодным отблеском льда. Вскинув ладонь, красиво демонстрируя вздувшиеся по всей руке мышцы, он коснулся рукояти Меча за плечом.

Краем глаза заметил, что на дороге всё замерло, телеги остановились. Кони грызут удила, фыркают. Крестьяне смотрят с надеждой, азартно потирают руки – истосковались по зрелищам.

Таргитай перевёл взгляд на лысого всадника.

– Желаешь убедиться, владею ли мечом? – предложил он миролюбиво. – Так вас тут всего семеро. Подходи! А потом освобожу этих несчастных, которых вы несправедливо пленили!

Таргитай кивнул на тяжело дышащих бедолаг. Двое едва стоят, держатся из последних сил. Лица осунулись, дышат тяжело и надрывно. Ещё четверо без сил сидят на земле.

– Почём знаешь, что несправедливо? – спросил лысый насмешливо.

– Такие увальни, как ты, что служат тиранам, не берут пленных справедливо! – выпалил невр.

Лицо лысого воина пошло красными пятнами.

– Ах ты сопляк. Да я тебя за такие речи…!

Выхватив меч, он пришпорил коня, погнал на золотоволосого варвара. Конь раскатисто заржал.

Меч будто сам выпрыгнул в ладонь Таргитая. По руке побежал жар, словно ухватился за раскалённый металлический прут.

Он молниеносно ушёл в сторону, давая всаднику проскочить мимо. В тот же миг Меч в руке ожил, и невр вдогонку рубанул лысого по спине. Меч Гардея с победным пением, слышным лишь Таргитаю, вошёл в плоть, разрубив кожаный доспех, как бересту.

Лысый воин беззвучно завалился на конскую шею. Спина окрасилась кровью. Скакун понёс его дальше и остановился, сбросив мёртвого, истекающего кровью седока.

Остальные, побледнев от такого исхода, запоздало пришпорили коней. Выстроившись в полумесяц, они понеслись к Таргитаю. В руках заблестели клинки.

Дударь бросился навстречу, чувствуя, как тело заполняет неведомая мощь. Меч в руке ожил, стал двигаться без его участия. Он лишь крепко держит рукоять, а клинок сам парирует, рубит, повергает.