Придон

– Что это было? – вскрикнул кто-то в жуткой тиши.

– Это был знак богов, – ответил Вяземайт.

– Что он значит?

– Боги избрали другого тцара.

Он выбрался из толпы, взял из рук оруженосца повод, рядом мелькали красиво обнаженные до пояса мускулистые тела воинов, люди поспешно прыгали в седла. Вяземайт повернул коня и помчался из стольного града.

Земля грохотала под копытами, обезумевший Придон несся на быстром, как птица, коне, проклиная его черепашью скорость. Следом торопились Аснерд и Вяземайт, но быстро отстали на своих тяжелых конях. С ними мчалось около тысячи удальцов, что в тот миг оказались в седлах.

Арса выросла стремительно, дома распахнулись, словно раздернутый в стороны полог шатра. Они ворвались, как брошенные баллистой камни, Аснерд ахнул, Вяземайт ощутил, как и его тряхнуло. Отсюда всегда открывался вид на городскую площадь, а дальше взгляд с разлета ударялся о суровость гранитных стен могучего дворца тцаров Арсы. От этого дворца всегда веяло несокрушимостью, но сейчас взгляд свободно скользнул дальше, пока не достиг мелких домишек на дальнем холме. Да еще, если опустить взор, ветерок колышет пыль над грудой обломков, изломанных каменных глыб, расколотых, разбитых, едва ли не растертых в щебень неведомой и страшной силой.

По этим камням ходили и ползали на четвереньках люди, ложились, пытались заглянуть в щели, совали туда руки.

Придона сорвало с коня будто сильным ветром. В следующий миг он был уже на развалинах, хватал огромные камни и с нечеловеческой силой швырял в сторону площади, кричал, звал брата.

Аснерд и его воины оставили коней, со всех ног бросились на помощь. Вяземайт покачал головой, на душе было гадко. Перед глазами все тот же счастливый смеющийся мальчишка, каким больше всего запомнил Скилла. Еще хорошо помнил младенца, его тоже держал на руках и передавал матери, что пыталась тайком от мужа совершить тайный обряд, сделать Скилла неуязвимым для любого оружия и всего-всего на свете, а даже дать ему полное бессмертие…

Он тогда помешал довести этот обряд до конца, вызвав Осеннего Ветра, ибо что-то смертельно пугало его, мудрого и заглядывающего далеко вперед волхва. Он всегда покрывался холодным потом, представляя появление среди людей абсолютно неуязвимого человека, и вот только сейчас до холодной дрожи во всем теле ощутил, насколько тогда был прав. Скилл, как он видел, успел стать неуязвимым. Его не брало никакое оружие, ведь у него на глазах в обнаженную спину тцара-героя швыряли дротики, ножи, пытались всадить острые копья…

От развалин донесся ликующий крик, его снова прошибло холодным потом: перед глазами встала страшная картина: неуязвимый и без единой царапины Скилл поднимается из развалин, он в ярости, отдает жуткие приказы, и никто уже не в силах спорить с бессмертным…

Радостный крик затих, человек, которого вытащили из развалин, умер, не приходя в сознание. Придон с удвоенной силой расшвыривал камни, по рукам текла кровь, ногти уже сорвал, щеки блестели от слез, он рыдал в голос, лицо кривилось. Аснерд сочувствующе сопел и старался перехватить самые тяжелые глыбы.

Каменный холм удалось разобрать только к утру следующего дня. Придон, с сорванной на руках кожей, измученный и полуослепший от слез, приподнял гранитную глыбу и увидел кончик пурпурного плаща. Он закричал сквозь рыдания:

– Скилл!.. Я здесь!.. Не умирай, я уже здесь…

Как безумный, он расшвырял камни, не заботясь, на кого упадут, убрал последнюю плиту. Скилл лежал вниз лицом, Придон торопливо перевернул его на спину, секунду всматривался в неподвижное лицо, поднял голову и закричал нечеловеческим голосом.

На Скилле по-прежнему ни царапины. Если бы не почерневшее от удушья лицо, можно бы подумать, что он просто заснул. Люди вокруг него раздавлены в лепешки, все вокруг пропиталось кровью, но неуязвимый Скилл просто… задохнулся.

Придон схватил Скилла, прижал к груди. В глазах было отчаяние, он вскинул взгляд к небу. Даже каменный Аснерд вздрогнул от страшного крика:

– Боги!.. Возьмите мою жизнь, верните ему!..

Вяземайт сказал с осторожной строгостью:

– Не кощунствуй. Боги сами знают, что делать.

– Но он – лучший! – прокричал Придон. – Как смогу я смотреть в глаза его жене?

Вяземайт удивился:

– Куявке?.. да, конечно, она его жена, если ее избрал Скилл… Однако же, гм…

– Что?

– Да так… Придон, разожми руки. Отпусти… нет, дай его нам! Скилла надо омыть и облачить в тцарские одежды. Он был великий и достойный тцар… и похороны его ждут самые… величественные.

Придон вскрикнул сквозь рыдания:

– Я не пойду! Я не смогу быть на его тризне…

– Почему? – Потому что я… я – убийца!

Аснерд сказал строго:

– Несчастный случай!.. Землю иногда трясет. Редко, но такое бывает, спроси у стариков.

– Несчастный? – вскричал Придон. – Но это я, я его убил!.. Я его начал убивать, еще раньше, когда я…

Он запнулся, теперь показалось, что убивать родного брата начал раньше, еще раньше. Еще когда бросил обидные слова там, в Куябе, у дома той женщины… или даже раньше, когда дерзил, когда спорил, когда не слушался старшего, мудрого не по годам и в то же время отважного брата. Боль вошла в него, как огромный нож входит в тело мелкой рыбы. Он задохнулся, закричал, слезы брызнули из глаз. Он ухватился за голову, и целые пряди волос остались в скрюченных пальцах, когда поднес кулаки к лицу.

Прибежала Блестка, вместе с Аснердом подхватили с двух сторон, увели. Придон не сознавал, куда ведут, тело сотрясала дрожь. Он чувствовал огромный, как льдина, холодный нож, распарывающий его внутренности, кричал, и воины на конский переход в округе цепенели, слыша этот нечеловеческий крик.

Аснерд впервые пожалел, что в Артании запрет на вино, сейчас бы одурманить Придону голову, пока не умер от горя. Лицо почернело, словно и его давит удушье, он хрипел, горло раздулось и посинело, глаза смотрят незряче, а сам лежит, отвернувшись к стене шатра, оглохший и ослепший к этому миру.

Вяземайт исчез, словно страшась вспышек гнева страдающего героя. Аснерд, напротив, почти не покидал шатер, а отлучаться начал, когда прискакал Олекса. Олекса день и ночь сидел у ложа Придона, отгонял лекарей, ибо горечь в душе не излечишь травами да настоями.

Придон все глубже и глубже погружался в серый бесцветный туман, вязкий и сначала теплый, затем все холоднее и холоднее. Тело остывало, сердце замедлило удары настолько, что почти не слышал, мысли и образы текли вяло, тускнели, теряли краски. Он в полном безразличии понимал, что уже скоро наступит забвение. Он очнется в другом мире, где Скилл обнимет его, как младшего неразумного братца, поймет и простит, он же сильный, великодушный и все понимает…

Совсем в другом мире иногда звучали голоса. Сперва узнавал, потом перестал в полнейшем безразличии даже слышать. Это все останется здесь, а он скоро увидится с братом, погибшим по его вине.

Однажды все-таки услышал и узнал голос, чересчур громкий, поморщился: Олекса спорит с кем-то, защищая его, Придона. А тот, кто кричит на Олексу… это же Аснерд, отец Олексы… И еще он ощутил, что сильные безжалостные руки тормошат, трясут, выдирают из спасительного забытья. Придон зарычал в злобе, в том подернутом красноватой дымкой мире он снова скачет на лихом коне рядом с веселым и заботливым Скиллом, могучие руки старшего брата подхватывают и сажают на коня, сердце замирает от страха и восторга, а над ним звучит мощный заботливый голос: не бойся, я всегда рядом…

– Придон!.. Вставай, Придон!

Он зарычал снова, ласковый теплый мир поблек, сквозь него проступили угловатые черты этого, жестокого и несправедливого. Сверху нависало крупное лицо, похожее на грубо обработанную молотом скалу.

– Придон!

Стон вырвался из груди, ладони метнулись к лицу, но Аснерд перехватил, отнял и прямо посмотрел в глаза.

– Придон, в Степи беда. Только ты можешь что-то сделать, остановить, спасти! Вставай, побыстрее вставай…

Его подняли на ноги, он с трудом сделал несколько шагов, поддерживаемый под руки. Яркий свет ударил в глаза, ослепил. Придон застонал, закрыл ладонями лицо и попятился. Аснерд недовольно крякнул, как мог забыть, что Придон уже неделю лежит с закрытыми глазами в шатре, где полог закрыт постоянно, чуть ли не зашит, удержал за плечи, прогудел в ухо:

– Скоро пройдет. Смотри пока под ноги. Не спеши…

– А что в Степи?

– Начинается смута. Канивец и Шульган уже объявили, что не признают тебя тцаром. За ними увел своих людей и Норник. Придон, надо действовать быстро.

Послышался конский топот. Из-за шатров выметнулся жеребец в яблоках, всадник увидел их и резко повернул коня к ним. В ярком солнце блеснули длинные серебряные волосы, такие редкие среди черноголовых.

Он, как услышал последние слова Аснерда, прокричал еще издали: