2039
Я сказал с горечью:
– Никто предположить не мог, что резкое продление жизни обернется таким вот… финтом. Успехи науки сыграли против нее же. Теперь простейшие свои гарантированные сто семнадцать лет хотят прожить без всяких переходов в новый непонятный, потому страшный мир… И вообще, пусть ученые думают, как сделать жизнь бесконечной, а не о всякой там непонятной и пугающей сингулярности!.. Лавр, передай мне вон тот сок… И все, заканчиваем, заканчиваем!.. Наш уважаемый Макар Афанасьевич, если и наблюдает за нашей общей трапезой, словно мы первохристиане, должен получить полнейшее удовлетворение. Хоть и не знаю какое.
На обратном пути к кабинету подумал с горечью, что демократия сыграла против себя же. Простейших в мире большинство, тоталитарные режимы трещат под напором их понятия демократии.
Похоже, уже ничего не сделать в обществе. Только революция или всемирная катастрофа, то и другое приведет к диктатуре…
Сегодня Уткин заглянул в дверь, действует по старинке, сказал с тревогой:
– Шеф, вы следите за конгрессом в Париже?
Я кивнул, час назад начался всемирный съезд наиболее титулованных ученых всех ветвей хай-тека. За неделю конференций, дебатов и подготовки решений и рекомендаций должны выработать строгие правила, обязательные для научных работников всех цивилизованных стран, а также настоятельные рекомендации для правительств.
И если раньше удавалось для проведения незаконных или просто нерекомендуемых опытов переехать на время в какой-нибудь Эквадор или Гвинею, то сейчас и эту лавочку прикрывают.
– И что примут?
Я ответил с подчеркнутым спокойствием:
– Разумные люди должны принять разумное.
– А примут?
Я ответил с неудовольствием:
– Устраивающее большинство.
Он остался в проеме распахнутой двери, так могут слышать и все остальные, даже неподключенные, спросил с жаром:
– А вы знаете о подготовке резолюции насчет приостановки работ по дальнейшей разработке искусственного интеллекта?
– Проектов резолюций до хрена, – ответил я вежливо.
– Но каковы шансы, что примут эту… эту дрянь?
Я ответил с неохотой:
– Большие. Всего лишь процентов двадцать, но…
– Что «но», – спросил он настороженно, – что «но»? Двадцать процентов меньше, чем восемьдесят!
– Кто спорит, – ответил я, – но часть голосующих традиционно воздержится.
– Ох…
– Воздержавшимися, – уточнил я, – будут как раз не запретники. К тому же умелые лоббисты часть электората сумеют перевербовать или как-то иначе убедить встать на сторону так называемых осторожных ученых… так что поглядим. Окончательный результат пока в тумане.
– Даже для вас, шеф?
– Мое мнение вам лучше не знать, – сообщил я. – Инфаркт – дело серьезное. А вам еще бы жить… вдруг да уцелеете?
Он сказал с упреком:
– Ерничаете, шеф. А дело серьезное! Как дошли до жизни такой, что даже наш брат, работники науки высшего левла, призывают остановить…
С экрана над столом всегда тщательно следящий за формулировками Артем Тютюнников педантично уточнил:
– Не оста, а прио. Приостановить. На некоторое время, как говорят. Для выяснения. А то не успевают понять, куда наука мчит на такой скорости и о какую стену расшибемся. А вы, шеф, знаете?
– Не расшибемся, – ответил я. – Может быть. А когда ударимся о стену сингулярности, то… проскочим на ту сторону и превратимся из гусениц в бабочек.
– Не хочу в бабочку, – сказал Уткин, – хочу в стрекозу.
– Стрекозла, – подсказал Артем.
Уткин отмахнулся.
– Какая разница, пол можно будет менять сто раз в день, чем ты и займешься наверняка. Как и вообще все можно менять и перестраивать… Но, шеф, если только приостановить, то потом снова наш паровоз вперед лети?
Я ответил с тоской:
– Им только дай за палец укусить, руку оттяпают. Выяснение при желании можно затянуть до бесконечности. Да еще в таком деле! А движение бесполезников набирает размах. Каждый день промедления усиливает их позиции. Нет, надо сражаться, подготовить доводы, которые не опрокинуть…
– Не смогут опрокинуть, – заметил он, – сумеют обойти. Забываете, против вас не ученые, а политики. Да и часть ученых, как уже выяснено, на их стороне.
– Но доводы приготовим, – пообещал я, – и адаптируем для массового читателя.
– Сумеете в две строки? – спросил он скептически. – Простой народ читает только заголовки.
– Но как-то же можно влиять? – сказал я с досадой.
– Лучше всего стадом управляют шоумены, – напомнил он. – Теперь даже все политики из актеров и шоуменов. Кроме Ирана, конечно. А вы на кого ориентированы? Ну вот. Просто не сумеете подобрать доводы для тех, кому в кайф футбол и фотки своей еды в соцсетях!
– Это да, – признал я, – у меня несколько иная аудитория… Кто запостит фото стола с едой, это уже диагноз, такому у нас и руки не подадут!..
Глава 7
Вообще-то я только на людях оптимист, ношу толстенную шкуру, что никак не прирастет, а внутри такие громадные шамиры грызут мою окаменевшую душу, что треск заглушает доводы молодого по меркам эволюции разума.
Наука и технологии всегда встречали ожесточенное сопротивление. Как на высоком уровне, что видно на примере Галилея, так и на уровне простейших, как было с движением первых луддитов.
Сейчас ситуация посерьезнее, простейшие уже на всех уровнях. Высокие технологии сумели дать человечеству такое благополучие, что народ моментально поглупел и обленился. Купаясь в изобилии, он ощутил, что сейчас и есть тот рай, о котором всегда мечтали, даже все болезни уничтожены, чего эти ученые хотят еще? Планету погубить?.. Не дадим! Сейчас демократия, а это значит, правит большинство!
Мир ужесточается, от большой всемирной войны удерживается каким-то немыслимым чудом, но малые гремят по всему миру. Были даже обмены ядерными ударами в спорных районах Ближнего Востока и Африки. Ожидаются еще и еще, ядерным оружием обзаводится все больше стран, даже совсем нищих, а как это иметь и не применить? Уважения не будет.
Авторитарной власти в России предрекают крах в долгосрочной перспективе, что бесспорно, однако у нее ставка на то, что в сингулярность успеем вскочить раньше, а там изменится не только такая примитивная конструкция, как власть, но изменится все-все.
Но даже мы не можем сказать, как изменится. Опираемся на уверенность, что всякий прогресс – это всегда лучшее, но простой народ, постоянно ожидающий от власти подвоха, говорит все громче, что от добра добра не ищут, пора остановиться, пока не.
От Иванченко в последнее время ни единой шуточки, сосредоточен настолько, что все видим только его грузное тело, а незримая душа где-то в облаках, хотя и не совсем в прежнем понимании.
Сегодня на входе задел плечом отвес, в простом народе называемый косяком, вздрогнул и уставился в меня непонимающим взглядом.
– Что?.. Ах да, это мы над программным кодом…
– Новые проблемы?
Он ответил таким же грузным, как и сам, голосом:
– Появилась идейка… Пытаемся впендюрить. Если характеристики «Фемто-три» выдержат на обещанном уровне, можно будет попробовать вариант Фауста, то бишь Тютюнникова. Тогда быстродействие будет таким, что прежние бечмарки полетят к чертям.
Я вздохнул.
– Лучшее враг хорошего, как говорят неолуды. Не успеете.
– А вдруг? – ответил он с надеждой. – Шеф, рискнем?
Я некоторое время молча смотрел в его измученное бессонницей осунувшееся лицо. Раньше даже оно было мускулистым, как и все тело, но при таких нагрузках в первую очередь в топку идут мышцы, что и случилось, теперь широкое лицо смотрится узким, а щеки обвисли, как у бульдога.
– Но работа над основной программой затормозится?
– Костьми ляжем, – заверил он.
– От нас этого и ждут, – сказал я. – Хорошо, но помни, я был против, но ты меня убедил!
Он чуть наклонил голову, пряча взгляд, умный жучара, прекрасно понял, что просто как бы перекладываю ответственность на него, хотя за все промахи все равно отвечает руководитель, но теперь он обязан из кожи лезть, раз уж взялся доказать…
К обеду все сползлись в общий зал, почти у всех глаза красные, воспаленные, даже в самые лучшие мониторы нельзя без вреда смотреть неотрывно по двенадцать-четырнадцать часов, Хусаинов вообще постоянно трет кулаками глаза и кривится, будто под веки песка насыпали.
Уткин придвинул к себе поближе тарелку и сказал со вздохом:
– Смотрю, что в мире, и почти понимаю чаяние простого человека, который не виноват, что простой… или виноват?.. Он же впервые зажил в самом деле счастливо! Избавлен от всех болезней, жизнь почти бесконечная, работать не требуется, все желаемое прямо к порогу квартиры… чего еще? Какие там астероиды?.. Какие взрывы звезд? Все выдумки ученых! А они все сумасшедшие.
– Ты точно, – подтвердил Южалин, – а вот я нет. И Аня. А остальные да. Даже страшно с вами сидеть, вдруг тарелку отберете.
Тютюнников сказал педантично веско:
– Категории неуничтожимости цивилизации не для простого человека. Он постит фотки еды в соцсетях – это предел для его интеллекта. Наши категории для политиков сложноваты, им важнее лайки избирателей!
– А о том, – сказал Лавр, – как спастись от взрыва сверхновой, пусть другие думают.
Южалин проговорил с угрозой:
– Как раз думают. Но в этом мире политикам уже почти нет места. Гарольд Анатольевич, как отвлечь простейших хотя бы на полгода-год?
– Даже на полгода вряд ли, – ответил я. – На пару месяцев есть задумки. А там посмотрим, как повернется.
Он хмыкнул.
– Вот что значит футуролог! Как повернется… Может, просто монетку подбросим?..
– У монетки только два варианта, – напомнил я.
– Есть и третий, – напомнил он. – Может стать на ребро.
– Шанс есть, – согласился я, – но для нас и его нет. Жаль, нельзя организовать какой-нибудь чемпионат мира…
– Можно, – сказал Тютюнников рассудительно. – По футболу и хоккею чемпионаты прошли, но можно что-то еще демократичнее и народнее!.. К примеру, кто дальше плюнет, кто громче перднет!.. Ввести такое соревнование в олимпийскую программу и поставить на уровень чемпионата мира по футболу!
Диана сказала с укором:
– За столом…
Тютюнников смолчал, зато Карпов сказал с вызовом:
– А вот я в пердеже демократ! И либеральный либерал.
Иванченко проговорил с таким сомнением, словно уже начал работать над спущенной сверху задачей:
– Простейшие клюнут охотно, но как выкроить время на подготовку?
– На подготовку всемирного, – уточнил Уткин, – но уже сегодня с энтузиазмом начали бы тренироваться дома, во дворах! Запустим флешмоб, что нам стоит? Через недельку соберутся по районах, начнется отбор сильнейших. Народ на таком уровне всегда полон сил и креативности!.. Соцсети заполнятся роликами с наиболее эффектными плевками, пойдут соревнования, кто наберет больше лайков, у кого хлеще комментарии, прогноз на место по району и городу…
Диана взяла тарелку и отсела от него на другой край стола.
Тютюнников сказал с невеселой иронией:
– А что, нам бы отвлечь от баррикад, а там либо подготовим чемпионат мира и все уйдут с улиц к телевизорам, либо сменим вектор еще в чем-то…
Иванченко морщился, слушая, но когда повернулись к нему, вздохнул и сказал с брезгливостью:
– В самом деле, чем плевки в длину хуже футбола или боев без правил?.. Сказано же, человек должен развиваться разносторонне!.. Вот мы развиваем одну сторону, а простейшие – другую… Все справедливо.
– И будут два человечества, – сказал Тютюнников.
– А что? Может быть, так и получились кроманьонцы и неандерталы?
– Кроманьонцы истребили неандерталов, – жутким голосом произнес Уткин. – У нас останется тоже одно.
Все умолкли на долгую минуту, соображая, кроманьонцы мы или неандерталы, жить-то хочется, наконец Иванченко сказал невесело:
– От простейших начнет избавляться не Искусственный Интеллект, а мы сами успеем до того, как он скажет «cogito ergo sum».
– Если уже сегодня не избавятся от нас, – ответил Южалин жутко трезвым голосом. – Простейших больше. Но если у них не получится, то да, потом от них избавимся мы. Тут понятно, либо – либо.
Карпов сказал с горькой иронией:
– Когда бесполезники говорят, что их начинают вывозить в море и топить, то этим самым выдают свои потаенные желания, как бы сделали с теми, кто так мешают их счастливой жизни. С нами. Если кто еще недопонял.
Уткин буркнул:
– Свиньи под дубом… Диана, не смотрите так, это из Крылова. Не того, что рулит правыми консерваторами «Отечество», а дедушки.
– Его дедушки?
Он сдвинул плечами.
– Я не генетик, и вообще… Будь моя воля, в самом бы деле топил!.. Дело не в том, что бесполезники, мы в состоянии прокормить и побольше ораву, а вот то, что лезут командовать нами и указывать, что нам делать…
– Демократическое большинство, – сказал Уткин ехидно. – А ты что хотел?.. Пока эта устаревшая форма правления все еще в ходу, миром рулят те, кто управляют этой тупой и быстро звереющей толпой.
– Поменяем, – пообещал Карпов, но в его голосе я уловил все ту же безнадежность, что все сильнее охватывает некогда бодрых и уверенных хай-тековцев. – Если нам дадут. Сами брать ничего не умеем.
Они все чаще поглядывали в мою сторону, я понял, что пора что-то сказать, выдавил с натугой:
– Придется к новым реалиям приспосабливаться на ходу. Прежде всего, прекратим поставлять наверх непроверенную или недопроверенную информацию. Только после того, как убедимся в ее надежности.
Уткин понял первым, кивнул. В данном случае даже небольшая задержка может быть критически важной. А небольшую можем превратить в достаточно длинную.
Тютюнников сказал рассудительно:
– В самом деле, пора это дело прекратить… Недостойно рапортовать наверх о каждом нашем чихе! Приличнее только достоверную и проверенную информацию, основанную на идеально составленных графиках. Мы должны уважительнее относиться к товарищам наверху, они не должны разбираться в наших косяках!
Я видел понимающие улыбки, мы не просто коллектив, все подключены к общему отделу Облака, и пусть у всех свои запароленные уголки, но в остальном мы больше, чем группа сотрудников.
Глава 8
Встроенные в мозг чипы расшаривают наши возможности, но первые восторги у простого народа сменились разочарованием. Во-первых, приходилось долго и упорно учиться отдавать мысленные команды, а мозги у всех у нас недисциплинированные, попробуй в гуле всякой херни вычленить ясную мысль, понятную чипу!
Во-вторых, повторилась ситуация, как с первыми смартфонами, когда в мобильники начали всобачивать еще и диктофоны, сканеры и много чего всякого, многие тогда отказывались такие покупать, не желая переплачивать за лишние возможности, которыми не собираются пользоваться.
Я вот с помощью одного из чипов, к примеру, слышу запахи на уровне гончей собаки, это в девяносто тысяч раз мощнее, чем ощущает человек, и что мне от такой возможности?.. Усилием воли постоянно отключаю, и вообще не понимаю, кому это нужно из неспециалистов, разве что огороднику. Тот хоть по запахам сможет улавливать, какой участок почвы требует какой подкормки, а где не той породы червяки вылезают из-под земли…
Но, с другой стороны, хай будэ, вдруг да пригодится. Своя ноша не тянет. Чем больше возможностей, тем лучше.
На карте России видно, как простейшие постепенно усиливают влияние и все больше приобретают реальной власти. Через митинги, протесты, забастовки и уличные беспорядки начинают приходить во власть, сперва в местных муниципалитетах, районах, областях, а кое-где и губернаторы объявили, что поддерживают движение «Народной воли».
Евросоюз сдался неолудам первым. В Штатах только реднеки и воюют с простейшими, не для того основывали свое новое отечество, чтобы просто жить и поживать, а как же Великая Американская Мечта? Разве в том, чтобы пить и есть до отвала и жить вечно?
Восток и Азия некоторое время держались достойно, затем разом обвалились режимы в Саудовской Аравии и ряде стран, стремящихся к демократии, но понявших ее слишком уж прямолинейно.
Лучше других всех выстоял Иран. Помогло противостояние со Штатами, а также с Израилем, санкции закалили и ожесточили власть и народ, а так как движение неолудов началось в США и других демократических странах, то их идеи и требования для иранцев сразу сработали как изначально враждебные.
Судя по новостям, волны бесчинствующих захлестывают мелкие города, власть там чаще всего принимает их сторону, где под давлением, где достаточно охотно, все-таки высокие технологии грозят отнять у них власть, потому остановить мгновенье – самое лучшее решение и для стоящих у руля.
– Этих дней не смолкнет слава, – пробормотал Уткин, – не умолкнет никогда. Партизанские отавы занимали города… Как думаете, до Москвы доберутся?..
Мы, хоть и находимся в своих кабинетах, так эти места называются по старинке, чувствуем себя за одним столом, я не успел ответить, Тютюнников сказал громко и с горечью в голосе:
– В Москве своих хватает. Даже чересчур. Спасает то, что в Москве силовиков больше, чем в остальной России… Должны удержать. Как думаете, шеф?
– Первую волну удержали, – согласился я. – Но простейшим кто-то из их штаба подсказал взяться за самих силовиков. Дескать, в сингулярности уволят всех! Власть перейдет к искусственному интеллекту, а в полиции будут роботы. Так что мой прогноз вам лучше не знать.
Он посмотрел на меня почти с ненавистью, будто озвучь я более благоприятный прогноз, простейшие тут же поумнеют и будут вести себя законопослушно.
– Ох, накасандрите, шеф.
В моем черепе раздался объемный, словно под сводами ватиканского собора, голос Сюзанны:
– Сагиб, директор собирается позвонить вам… Сейчас.
Я спросил обеспокоенно:
– Он сказал?
– Нет, – ответила она еще быстрее, – но я решила, что вы должны быть в курсе, что он делает, а отслеживать его легко…
– Хорошо, – сказал я, – спасибо…
Договорить не успел, в комнате прозвенел, напоминая времена моей бабушки, мелодичный звонок, а на экране без предупреждения появилось крупное лицо Скурлатского, обвисшее и в глубоких складках, как у старого бульдога, глаза едва видны в щелях между набрякшими верхними и нижними веками, там еще и по три яруса налитых багровостью мешков в мелкой сеточке, похожие на рыболовные сети.
Взгляд его сразу впился в меня, спеша увидеть выражение лица до того, как приму то, что соответствует моменту.
– А-а, – сказал он с непонятным выражением, – уже работаете, Гарольд Анатольевич…
– Полдень, Макар Афанасьевич, – ответил я с упреком. – Здравствуйте, Макар Афанасьевич.
Сотрудники поспешно исчезли с экранов, делая вид, что там были только их тени, а Скурлатский, не обращая на них внимания, сказал со странным для него оттенком заботливости:
– Здравствуйте, Гарольд, – ответил он. – А то очень вы какой-то озабоченный, будто только что из постели.
Я не ответил, он прекрасно может мониторить все-все, что происходит в нашем здании и за любым рабочим столом, поинтересовался:
– Какие-то новости сверху?
Он покачал головой.
– Верхи не могут, низы не хотят, классический расклад, уже пройденный в истории. Я все хотел поинтересоваться, да все как-то момента не было…
– Макар Афанасьевич?
Он снова постарался заглянуть в глубину моих глаз, за которым у всех нас мозг, да и глаза всего лишь часть мозга, выдвинутого наружу, избравшего специализацией сбор информации и сканирование окружающего мира.
– Гарольд, – снова назвал меня по имени, – я не заметил, чтобы вы слишком уж обиделись, что начальником отдела я поставил Камнеломова, а не вас… Хотя должны были. Как-никак вы ярче, ваши работы ценят…
Я ответил сдержанно:
– Вам виднее, Макар Афанасьевич.
Он ответил невесело:
– С высоты моего возраста виднее многое… Но вы могли бы догадаться и сами. Или нет?
Он смотрит с экрана очень внимательно, словно сидит напротив. Я напрягся, момент непростой, ответил очень сдержанно, даже скованно:
– Догадываюсь… но это слишком тревожные догадки. А я хочу быть оптимистом.
– Хорошо, – проговорил он, – хорошо.
Я уточнил:
– Предполагали подобное?
– С вашей настойчивой подачи, – ответил он. – Это не комплимент, вы меня не сразу убедили, что развитие событий приведет к такому финалу. Потому я…
Он умолк, взглянул на меня с вопросом в глазах. Я понял, что предлагает мне продолжить, чтобы понять, как именно оценил это я, потому ответил без особой охоты, даже с усилием:
– Потому вы решили поставить во главе хорошего, но недалекого специалиста, чтобы в глазах общественности снизить рейтинг значимости вашей организации.
– Вашей, – поправил он. – Мой институт в целом на высоте и вполне лоялен в глазах проверяющих инстанций. Но мы с вами знаем, прогресс двигают не институты, а небольшие отделы внутри этих организаций, где большинство работает впустую. Я постарался всего лишь снизить значение вашего отдела в глазах общественности и всяких там проверяющих и мониторящих органов.
– Значит, – сказал я, – вы уже тогда…
– Но вы хорошо сказали, – заметил он. – Точно и без лишнего самоуничижения. Знаете себе цену. Да, нужно было не привлекать внимание… даже отвлечь, если вдруг кто и зачем-то. Только мы, ученый люд, знаем, в нашу среду идут за авторитетом, а не за высокой должностью. Потому неважно, кто как бы начальник. Зато внимания у противника и просто недоброжелателей к вам было меньше. И продержаться удастся дольше. Может быть, вообще минует чаша сия…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: