Фарамунд

Франки вторглись в эти края совсем недавно, поколение тому. Римские легионы из самого Рима на какое-то время приостановили победное шествие франков, однако стоило легионам уйти, как в здешних дремучих лесах снова собрались отряды отчаянных голов, что продолжили натиск на юг, а по пути жгут и рушат римские строения.

Он лежал, прислушивался к коням, в голове медленно укладывались эти разрозненные сведения, состыковывались. Осталось только найти то местечко, откуда выпал он…

– Фарамунд! Мигом позови Таранта! И быстро к хозяину!

Фарамунд поспешно вскочил. Он по-прежнему спал в конюшне, кони справа и слева, снизу – сено, но теперь у него были настоящие кожаные латы, что изготовил для него Гнард Железный. Когда тот узнал, что новичок сразил в поединке двух лучших бойцов, Гнард уважительно присвистнул, отложил потертые латы Теда, а для этого северного дикаря выкроил новые, утолщенные, точно по его развитой фигуре. Пояс ему отдали с убитого Гургена, а меч разрешили взять у его сраженного соратника: длиннее, закалка умелая, а что тяжеловат, так для кого-то и ложка тяжелая.

Фарамунд доспехи принял с гордостью и тайной надеждой, что Лютеция на воина уронит более благосклонный взор, чем на младшего конюха…

Тарант, низкорослый, в плохо подогнанных латах, с двумя ножами на широком поясе и двуручным топором, был простецким, дружелюбным и единственным, с которым Фарамунд хоть и не сдружился, но хотя бы жадно общался, вызнавал все о мире, в котором очнулся.

Сейчас вдвоем, еще сонные, поторопились через двор. Перед дверью, за которой находились покои Свена, на подстилке похрапывали двое в латах и с мечами в руках. Они подпирали телами дверь, так что к хозяину не ворваться, не разбудив. Остальные воины, как уже знал Фарамунд, спят в огромном сарае напротив главного дома.

Тарант попинал одного, тот зарычал, пальцы стиснулись на рукояти меча.

– Зови хозяина, – велел Тарант. – Если он изволит нас видеть, то пусть хоть небо упадет на землю…

Дверь распахнулась, а страж, не успев подняться на ноги, отлетел от толчка к противоположной стене. Свен стоял в дверном проходе, огромный, всклокоченный. Широкие плечи задевали дверные косяки. С каждым днем он казался все угрюмее, широкая морда раздвигалась шире, а массивная фигура бойца заплывала жиром. Из его покоев теперь несло вином, словно хозяин бурга мыл им полы.

– Ну, – промычал он свирепо, – что-то медленно ползаете, черепахи…

– Хозяин, – заикнулся Тарант, – да мы сразу…

– Медленно, – отрубил Свен. – Все медленно!.. А другие – не спят, не спят.

Фарамунд молчал, а Тарант сказал угодливо:

– И мы не спим, хозяин. Только скажи, что надо сделать, все сделаем.

Свен смерил его угрюмым взглядом, повернулся к Фарамунду. В глазах хозяина крепости было сомнение, но когда заговорил, голос прозвучал привычно властно:

– Вы отправитесь за реку. За тем лесом какое-то строительство. По слухам, Багровый Лаурс решил осесть в тех местах. Сейчас согнал людей, чтобы быстро соорудили ему крепость. Я хочу, чтобы вы разузнали все, что там делается.

Тарант спросил осторожно:

– Вы хотите… чтобы мы понаблюдали… издали?

Свен поморщился:

– Я и так знаю, что там делается. Мне важно узнать, что внутри. Сколько мечей, конников, лучников. Могут ли выдержать, если навалимся всеми силами. Как настроены селяне, окажут ли помощь?

– Помощь в набеге? – спросил Тарант еще осторожнее.

– Дурак, какой набег на бург?

Тарант поспешно поклонился:

– Все сделаем, хозяин. Можно идти?

– Идите, – разрешил Свен. – Там в амбаре возьмите по мешку орехов. Вроде бы на продажу несете…

Небо оставалось в тучах, но сегодня они поредели, поднялись к самому своду. Иногда даже угадывалось, в каком месте двигается по ту сторону туч слабый огонек. Там светлело, туча ненадолго становилась вовсе оранжевой, затем сияние гасло, а здесь на земле снова повисали почти сумерки.

И все же лес стоял нарядный и светлый. Фарамунд замечал по дороге стайки птиц, любопытную белку, но не раз видел и зеленые волосы лесных существ, что из-за веток следили за ними большими блестящими глазами. Следовало отвернуться и сделать вид, что не заметил, иначе месть хозяев леса могла быть нехорошей.

Не раз замечал он быстро тающий на зеленом толстом мху отпечаток босой ноги с тремя пальцами, видел промелькнувший над дальними кустами зеленый гребень. Даже запах донесся странный, словно бы повеяло свежестью муравьиной кислоты, только муравьев поблизости не было.

Чуткий слух улавливал затаенный смех, почти человеческий, как однажды в бурге ночью он услышал далекое ржание, долгое и протяжное. Можно бы принять за ржание коня, но какой конь в чаще, если не тот, который с одним рогом на лбу и который подпускает к себе только девственниц?

Даже деревья в роще, через которую пробирались в сторону владения Багрового Лаурса, были непростыми: настолько толстые, с наплывами, с выступающими из-подо мха потемневшими от солнца корнями, что он не сомневался: почти в каждом живут местные боги, равнодушные к людям, но свирепые и могучие. Нужно идти по своим делам, не ломать ветви, не плевать в огонь и не мочиться в удивительно чистый ручей под этими исполинами, и тогда на тебя не обрушится гнев местных богов. Они вообще не обратят внимания, у богов своя жизнь, это людям до всего есть дело.

Фарамунд шел следом за Тарантом, тот велел идти на пять шагов сзади. Да ближе и не стоит: отведенная ветка всегда норовит хлестнуть именно по глазам. Тарант то насвистывал, то напевал, веселье из него било ключом, только что не пританцовывал.

Но когда деревья начали расступаться, за ними открылся простор, он остановился, пробурчал:

– Если нашему господину и стоило напасть, то надо хотя бы на недельку раньше!

По сторону деревьев начиналась и тянулась чуть ли не до горизонта ровная долина. Тысячи сгорбленных людей выходили из широкой земляной ямы в две цепочки. У всех на спинах либо мешки с землей, либо хворост. Невысокий, но достаточно широкий холм окружал широкий ров, а сверху уже белела остроганными бревнами стена.

Что показалось Фарамунду непривычным, так это стена, что окружала бург сплошным кольцом. А сам бург, хорошо видный отсюда, с возвышения, просто бург, хотя зданий вдвое больше, чем у Свена. Вдобавок по всему периметру вырыт ров, а на образовавшемся валу сейчас ставили частокол. Для кольев использовали высокие ошкуренные бревна. Ветер донес запах свежей смолы.

– Это уже совсем не по-нашему, – пробурчал Тарант. – Либо он не франк вовсе… и не гепид или что-то нашенское, а вовсе чужак из дальних земель… либо страшный трус! Где это видано – обносить бург еще и стеной?

За стеной бурга просматривались крыши, тоже белые, даже не просмоленные по торопливости. Две группы плотников спешно заканчивали навешивать тяжелые створки городских ворот.

– Они насыпали холм на ровном месте, – определил Тарант. – Я не был здесь, но… чую. К тому же землю вокруг выбрали, так что еще и дополнительный ров. Через пару дней поставят подъемный мост. Тогда уж точно с ходу не ворвешься!

– А стоит врываться? – спросил Фарамунд.

Тарант поскреб затылок:

– Говорят, Багровый сумел ограбить немало торговых караванов… Еще когда те здесь ходили. Так что есть чем заплатить даже этим земляным червям, что вон роют для него. Столько народу силой не нагонишь! Силенок даже у конунга не хватит… Здесь леса любую армию спрячут. С другой стороны, насчет богатой добычи каждый брешет. Сам Багровый брешет, да и остальные брешут. Так что не знаю.

– С другой стороны, – тихо сказал Фарамунд, – ведь Свену не богатство надо, верно? Если он захватит эту крепость, то народ будет искать у него защиты? И тогда все деньги снова к нему вернутся.

Тарант взглянул с уважением:

– А говоришь, мозги отшибло. Соображаешь!

Солнце сразу припекло плечи, он подумал вяло, что несчастным с мешками приходится еще хуже, но смолчал.

Они попятились, сделали круг, чтобы выйти на дорогу, а уже оттуда побрели к бургу. Удалось догнать повозку, в корзинах обеспокоенно квохтали куры, повизгивал связанный поросенок. Селянин дремал, кнут едва не выпадал из рук. Фарамунд хотел пристроиться на телеге, но Тарант дернул за рукав, шепнул:

– Не стоит.

– Почему?

– Начнет расспрашивать, то да се. Не люблю врать!