Придон

Правда, беглецов оказалось в несколько раз больше, чем рассчитывали. В городах и селах, куда артанам, похоже, не добраться, ибо с гор эти города прикрывают своей страшной мощью башни чародеев, скопилось великое множество как знатных мужей с семьями, так и простого народа. Только первые недели горожане ликовали, сбывая втридорога хлеб, сыр, мясо, предоставляя кров, но очень скоро города и села стали задыхаться от наплыва бежавших от ужасных артан.

Свободные съестные припасы кончились с ужасающей быстротой, местные уже не могли дать ни крова, ни корма. В таких переполненных местах сперва голодали, даже мерли безропотно, это касалось простолюдинов, но то ли отчаяние виной, то ли слухи о вольных духом артанах, но одни по-прежнему смиренно мерли от голода, другие начали силой отнимать еду. На них смотрели с ужасом, но нашлись и подражатели. Эти выживали, вокруг них начинал собираться народ, глядя со страхом и надеждой. Эти вожаки уже начинали отбирать еду и кров не только для себя, но и для своих людей.

По дорогам все тянулись исхудавшие переселенцы, но быстро подкрался общий голод, неизбежный даже в самой богатой стране, когда начинает лютовать война. По ночам в лесах близ дороги горели костры, где грелись несчастные, но нередко утром там находили уже только застывших людей. Даже прямо на дорогах встречались объеденные волками трупы и обглоданные кости коней. Зверья расплодилось невиданно и как-то враз, чуть ли не в один день. Волки по численности возросли вообще чрезвычайно, без страха входили ночами в села, врывались в хлевы, резали скотину. А потом, обнаглев до чрезвычайности, начали приходить и средь бела дня, скреблись в двери и ломились в закрытые ставнями окна.

В городах появились ясновидящие, вокруг которых всегда собирался народ и жадно слушал. Всяк зрел в откровениях, посланных от богов, огонь и великие потрясения, что охватывают всю Куявию. Многим небо посылало видения, что даже башни чародеев рушатся и превращаются в пыль, что вообще-то немыслимое дело, другие пророчествовали о войнах со Славией и Вантитом, им верили, ибо только дурак не воспользуется смутами и раздорами. Еще до нашествия артан страна трещала от распрей между могущественными родами, когда всяк жаждал возвыситься, притесняя другого, когда у каждого знатного мужа свои крепости и свое войско, каждый день стычки на границах своих земель, к Тулею летят жалобы и наветы, но до него далеко, так что меч в крепкой руке – самое надежное дело…

В землях ягеллов, которые лежали перед Придоном, как раз и шла тягчайшая вражда, не раз окропленная кровью пограничных стычек, между ягонцами и ягерцами, древними и могущественными родами, чей род якобы восходил к самому Яфету, но затем терялся в веках, и вот сейчас древняя кровь героев проснулась в потомках. Причем каждый уверял, что только он истинный потомок, а противник – ублюдок от кобылы и шакала, власть и богатство добыл подлостью и хитростью, тут же оба перечисляли все эти подлости и хитрости, что в обоих случаях было правдой, ибо какая же это подлость, если привела к вершине могущества?

За пять конных переходов, между огромным ополчением, где на должность полководца избрали наконец Долонца, и десять переходов от стольного града Куябы расположился воинский стан Одера, известного полководца, мало привечаемого во дворце, но почитаемого войсками кордонов.

Огромный угольно-черный дракон сделал над этим станом три полных круга, прежде чем там утихомирили насмерть перепуганных коней. С загривка дракона размахивал руками человек с надвинутым на глаза капюшоном. Наконец из пурпурного шатра с прапорцем на вершинке вышли два человека, один из них, массивный гигант с грубым невыразительным лицом, всмотрелся, крикнул изумленно:

– Так это же Иггельд!..

Второй, осанистый мужчина с высокомерным холеным лицом, сказал язвительно:

– Благородный Антланец, вы полагаете, мне это что-то говорит?

– Прошу прошения, благородный Одер, – буркнул Антланец, он посмотрел на «благородного» так, вроде усомнился: позволить ли ему чистить себе сапоги. – Откуда вам, равнинникам, знать наших героев?.. Я имею в виду, настоящих героев? Прикажите своим олухам убрать мечи в ножны. И пусть никто не двигается.

– А что будет?

– Это мой хороший друг. Второй тоже… но прожорливей.

Не дожидаясь ответа от главнокомандующего, он грузно выбежал на открытое место, замахал обеими руками. На фоне чистого синего неба угольно-черный дракон выглядел особенно страшным, даже брюхо отливает металлом, и сразу понятно, что никакие стрелы, мечи или топоры не пробьют эту чешую толщиной с подошву. Когда исполинские кожистые крылья попадали под прямые лучи солнца, они вспыхивали пурпуром, словно свежепролитая кровь, а когда солнце смещалось, крылья были цвета застывающей крови, и сердца всех внизу сразу начинали сжиматься в страхе при виде такого зловещего предзнаменования и такой несокрушимой мощи над их головами.

Дракон чуть снизился, человек с загривка махнул рукой, что-то указал, дракон пошел косо вниз. Устрашенное войско, не двигаясь – Одер успел подать знак всем застыть, – наблюдало, как ужасающего вида зверь пролетел над землей, выставил вперед крылья, те трещали от натуги, сам дракон откинулся назад, как конь, пропахал землю всеми четырьмя и толстым хвостом.

Наездник торопливо соскользнул с загривка. Навстречу уже бежал Антланец с распахнутыми объятиями. Они обнялись со стуком столкнувшихся бревен, Антланец довольно взревывал, мял плечи Иггельда, колотил по спине, потом оттолкнул и всмотрелся в смущенное лицо.

– Ты удивил, – проревел он густым басом, – удивил… Вот уж я не ожидал!

– Моего Черныша надо покормить, – сказал Иггельд торопливо. – Как у вас с едой? Лучше всего – сырым мясом. Но ест и копченое. Только солонину не стоит…

– Заболеет? – спросил Антланец деловито. – У нас лекари мертвого поднимут!

– Нет, будет ходить следом и клянчить. Все звери почему-то шалеют от соли. Но я не ради еды сюда. Увы, мне сверху хорошо все видно, а лучше бы не видел…

Антланец прервал:

– Погоди-погоди!.. Твой дракоша без тебя часок перебьется? Пойдем в шатер командующего. А то у него такие орлы в лазутчиках, что правую руку от левой отличить не могут. До сих пор не можем понять, где же артане.

Иггельд оглянулся.

– Хорошо. Но сперва накормим Черныша.

– Это святое дело, – сказал Антланец серьезно. – Сперва коней, потом сами, затем пленников…

– Шутишь? Откуда у вас пленники?

– Шучу, шучу, что-то у тебя совсем плохо с юмором. Эй, Гавкало, Третяк, Цвигун!.. Быстренько собрать свежего мяса. Быстренько, я сказал! А то вас самих скормлю этой птичке. Иггельд, он человеков ест?.. Вот и хорошо, а то я собирался тут парочку уволить…

Последние сто шагов мясо пришлось нести на себе, кони храпели, тряслись, ближе к дракону не приблизились. А он рассматривал их в упор и облизывался. В его пасти пусть не свободно, но все же поместилась бы лошадь. Антланец, если честно, сам покрывался гусиной кожей, близко к морде не подходил, Иггельд свалил огромные куски мяса прямо перед драконом, отряхнул ладони.

– Теперь это его займет надолго.

Антланец с беспокойством оглянулся.

– А потом? Пойдет жрать наших?.. Я почему спрашиваю, мои стоят с того боку. Вот если бы ты сел чуть левее, там этот скотина князь Ежеван со своей родней…

– Не тронет, – успокоил Иггельд. – Думаешь, я бы так его оставил, будь хоть чуть-чуть не уверен?..

Перед шатром уже стоял в ожидании великий князь Одер. Крупный, с удлиненным благородным лицом и благородными сединами, на лице та спесь, что появляется у человека, рожденного, как говорят, повелевать, то есть в удельном княжестве, где не видят более высокого правителя, чем собственный отец, и когда отпрыск уже знает, что следующим правителем будет он, тоже князь и тоже удельный.

Антланец отвесил небрежный поклон, Одер поморщился, но стерпел, ведь Антланец – горец, дикарь, что с него возьмешь. Иггельд, следуя высокородному земляку, тоже поклонился недостаточно почтительно, Одер поморщился снова, но опять же промолчал. Правитель большого войска должен обращать внимание только на важные мелочи.

– Дорогой друг, – сказал Антланец Иггельду, – это вот благородный Одер, ты о нем, конечно же, слышал. Или слыхал. А то и слыхивал. Благородный Одер, позвольте представить вам моего доброго друга Иггельда…

Иггельд вновь поклонился, но Одер видел по глазам этого молодого богатыря, что имя «Одер» ему ничего не говорит, что вообще-то странно, ведь Одер входит в десятку самых могущественных людей Куявии.

– Прошу в шатер, – пригласил Одер. – Я велел накрыть стол…

Иггельд сказал торопливо:

– Пировать некогда, я передам то, что увидел, да мы улетим снова. У нас много дел.

Одер сказал суховато:

– За столом и поговорим, дорогой друг.

Он наконец выбрал форму, как обращаться к этому незнатному, но благодаря дракону достаточно могущественному человеку. По крайней мере, обладающему мощью, хотя, по его виду, он сам еще не понимает своей силы.

Стол в огромном шатре занимал половину площади. Слуги торопливо расставляли изысканные кушанья, дорогие вина, в центре стола появилась ваза с редкими цветами. Одер широким жестом пригласил за стол. Антланец не заставил себя ждать, лавка заскрипела под его тяжелым телом, он вытащил из-за пояса нож и сразу отхватил почти половину жареного гуся.

Одер поморщился, на Иггельда взглянул благосклоннее, тот не решился сесть раньше, чем сел сам Одер, за еду не хватается, вопросительно смотрит на Одера.

– Ешьте, пейте, насыщайтесь, – пригласил Одер радушно. – Дракон накормлен, пришла ваша очередь… Так что вы увидели с высоты? Наверное, это удивительное зрелище…

Антланец фыркнул:

– То же самое, что смотреть с горы. Я из окна своей крепости далеко внизу вижу этих мошек, именуемых людьми! А на драконе… гм… то же самое, как если бы гора подо мной летала.

Иггельд кивнул:

– Да, похоже. Так вот, я два дня тому пролетал над воинским станом наместника Долонца. Все было как обычно, даже готовились к бою. По ту сторону накапливались артане. Их было впятеро меньше, они высматривали брод. Наши войска, судя по всему, готовились запрудить их телами реку.

Одер хмурился, покряхтывал. Долонец успел собрать войска раньше и выступил раньше. Теперь он первый примет бой, и, если разобьет артан, вся слава победителя достанется этому прохвосту. А он, благородный Одер, оказался на второй линии обороны! И все лишь потому, что медленно собирались его вотчинники, обнаглели, слишком отпустил им вожжи.